Стайлз пришел в себя в неглубокой могиле где-то в глубине леса. Он жадно вдохнул, наполняя легкие воздухом в первый раз за долгие недели, и закашлялся. Он был почти полностью обнажен: кроме его боксеров, на нем ничего не было. Его бледная, холодная и влажная кожа была измазана грязью и кровью; он был наполовину погребен в холодной грязи, каждый вдох обжигал легкие, атрофировавшиеся мускулы сводило судорогой. Все болело. Глубокие тени заповедного леса Бикон Хиллс казались ослепительно яркими, опаляя глаза Стайлза. Он закричал от боли, соскребая с себя грязь, отчаянно пытаясь избавиться от пытки, которую испытывал каждый из его органов чувств. Тишина леса оглушила его, в то время как мерцающее облако искорок вспыхнуло, словно фейерверк, перед его крепко сжатыми веками.
Он медленно приходил в себя, его отчаянные, душераздирающие крики сменились глухими всхлипами; он продолжал привыкать к окружению в некоем смятении. Его тощая рука наткнулась на что-то мягкое, и, открыв глаза, Стайлз увидел прядь грязных светлых волос, пропущенных через его длинные пальцы. Взглядом он провел по локону вверх, где он обрамлял бледное лицо. Мягким движением он откинул спутанные светлые волосы в сторону и уставился в туманные, стеклянно-мертвые глаза; воспоминания нахлынули на него.
– Знаешь, то, что ты сейчас делаешь, довольно забавно, мм? Ты смотришь только в мои глаза.
– Это забавно?
– Ну, да. Потому что ты смотришь так, словно ты стараешься не смотреть больше никуда. Но тебе же хочется, не так ли? Такой хороший, длинный взгляд.
– Вовсе нет, нет.
– Оу, так дело только в моих глазах?
– Да. У тебя красивые глаза.
– У меня все красивое.
– И наконец обретенная уверенность в себе. Мои поздравления, Эрика.
– Эрика… – прохрипел он, горло его все еще было пересохшим. Она была раздета до нижнего белья, как и он, но, когда он осторожно расчистил грязь вокруг, он понял, что девушка была рассечена пополам, нижняя часть туловища отсутствовала, и часть внутренностей свободно лежала на земле. Стайлз слепо рылся в грязной почве в поисках второй части тела, но еще одно видение окутало его, стоило его руке коснуться холодной плоти.
– Я сказал 'полсотни'.
– Правда? Я… я помню 'двадцать'. Не знаю. У меня очень хорошая вербальная память, и я помню 'двадцать'. Я помню этот узнаваемый слог ‘два’. 'Два-адцать'.
– Я сказал 'полсотни'. Со звуком ‘со’. Чувствуешь разницу? Я могу показать тебе пару других слов с таким звуком…
– Оу. Нет-нет-нет. Думаю, я начинаю вспоминать. Может, я перепутал его с ‘со-о-рок’.
– …
– Ну же, Бойд. Ты видел, на каком разваливающемся джипе я езжу?
– Ты видел разваливающийся автобус, на котором езжу я?*
– Бойд, – он быстро отбросил в сторону ком влажной земли, заваливший тело парня, и положил его рядом с Эрикой. Он также был разрублен надвое, его торс был обнажен. Порывшись еще, Стайлз нашел все части их тел и выложил их рядом друг с другом. Они выглядели такими маленькими и юными, обнаженные и искалеченные. Он сел в грязь, уставившись пустыми глазами на трупы, пытаясь вспомнить, что произошло.
– Я в порядке. Да, в порядке, не считая бессонницы, провалов в памяти, постоянного переполняющего меня изнурительного чувства, что что-то ужасное вот-вот произойдет.
– Это называется 'сверхнастороженность'**. Постоянное чувство опасности, нависшей над тобой.
– А что, если будет только хуже? Что если сейчас это просто агония, а потом… Потом будет просто ад?
– Тогда подумай о том, что когда-то говорил Уинстон Черчилль: “Если ты идешь сквозь ад – продолжай идти”.
– “Человечество”. Это слово должно много значить для всех нас в эти дни. Мы не имеем права быть ослепленными незначительными различиями. Мы объединимся во имя общих интересов. Возможно, это совпадение, что сегодня – Четвертое Июля, и вы снова будете сражаться за нашу свободу… Не из-за тирании, притеснения или преследования… но из-за уничтожения. Мы сражаемся за наше право жить. Право существовать.
– Это будет не очень хорошо, не так ли? Ну, я имею в виду, люди будут кричать, убегать, спасая свои жизни, всякие там убийства, кровь, членовредительство… это довольно плохо?
– Похоже на то.
– У вас талант представлять яркие образы, мистер Стилински. Позволь мне обрисовать свой собственный. Скотт МакКолл находит своего лучшего друга истекающим кровью и избитым до полусмерти. Как оно звучит?
Стайлз вспомнил. Он, вздрогнув, вспомнил град ударов, обрушившийся на него, глухой звук удара его головы о бетонный пол – каждый раз, когда его сбивали с ног. Он вспомнил тот момент, когда он уже был неспособен подняться, когда голова кружилась, а тело нещадно болело. Он помнил насмешки охотников, которые шли под безумным знаменем Джерарда, когда они раздели Эрику и Бойда до нижнего белья, чтобы беспрепятственно играть их серебряными ножами и электрошокерами. Он вспомнил упрямое молчание Бойда, избиваемого охотниками, который, впрочем, кричал так же громко, как Эрика, когда мучителям наскучил его стоицизм и они принялись за нее. Им это понравилось.
Стайлз вспомнил момент, когда один из охотников решил узнать, что будет, если подключить человека к электрической ловушке для волков. Его крики эхом разносились по ночному лесу, когда он вспомнил мерзкий жужжащий звук и запах паленого мяса. Он вспомнил тягучую боль осознания, что это был запах его собственной обожженной плоти, и с трудом подавил рвотный позыв. Та пытка длилась вечность. Охотники даже не задавали вопросов – для них это было игрой. Развлечением. Он вспомнил, что, когда всё кончилось, все трое подростков были слишком измучены и разбиты, чтобы реагировать на что-либо. Тогда их вытащили к черному внедорожнику и небрежно бросили на брезент, как дурно пахнущий мусор, способный испортить обивку машины. Их вывезли в дальнюю часть леса, находящуюся в милях от города, даже за пределами территории Хейлов.
Стайлза заставили смотреть, как Джерард торжественно вынул свой меч из ножен, как оборотней подвесили на дереве и разрубили пополам, сначала Эрику, потом – Бойда, потому что они были просто ничтожными омегами, он видел, как тускнеют их глаза. Охотники спихнули их тела в грязную, наспех вырытую яму. Стайлза тоже подвесили, холодный металлический шнур впивался в запястья, разрезал кожу, парой шрамов больше, парой меньше – какая, к черту, разница?
– Создается ощущение, мистер Стилински, что вашего лучшего друга больше волнует Джексон, чем ваша жизнь. Уже прошел момент для чудесного спасения, но я не вижу никого, кто мог бы остановить меня. Вы даже не волк, просто еще один жалкий одиночка, нелюбимый, не имеющий стаи, одинокий, как те двое чудовищ. Изменник своего истинного рода. Я исполняю свой долг, избавляя вас от этого унижения. У вас есть последние слова, мистер Стилински? …нет? Полагаю, ваша сломанная челюсть наконец научила вас молчанию и уважению. Прощайте, мистер Стилински.
Что-то внутри Стайлза сжалось в тугой комок от яркого воспоминания меча, разрезающего его плоть – полоса огня, сменяющаяся сочащимся холодом, которая вытягивала из него остатки сил и уволакивала во тьму. Его словно бы ударило осознанием того, что произошло с ним, он согнулся, приобняв себя за колени, плач душил его. Очередные убитые в Бикон Хиллс. Стайлз был просто единицей блядской статистики, еще одним пробелом в делах его отца, ставящим под сомнение способность шерифа защитить город. Ледяная ненависть закипала в нем.
Стайлз провел пальцами по бледной коже на животе, но она была гладкой, без единой отметины. Кто
(что) он?
Птичий крик вывел его из шока, и, повернувшись, он увидел большого черного ворона, который уставился на него со своего насеста – кучи ненужного тряпья, сваленного рядом с могилой… его могилой. Стайлз поднялся, и ворон перелетел на низко свисающую ветвь дерева, растущего рядом. Роясь в забытом подтверждении существования трех потерянных жизней, он не обращал внимания на собственную помятую и запачканную кровью форму для лакросса, пока не наткнулся на пару черных джинсов и черный кожаный жилет. Очевидно, джинсы принадлежали Эрике, они плотно облегали ноги Стайлза, он с трудом застегнул их; жилет достался ему от Бойда, он буквально утонул в нем – настолько большим он был. Его наряд нельзя было назвать стильным, но он заставлял Стайлза чувствовать себя ближе к погибшим, его «товарищам» по смерти. Он пробежал пальцами по коже, прошитой множеством отверстий от стрел, расправил разорванную ткань, и еще большая ненависть поднялась в нем, по телу пробежали холодные мурашки уверенности: от сердца до кончиков пальцев, стирая остатки боли и заставляя выпрямиться.
Чувствуя себя слегка более уверенно, Стайлз уставился на ворона, и тот спокойно посмотрел на него в ответ, наклонил голову на один бок, затем на другой, словно оценивая его. Стайлз на миг забыл, как дышать, проваливаясь в бездну этих черных глазок-бусинок, но связь между ними прервалась, когда ворон отвернулся и с силой стукнул клювом по стволу дерева. Стайлз секунду непонимающе вглядывался в дерево перед тем, как осознать, что имел в виду ворон. Они были погребены в корнях рябины. Он горько усмехнулся: Джерард очень не хотел, чтобы их нашли. Никто из волков не сможет подойти к живому дереву рябины ближе, чем на сотню ярдов, а шериф не сможет зайти так далеко в лес, даже с лучшими поисковыми командами.
Птица перелетела на другое дерево, чуть дальше от могил, и каркнула, зовя Стайлза за собой в лес. Бросив последний взгляд на безмолвные тела, он соединил их руки и последовал за вороном. Он заметил, что способен двигаться с большой скоростью, не испытывая усталости, не чувствуя боли в ногах, хоть он и был босиком. Он хорошо видел в темноте, а при желании мог смотреть глазами ворона. Стайлз легко перепрыгивал бугристые корни деревьев и обломки трухлявых пней, жилет Бойда, развеваясь, хлопал за ним, как два огромных черных крыла, и он смеялся, отчаянно, наслаждаясь мимолетным ощущением жизни, вновь вернувшимся к нему. Его смех стих, когда лес оборвался, и он обнаружил себя стоящим на обочине дороги.
Он стоял на краю леса, неуверенный в том, стоит ли ему делать этот последний шаг навстречу цивилизации, туда, где он провел всю свою жизнь. Ворон пролетел над его головой и устремился в сторону окраин Бикон Хиллс. Скрепя сердце, Стайлз заставил себя встать на асфальт, сделал шаг, затем другой – и вскоре он снова бежал, следуя за своим путеводным духом.
__________________________
Алан Дитон был человеком, производящим впечатление всезнающего и всевидящего советчика для сотен потерянных душ Бикон Хиллс. Он прятал не один магический туз в рукавах белого докторского халата, но, несмотря на это, именно он мог порой найти самое простое решение проблемы. Как человек, к которому регулярно наведывались охотники, волки и те, кто не подходил под определение ни одних, ни других, но попал в перекрестный огонь двух сторон, Алан счел полезным установить датчики движения на работе. Он всегда настраивал сигнализацию на свой дом, а не на отделение полиции, где зачастую было много работы и не было необходимой информации о другой стороне города. И, когда она сработала, ветеринар еще не до конца проснулся, выходя из дома, одна рука – в кармане пальто, другая сжимала ключи от машины. Долгие годы практики научили его, что не стоит ожидать добрых вестей от этого города в темное время суток.
Когда он приехал, первым, что бросилось ему в глаза, было стекло наружной двери, которое кто-то неаккуратно выбил так, что оно раскололось на множество осколков. Его посетителем не мог быть Скотт, в свое время Дитон убедился, что его ассистент знает, как пройти через черный ход, не сломав ничего. Осколки хрустели под башмаками ветеринара, в то время как он шел к выключателю сигнализации. Он щелкнул выключателем, и аварийное освещение в зоне рецепции погасло, уступив место приглушенному ночному свету, отбрасывающему тени на стены. Алан знал, что кто-то был здесь, все еще был или уже успел уйти: защитный барьер из пепла рябины был разорван. Он всегда особо внимательно относился к нему и следил за его сохранностью, потому что в его офисе было много книг и легко используемых материалов, обладающих большой силой, слишком много, чтобы оставлять их незащищенными в нерабочее время. На первый взгляд, офис казался пустым, но едва его глаза привыкли к серому полумраку, Дитон заметил чей-то абрис, хрупкую фигурку, съежившуюся в углу.
Он включил яркую лампу для обследований и направил ее свет на темный угол. У него было много предположений: стая была не такой осторожной, какой ей следовало бы быть, часто переоценивая свою способность к ускоренному исцелению. Его опыт показывал, что сверхъестественные силы в сочетании с юношеским максимализмом заставляли подростков неукоснительно верить в собственную неуязвимость. В частности, Дерек был склонен к поспешному выпусканию когтей и агрессивному оскалу в ситуациях, которые требовали тактичности, и это – при отсутствии оправдывающего фактора в виде подросткового возраста. Алан ожидал многого, и он не удивился бы, увидев и десяток людей, но, тем не менее, того, что он увидел, даже он никак не мог ожидать.
– Стайлз?
Ответа не последовало, но подросток крепче обхватил себя за колени, съеживаясь и дрожа.
– Стайлз, это доктор Дитон. Ты слышишь меня?
– Док? – лицо, которое подросток поднял, чтобы посмотреть на ветеринара, было бледным, слишком бледным, но единственной реакцией, которую позволил себе ветеринар, были едва заметно расширившиеся глаза и плотно сжатые губы. Он присел, чтобы быть на одном уровне с молодым человеком, при этом находясь на достаточном расстоянии с ним, чтобы не создать видимость угрозы; годы работы с ранеными и испуганными животными научили его, как важно это – внушать спокойствие.
– Стайлз, тебя не было месяц. Стая и отец волновались за тебя. Скотт работал днем и ночью как с обычными разведывательными группами, так и с волками, чтобы найти тебя.
– Слишком поздно. Я мертв, – Стайлз нехарактерным для него плавным движением разжал руки, сомкнутые вокруг коленей, встал и начал беспокойно ходить по тесной комнатке для обследований. На его плечо, хлопнув крыльями, опустился ворон, которого Алан до этого момента не заметил в темноте помещения. – Мертв с той самой ночи после игры. Он… он разрубил Эрику и Бойда, а затем сделал то же самое со мной.
Молодой человек, стоящий перед Дитоном, заставлял его сердце сжиматься от боли, он смотрел, как подросток поворачивает голову так же, как и птица, настороженно. Очевидно, он уже ощутил эту инстинктивную связь с вороном.
– Стайлз. Я так надеялся, что ничего такого не произойдет. Грязная война Джерарда никогда не должна была коснуться вашего поколения. Не должна была коснуться тебя.
Стайлз подался вперед, тяжелый взгляд его глаз, которые были намного более глубокими и темными, чем должны были быть, сфокусировался на ветеринаре. Яркий свет лампы на столе вычерчивал на его лице черные тени.
– Вы знаете, кто я.
– Знаю, – встревоженный настойчивостью молодого человека, ветеринар сделал шаг назад. Он работал с живыми существами. Стайлз же был порождением смерти и не входил в рамки специализации Алана.
– Однажды вы сказали, что во мне есть Искра. Что происходит с потухшей Искрой? Она становится просто Пеплом? – тонкие пальцы скользнули по аккуратно расставленным баночкам с магическими травами и остановились на рябиновом пепле. Стайлз снял крышку с склянки, высыпал порошок на ладонь, позволив ему сочиться сквозь пальцы, глядя, как он вырастает небольшой горкой на столешнице. Он провел по ней кончиками пальцев, и что-то в нем надеялось на то, что пепел остановит его движение, как он делал это с прочими магическими созданиями. – Я зло? Чудовище?
Ворон на его плече осуждающе каркнул.
– Нет, Стайлз. Нет. Если есть свет, должна быть и тьма, но это не делает ночь злом. Теперь ты часть тьмы, мстительный дух, но ты не злой, нет. Может, такие, как ты, еще более редки, нежели Скотт или Дерек, но это не сильно отличает тебя от них. Существует легенда о таких, как ты. “Когда-то люди верили, что, когда кто-то умирает, ворон уносит их душу в земли мертвых. Но иногда происходит что-то настолько плохое, что вместе с душой он уносит и огромную печаль, и тогда она не может успокоиться. И иногда, лишь иногда, ворон возвращает душу обратно, чтобы расставить вещи по своим местам”. Вселенная пытается исправить ошибки. У тебя есть цель. Есть причина, по которой тебя вернули обратно, Стайлз. Я думаю, ты уже знаешь свою цель и чувствуешь, что готов к ней.
– Я должен найти людей, которые сделали это. Заставить их заплатить за это, – прошептал Стайлз, проводя пальцами, покрытыми пеплом, по лицу, вырисовывая нечеткую линию ото лба к щеке; через один глаз, затем через другой. Алан заворожено смотрел, как древний зов ведет этого молодого человека, который мог добиться многого в этой жизни, но погиб слишком рано, и вынужден был показывать себя подобным жутким способом.
– Жизнь и смерть основаны на равновесии. Жизнь ведет к смерти, а смерть – к перерождению. Начало – конец – новое начало. Видишь? Смерть естественна. Все, что живет, умрет однажды, но иногда эта смерть вынужденная, преждевременная и неверная. Иногда умирают люди, которые не должны были, чье время еще не пришло. Их смерти нарушают равновесие, и Вселенной приходится самой искать способы возвращения всего на круги своя. Ты не должен был умирать в ту ночь. Никто из вас не должен был.
В тех мудрых книгах не было написано ничего о подобном, то был миф, передаваемый шепотом из уст в уста, от поколения к поколению. Все это было невероятным подарком судьбы для доктора – быть свидетелем того, как жизнь и смерть столкнулись в одной юной душе, и в то же время невыносимо больно от осознания того, что это создание высших сил когда-то было тем, кого он знал. Дитон знал, что если бы жизнь Стайлза сложилась так, как ей было суждено, он был бы тем, кому ветеринар передал бы свои знания и умения.
Рассеянным движением подросток провел пальцами по губам, оттеняя их рябиновым пеплом, завершая этот боевой раскрас так, как это делали десятки духов задолго до него.
– Что будет, когда я закончу то, для чего я здесь?
– Ты вернешься.
Две пары темных глаз посмотрели на Алана остро и холодно, две пары глаз, которые и не глаза вовсе, а водоворот, полный ледяной воды, полный той тьмы, которая присуща всем знающим смерть лично, состоящим с ней в интимных отношениях.
– А если я не хочу возвращаться?
– У тебя нет выбора, Стайлз. Ты не живое существо, и ты не можешь оставаться здесь дольше отведенного, иначе ты потеряешь свою цель и перестанешь контролировать себя. Якорь, удерживающий тебя здесь – справедливость, поддерживание равновесия на весах, и, как только твоя цель будет выполнена, оборвется то, что связывает тебя с этим миром, ты оставишь этот мир. Если ты воспротивишься этому, то пойдешь против Вселенной, и ты СТАНЕШЬ чудовищем.
– Большая сила – большая ответственность, – процитировал Стайлз с легкой улыбкой, едва коснувшейся его губ, искаженная пеплом, она тронула уголки рта, заставив их приподняться, но так и не отразилась в глазах. Не говоря ни слова, он развернулся и выскользнул из офиса, хлопнул за его спиной черный кожаный жакет – крылья огромной птицы.
Алан Дитон всегда верил в равновесие, но тяжесть не уходила с его сердца. Он посмотрел на пепел на столешнице, создававший подобие птицы.
– К сожалению, да.
__________________________
*Каламбур, который в большинстве русских озвучек так и не обработали, ограничившись дословным переводом. Оригинальный вариант:
–"I said fifty."
–"Really, I… I remember twenty. I dunno. I have a really good verbal memory and I remember twenty. I remember that distinct 'taw' Sound. Twa-enty."
–"I said fifty. With a 'fu' sound. Hear the difference? If you can't I could demonstrate some other words with the 'fu' sound."
– "Uh. No, no, no. I think I'm recalling it now. Maybe I just got it confused with… fu-oor-ty."
–"…"
–"C'mon, Boyd. Have you seen the piece of crap jeep that I drive?"
–"You seen the piece of crap bus that I take?"
** Состояние, при котором человек чрезмерно бдителен, склонен видеть опасность во всем. Является одним из симптомов пост-травматического стрессового расстройства и тревожного невроза. Похоже по симптомам на паранойю, но, тем не менее, психологи разделяют эти понятия.
*** Небезызвестная цитата вселенной Marvel, а именно – из ‘Человека-Паука’.
