Короли вуду

— Хочешь, я тебе погадаю? — предложила Сабела. Это было неожиданно. Сабела никогда не смешивала личное с профессиональным. Спать с клиентами — это одно, а подпускать их к тайному искусству — совсем другое. Такой чести удостаивались только немногие, и уж никак не на работе. Кассий Колхаун все это знал, и все же отрицательно мотнул головой. — Не надо. — И, перехватив озабоченный взгляд Сабелы, объяснил: — Я просто не должен допустить, чтобы все получилось не по-моему. Сабела кивнула, вполне хорошо его понимая, и все же легкая складка между бровей у нее осталась. Сабела была слишком опытна, чтобы увлечься клиентом, пусть даже и таким давним, как Кассий Колхаун. Учитывая особенности ее отношений с мужчинами, можно было, пожалуй, сказать, что она испытывала к нему слабость, похожую на дружбу. Впервые он явился в их бордель лет семь-восемь тому назад: ввалился с хохочущей компанией таких же, как он, безусых горластых шалопаев, мнивших себя опытными прожигателями жизни, проорал какую-то похабную песенку и унесся наверх, прихватив с собой Женевьеву. Наутро та спустилась в зал очень довольная и сообщила, что мальчишка оказался на диво проворный. В следующий раз он увел с собой другую девчонку, стоявшую ближе других, а потом дошел черед и до Сабелы — и с ней уже заладилось всерьез. Кассия притягивало в ней все: и загадочная, диковатая внешность, свойственная мулаткам, и хрипловатый голос, и чуткая, кошачья плавность движений. Даже имя «Изабелла», заношенное во многих языках настолько, что потускнел весь его аристократический блеск, превратилось на ее наречии в таинственное заклинание, в котором звучал шорох джунглей и влажный перестук морских камней. Еще она умела не просто слушать, но и понимать, и это было важнее всего: остальные, как правило, соглашались с ним только для виду, из страха. Как-то раз один из местных хлыщей — Жоффруа Дюваль, спасавшийся в борделе от опеки троих сестриц, старых дев, — обозвал Сабелу «черномазой сучкой, годной только на то, чтобы стирать его шарф». Онорин, присматривавшая за порядком в отсутствие хозяйки, ему не сказала ни слова, только бросила, покосившись на Колхауна: «Не здесь». Тот кивнул и за шарф вытащил Дюваля на улицу. Спустя минуту со стороны перекрестка грохнула пара выстрелов, а потом Колхаун вернулся в бордель, с улыбкой отдал Сабеле шарф с дыркой от пули и сказал, что его можно уже не стирать. Тем вечером они привязали этот шарф к ветке ивы на берегу и до полной темноты танцевали у озера, размахивая бутылкой. Правда, сняли его перед тем, как с пьяным хихиканьем повалиться в траву: «Чтобы всякие недоноски не подглядывали». Именно к Сабеле Колхаун явился и в день своей помолвки. Полночи бродил по комнате взад-вперед, твердя, что понятия не имеет, как это произошло. На вопрос: «Так как же?» — все-таки, буркнул что-то про пикник и про то, что было очень жарко. Потом влез под одеяло, отвернулся к стенке и заснул. А вскоре после этого и случилась поездка на плантацию Пойндекстеров. Прежде Кассий со своей родней по материнской линии не встречался. Аристократическое семейство высокомерно поджимало губы из-за мезальянса легкомысленной дщери: той вздумалось отдать свое сердце грубоватому безродному нахалу, по слухам — потомку ирландских переселенцев. Его привлекательная наружность и настойчивые ухаживания оказались весомее недовольства родных, и так был заключен союз, плод которого и резвился теперь во главе новоорлеанской молодежи. Отношения с Пойндекстерами возобновились только после смерти Колхауна-старшего. Мать Кассия долго переписывалась с братом, и наконец попросила сына съездить к нему в гости. «Пусть видит, какой ты», — заявила она с плохо скрываемой гордостью. Сабела хорошо помнила тот день, когда Кассий вернулся из этой поездки. Он явился к ней почти сразу, едва показавшись дома, где молодая жена дожидалась его с уже изрядно округлившимся животом. Он сидел на кровати, глотая виски и слезы, а Сабела молча курила рядом. Время от времени он просил у нее закурить, а она потом так же молча вынимала у него из пальцев сигару, когда огонек подбирался слишком близко к одеялу. Заснул он уже под утро, когда герань на окне засветилась алыми костерками в солнечных лучах. С тех пор Сабела пару раз слышала, как Кассий бормотал во сне имя Луизы, однако, даже будучи крепко навеселе, он ни разу не назвал Луизой ее. Похоже, дело было серьезно. С улицы послышался звон разбившейся бутылки и пьяная брань. Потом рухнуло что-то тяжелое: кто-то свалился прямо на обочине, не дойдя до борделя. И слава богу: хозяйка высоко ценила свое заведение и не любила, когда сюда приползали, заранее напившись до положения риз. Сама она появлялась здесь нечасто, но каким-то образом знала обо всем, что тут происходило. Да и не только тут: Мари Лаво знала вообще обо всем, что делалось в Новом Орлеане. Более того, она умела этими знаниями распоряжаться. У Сабелы не было таких знаний. У нее было только чутье, звериный инстинкт, помноженный на опыт, и сейчас она не испытывала и сотой доли того спокойствия, которое владело ее приятелем. Отъезд Кассия на войну в свое время почему-то не вызвал у нее такой тревоги. Да, на войне погибали, и все же она была устроена так, чтобы с нее могли вернуться. Про переезд в другой штат такого не скажешь. Не хотелось признаваться себе, что она искренне привязалась к этому наглому буйному парню, уверенному, что Земля вращается вокруг Солнца, а Солнце — вокруг него. Но какой смысл врать себе самой? — Ты бы писал хоть иногда, — сказала она и изрядно удивилась, обнаружив, что произнесла это вслух. Кассий, вытянувшийся возле нее на смятых простынях, поднял голову и ухмыльнулся. Он смахивал сейчас на сытого хищного зверя, довольного жизнью настолько, что не хотелось тратить ее на сон. — Напишу, конечно, — сказал он. И ведь верил, что напишет. Самый смех в том, что мужчины такое всегда говорят абсолютно искренне. Просто Сабеле сейчас было не до смеха. Она протянула руку и запустила пальцы в волосы Кассия. Темные, почти как у нее, густые и такие же непослушные. Только она-то со своими волосами справляться умела. — Если что-нибудь... Она запнулась. Сказать «если что-нибудь пойдет не так» — и «не так» начнется прямо на этом месте и сейчас же. У таких, как Кассий Колхаун, отклонения от планов не предусмотрены. Особенно когда звезды уже начали складываться удачно. Он овдовел, еще будучи в Мексике, а теперь его дядюшка промотал свое состояние и собирался в Техас, прихватив племянника с собой. И между Кассием и его кузиной Луизой не оставалось препятствий. — Если что-нибудь будет нужно, обязательно напиши. — Конечно, — сказал Кассий, явно недоумевая, что ему может понадобиться от Сабелы в Техасе. Сабела, пожалуй, кое-что могла бы ему об этом сказать. Но он ведь не спрашивал: спохватился, что все существенное от нее можно получить прямо здесь, и уже ловил ее за руку, чтобы притянуть к себе. *** Люсинда, одна из девушек в публичном доме на берегу озера Поншартрен, была глазастой, как хищная птица, летящая над полем. Потому она и высмотрела бурый пузырек с зеленой этикеткой в вещах молодого человека по имени Освальд Хьюз. Такие пузырьки уносили с собой визитеры странного темнокожего доктора, именовавшего себя Гаспаром Монтенем. Он никогда не называл себя родственником доктора Джона Монтеня, знаменитого Короля Вуду, незаметно и тихо правившего Новым Орлеаном еще несколько лет тому назад: его легко уличили бы во лжи. Но он на такое родство намекал, и тут уже ничего нельзя было поделать. Люсинда нахмурилась, приметив пузырек. Ей не было дела до того, что о Гаспаре Монтене шла худая слава. Люди, прославившиеся добродетелями, в публичный дом не захаживали, и она о них ничего не знала. Последнего праведника она видела еще девчонкой, укрывшись от непогоды в церкви, и тот был нарисован на витраже. Словом, она не собиралась бросать в доктора Гаспара камень. Но что за дурной тон — разжившись зельем у Монтеня, являться за развлечениями к Мари Лаво? В Новом Орлеане следовало признавать одного короля. Или одну королеву. Люсинда решила, что следует повнимательней слушать своего клиента, чтобы разведать, по возможности, для чего ему понадобилось снадобье, и рассказать обо всем госпоже. Освальд Хьюз не считал себя болтливым человеком и потому не был осторожен. Да и кому пришло бы в голову осторожничать с темнокожей шлюхой из борделя. Он всего-то и сказал, что вот-вот разбогатеет, только уладит одно дельце в Техасе. Да назвал законченной дурой свою покойную сестрицу, выскочившую замуж за отпетого мерзавца, хорошо хоть, богатого. Темнокожая шлюха, водившая пальчиком по его груди, игриво спросила, было ли у его сестры такое же красивое имя, как у него. «На любителя, — подумав, сказал Освальд. — Ее звали Фредерика». Шлюха сказала, что его имя звучит куда благородней, и стала выводить у него на груди букву О. Люсинда была подругой Сабелы. И вечером следующего дня, когда девушки, выспавшись, приводили себя в порядок, она постучала в комнату своей приятельницы и таинственным шепотом позвала ее «к Хозяйке». Мари Лаво разговаривала с девушками в небольшой, тускло освещенной комнате, стены которой были задрапированы пестрыми тканями. Всегда казалось, что здесь больше народу, чем было на самом деле, что за драпировками кто-то прячется. И спасибо, если кто-то, а не что-то. Мари Лаво сидела за столом, отгородившись от собеседников лампой. Свет падал так, что она хорошо видела лица тех, с кем говорила, а они, в свою очередь, лишь различали ее статную фигуру, увенчанную тюрбаном, словно короной. Когда Сабела и Люсинда вошли в комнату, за лампой качнулась рука, унизанная пестрыми браслетами. — Садитесь, — послышался мягкий грудной голос. И, пока женщины рассаживались на деревянных табуретах, Мари Лаво спросила: — Ты ей уже сказала? — Еще нет, — ответила Люсинда, и Сабела резко повернулась к ней. — Надо было? — Я сама расскажу, — произнесла Мари. Она чуть подалась вперед. Свет выхватил из темноты красивое лицо странного желтоватого оттенка. — Ты знаешь Освальда Хьюза? Сабела покачала головой. Не то чтобы она знала имена всех своих клиентов. Но такого она не припоминала. Мари кивнула. — Это шурин твоего приятеля. Сабелу осенило. Хьюз — девичья фамилия жены Кассия! Впрочем, он мало говорил о своей супруге, а после возвращения с плантации Пойндекстеров и вовсе старался о ней не упоминать. Только приехав из Мексики и уже не застав ее в живых, пришел к Сабеле, и, помолчав над стаканом бренди, пробормотал, что Фредди была неплохой девушкой и заслуживала лучшего, чем сбежавший муж и дурацкая смерть от малярии. А Мари Лаво продолжала: — И, кажется, он собирается поехать за ним в Техас и вернуться оттуда богатым. Прошло несколько секунд, прежде чем смысл ее слов дошел до Сабелы. — Вы думаете... — Во рту внезапно стало сухо. Перед глазами возникло смеющееся смуглое лицо, дерзкое и беззаботное, веселое и злое. — Я думаю, что когда бедный родственник едет следом за богатым с пузырьком пойла от самозванца Монтеня, то у него есть шанс вернуться с поубавившимся семейством и с потолстевшим кошельком. Сабела молчала, только глухо стучала кровь в висках. Она понимала все, что сказала Мари Лаво, но пока что зарождающаяся ярость заглушала страх. Какое-то ничтожество смеет охотиться на одного из самых бесстрашных парней Нового Орлеана? На солдата, способного подстрелить муху на лету? Насмешливая злость упорно вытесняла неуклонно подкрадывающуюся мысль: да, на него. На того самого парня, который готов был защищать свою шлюху от богатеньких франтов-креолов, пусть даже просто потому что это его шлюха. — Я знаю, что вы были дружны, — продолжала Мари. — Возможно, мистер Колхаун кое-чего тебе не рассказывал... Словом, я, заметив вашу дружбу, пару раз просила его о некоторых одолжениях. Сабела уставилась на нее. О каких еще одолжениях? Память услужливо подкинула сцену: девушки вьются у кухни, теребят пожилую повариху, вернувшуюся с рынка. У той глаза расширены так, что белки похожи на две луны. «Говорю вам, как орех! Совсем как орех пополам расколота! Или даже как гранат: все от кровищи красное. И мозги аж до подоконника долетели». Неосторожный любитель быстрых денег совсем недавно прибыл из Старого Света и сдуру попробовал начать свою карьеру, спалив чужую табачную лавку и расчистив таким образом место для своей. Разоренный лавочник не стал и время тратить на походы к властям: он сразу пожаловался Мари Лаво. Кассий в тот день был взбудоражен, весел и особенно неистов в любви. Сабела то и дело гладила его плечи и думала, что у мужчины, способного одним ударом расколоть пополам человеческую голову, должны быть именно такие мускулы. Да. Похоже, как раз такими они и были. — Мне не нравится, когда против людей, которые мне в чем-то помогли, что-то затевают, — все тем же мягким, задумчивым голосом проговорила Мари. — Тем более мне не нравится, что для этого используют мелкого самозванца, возомнившего себя королем. При этих словах в ее голосе уже зазвучали металлические нотки. — Но что мы можем сделать? — вырвалось у Сабелы. Мари снова отодвинулась в темноту. — Ты, детка, ничего не можешь. — Сабеле послышался тихий смешок. — Разве что подскажешь, где его теперь искать. Ну а я попробую что-нибудь придумать. — Он оставил адрес, — сказала Сабела. — Можно... Можно мне написать ему? Предупредить? Тюрбан за лампой медленно качнулся. — Можешь написать, только осторожно. Помни: мы еще ни в чем не уверены. И дай адрес мне. — Хорошо. — Сабела встала, Люсинда поднялась следом за нею. Мари Лаво снова кивнула, давая им разрешение уйти. Уже на пороге Сабела остановилась. — Погодите. Этот человек, Освальд Хьюз, ничего не выиграет от... от... Убийство ничего ему не даст. Мари Лаво молчала, но Сабела чувствовала, что хозяйка внимательно ловит каждое ее слово. — Наследником Кассия станет не он, а его сын. — Сын? — эхом отозвалась Мари. Сабела кивнула. — У Кассия есть сын. Ему пять лет, он остался с кормилицей. Мари Лаво снова подалась вперед. У нее были продолговатые черные глаза, в самой глубине которых отражались пляшущие огоньки лампы. — Надо полагать, после возвращения мистера Хьюза из Техаса мальчик проживет ровно столько времени, сколько понадобится для оформления опеки. Конечно, ближайшему родственнику в ней не откажут. У Сабелы за плечом с шумом втянула воздух Люсинда. Мари улыбнулась. — Но ты очень вовремя о нем вспомнила, моя дорогая. Потому что теперь я точно знаю, кто нам поможет. *** Зеб Стумп не любил городов. На улицах, сдавленных домами, он чувствовал себя так, словно его проглотила змея. Он начинал дышать свободнее только на окраинах, где сходили на нет булыжные мостовые, а утоптанные дороги терялись в траве. Он заходил на городские улицы только для того, чтобы повидаться с особенно симпатичными ему людьми. Мари Лаво была из их числа. Зеб Стумп снисходительно посмеивался над таинствами Вуду и не жаловал тех, кто вел нечестные игры, но темнокожая женщина в ярком тюрбане была единственной, кто занимался и тем, и другим — и в то же время снискал его уважение. Мулатка, одно имя которой вселяло трепет в сердца презираемых им белых снобов, женщина, умеющая читать людские души так же безошибочно, как сам он разбирал следы на земле, на траве и камнях — мудрено было бы не привязаться к ней — умной, рассудительной и одаренной. Время от времени, оказываясь в окрестностях Нового Орлеана, бродяга-охотник захаживал к ней, чтобы послушать городские новости да поделиться тем, что услышал в своих странствиях сам. В тот раз он уже повидался с Мари Лаво и собирался продолжить свой путь, уйдя подальше от городского шума, когда его разыскал чумазый мальчишка и сообщил, что «госпожа хочет сказать ему что-то важное». Что-то важное, как выяснилось, касалось человека, с которым Зеб Стумп был хорошо знаком и о котором предпочел бы слышать как можно реже. — Что же это получается, миссис Лаво? — Зеб никак не мог выговорить «мадам», и это всегда забавляло Мари. — Собственный шурин надумал отравить мистера Колхауна? Тот, конечно, частенько из салуна на бровях выходит, да только там ведь и других людей полно, которые все видят. Как этот молодец ему отраву подсыпать сможет? — Я же не сказала, мистер Стумп, что он его непременно отравит, — напомнила Мари Лаво. — Верно, — согласился Зеб. — Только вы сказали, что этот парень, Хьюз, получил какое-то снадобье от доктора, вот я и решил... — Этот человек называет себя доктором, но он не врач. — Совсем вы меня запутали, миссис Лаво, — огорченно сказал Зеб. — Так что он затеял, этот парень? — Еще не знаю, мистер Стумп. Да только говорю вам точно, что мистеру Колхауну может грозить опасность. Зеб Стумп вздохнул. Рослый, крепкий, он, казалось, занимал большую часть маленькой комнатушки, увешанной пестрыми побрякушками, и ему здесь было очень не по себе. Мари Лаво, прекрасно видевшая его переживания, следила за ним со странной смесью сочувствия и иронии. Она знала мало таких людей, как Зеб. Более того, возможно, он был такой единственный. Из тех, для кого небо, пусть даже покрытое тучами, милее лепных потолков, а высокая трава мягче шелковых простынь. Она понимала его. Иногда ей казалось, что, сложись ее жизнь чуть менее удачно, она бы ему завидовала. — Миссис Лаво, — вымолвил, наконец, Зеб. — Скажу как есть. Вы мне, миссис Лаво, по сердцу. И семейка у мистера Колхауна, ну, те, с кем он в Техас подался, мне хорошо знакомы, и люди они неплохие, хотя и кичатся своей белой кожей так, как будто сами ее отмочили да выбелили. Но сам мистер Колхаун — лошадка темная, да и за себя постоять умеет. Не хотел бы я за ним нянькой ходить. — Не за ним, мистер Стумп. Нянька его сынишке нужна. — Какому сынишке? — опешил Зеб. — Мистер Колхаун — вдовец с ребенком. Разве вы не слыхали об этом? Зеб почесал лоб. Вид у него был такой, точно его старая кобылка внезапно заговорила с ним по-английски. — Да не только я, миссис Лаво, сдается мне, никто из его собственной родни про то не слыхал. — И все-таки, этот ребенок есть, — сказала Мари. — Ему пять лет... Зеб присвистнул. — Извините, миссис Лаво, — тут же спохватился он. — Очень уж я удивился. Про то, что мистер Колхаун за кузиной своей волочится, как хвост за кобылой, знаю, но чтобы при этом жена?.. — Он покачал головой то ли осуждающе, то ли восхищенно. — Вот! Говорил же я, темная он лошадка. — Речь не о нем, — напомнила Мари. — Важно, что его наследником является не мистер Хьюз, а этот ребенок. Понимаете, что это означает? Зеб Стумп поднял голову и внимательно поглядел на нее. — Кажется, понимаю, мисс, — проговорил он после долгой паузы. — Думаете, этот мистер и мальчонку со свету сживет? Мари пожала плечами. — Он не первый, кто такое проделает. — Ясно. — Зеб Стумп встал и выпрямился во весь свой немалый рост. Деревянные бусины, которые он задел при этом головой, закачались под потолком, постукивая друг об друга. — Раз такое дело... Эх, хотел я к северу податься, да только это подождет. Если речь о малом дите, то север мне не к спеху. *** Ночь была душной и липкой. Будто луизианская болотная хмарь дотянулась своими потными щупальцами до Техаса и теперь карабкалась в окно, пробиралась под одежду, сдавливала грудь, тянулась к горлу. Цепкие лапы чудища-невидимки вытягивали из мутной зыби сна, теребили, не давали покоя. Некоторое время Кассий Колхаун ворочался на кровати, сбросив на пол легкое покрывало, но чудище не отставало. Тревога, цепкая, как колючки репейника, вгрызалась в сердце, отгоняя сон. Кто-то исчез. Кого-то уволокла в свои глубины эта удушливая ночь, в непроглядной сердцевине которой таилась неясная угроза. Кого-то надо было найти. Он съехал с кровати на пол, и прикосновение босых ног к прохладным доскам на миг привело его в чувство. Он машинально шагнул к окну, распахнутому настежь. Повей хотя бы легкий ветерок — он разогнал бы кошмары, от которых до сих пор стоял гул в ушах. Но ветки деревьев за окном оставались неподвижны, не покачивались ни листья акаций, не лепестки цветов. И только полная луна, поднимавшаяся над поникшими от зноя кронами, выкатилась свирепым белком ему навстречу, сорвалась с высоты и покатилась по воздуху прямо на него, ощерив пасть и безумно вращая глазами. *** Завести с мисс Пойндекстер разговор о здоровье ее кузена оказалось гораздо проще, чем ожидал Зеб Стумп. Поводов для такого вопроса имелось больше чем достаточно: две-три меткие пули, выпущенные в него Морисом-мустангером, да еще большая потеря крови. О дуэли Зеб услыхал еще в поселке, и ничуть таким новостям не удивился. Поначалу решил даже, что это мистер Хьюз попробовал выяснить отношения в открытую. Однако Зеб быстро понял, что слишком хорошо думал о людях: новоорлеанский хлыщ, якшающийся с колдуном-шарлатаном, вряд ли рискнул бы схлестнуться на дуэли с Кассием Колхауном: тот еще до мексиканского похода слыл одним из наиболее опасных ганфайтеров Луизианы. Другое дело — техасская публика. Здесь напугать кого-нибудь меткой стрельбой было трудно. Правда, Зеб не мог взять в толк, как Колхаун сумел настолько разозлить Мориса Джеральда, человека сдержанного и добросердечного. Впрочем, что тут странного. Это же Колхаун. Если вопрос о здоровье кузена Луизы прозвучал совершенно естественно, то ответ оказался странным. — Вы про дуэль? — спросила Луиза. — Или... Или еще о чем-то? Зеб Стумп удивленно взглянул на нее. Они стояли на асотее асиенды Каса-дель-корво. Солнце поднялось уже достаточно высоко, и белизна каменных стен почти слепила глаза. Внизу раскинулся сад; цереусы, не боящиеся зноя, поднимали к небу пышные цветы, защищенные острыми шипами. Луиза, опирающаяся о перила, сама походила на дикий цветок, и Зеб, невольно любующийся ею, сказал себе, что по-настоящему красивые девушки должны жить среди природы, а не в тесной духоте городских улиц. Она вопросительно взглянула на него, и Зеб спохватился, что она ждет ответа. — А разве еще что-то случилось, мисс Луиза? — с деланным простодушием спросил он. По лицу Луизы пробежала тень. — Не знаю... — проговорила она, как будто преодолевая сомнения: стоит ли пускаться в откровенность. — Может быть, это как-то и связано с дуэлью... Хотя Кассий не был ранен в голову. — С ним что-то не так, мисс Луиза? Искренняя озабоченность, прозвучавшая в голосе Зеба, заставила Луизу решиться. — С ним происходит что-то странное, мистер Стумп, — сказала она. — Это началось всего несколько дней назад. Мы думали, что с ним уже все в порядке, он даже начал надолго уходить с асиенды. Первым неладное заметил Плутон. Он говорил, что Кассий ночью бродил возле конюшни, бормотал, что срочно надо ехать. А потом будто испугался кого-то и скрылся в саду. Плутон тогда решил, что Каш просто напился. Но потом мы и сами стали замечать... Она опустила голову. — Да полно вам, мисс Луиза, — сказал Зеб. — Вы уж не серчайте на меня за прямоту, но ведь всякий знает, что ваш кузен не дурак выпить. Может, и в самом деле... Луиза покачала головой. — Он не был пьян, мистер Стумп. Я сама столкнулась с ним в саду прошлым вечером, уже очень поздно. Он стоял, опираясь о стену, и упал бы, если бы мы с Генри не подбежали. Он не сразу узнал нас. Но вином от него не пахло. Зеб уставился на свою шапку, которую держал в руках. Так-так... — Я уже не знаю, что делать! — вырвалось у Луизы. — Может, и жестоко так говорить, мистер Стумп, но у нас от него одни беды. Сначала дуэль, на которой он изранил бедного мистера Джеральда, теперь это... эта болезнь... Что о нас будут думать?! Зеб только вздохнул. Он не представлял, что за зелье дал Гаспар Монтень мистеру Хьюзу, и как тот собирался его использовать. Но одно он знал точно: добьется своего родственничек мистера Колхауна или нет, но прекрасной кузины, заботящейся о «бедном мистере Джеральде» и о том, что скажут в поселке, Кассию точно не заполучить. Плутон, выводя старую кобылу из конюшни, поглядывал на Зеба с беспокойным любопытством, словно гадая, стоит с ним откровенничать или нет. Тот решил ему подсобить. — Что, — проговорил он, принимая у него поводья, — много у тебя работы, парень? — Когда как, масса Стумп, — охотно отозвался Плутон, осклабившись белозубой улыбкой. — Иногда целыми днями тихо, даже мисс Пойндекстер на своей крапчатой не катается. А порой среди ночи вскакивать приходится, вот как вчера... Он умолк с таинственным видом, ожидая расспросов, и Зеб оправдал его надежды. — Это что же такое случилось, а? — спросил он, придав лицу недоверчивое выражение. — Плутон и сам не знает, масса Стумп! Да только масса Колхаун вывел из конюшни своего рыжего коня, и, представляете, не смог даже сразу залезть на него. Это он-то! Зато уж как в седло вскарабкался, так сразу за ворота и умчался. Вернулся под утро. Что конь весь в пене был, что он сам. А на днях... — Он понизил голос. — На днях он и вовсе странный был, масса Стумп! Даже в конюшню не вошел, бродил тут, будто от кого-то отмахивался. А потом вскрикнул и в сад умчался. Зеб Стумп сокрушенно поцокал языком. — Ну, напился твой хозяин, и что с того? — с укором обратился он к Плутону. — Тебе-то что с того? Плутон всплеснул руками. — Да не был он пьян, масса Стумп! Вот ей-богу! — и он осенил себя крестным знамением. — Был-был! — отмахнулся Зеб. — А то я твоего хозяина не знаю. Чтобы мистер Колхаун, да пьян не был. Ты мне вот что скажи, — произнес он, пресекая дальнейшие возражения Плутона. — Его конь — это который? — Нет его тут, масса Стумп, — сказал Плутон, оглядываясь на распахнутые ворота конюшни. — Масса Колхаун уже с полчаса тому как на нем уехал. — И как, чудной он был? — Да нет, масса Стумп, вроде, в этот раз все спокойно было. Назвал меня ленивым дурнем, как водится, сел в седло да и уехал. — Вот видишь, — назидательно сказал Зеб, подняв кверху палец. — Значит, просто не успел напиться... Ах ты, черт!.. — Что случилось, масса Стумп? — удивился Плутон. — Кисет свой не могу найти, — сказал Зеб, похлопывая себя по карманам. — Не иначе, в саду обронил. — Давайте я сбегаю, поищу! — с готовностью вызвался Плутон. Но Зеб, уже шагавший к зданию асиенды, махнул рукой. — Нет, парень, не надо, я сам. Ты лучше кобылку мою подержи. Да на ворота посматривай: не ровен час, вернется мистер Колхаун пьяным, а ему и помочь будет некому. Плутон, наделенный как печальным опытом, так и бурным воображением, представил себе последствия столь живо, что больше своих услуг Зебу предлагать не стал. Тот беспрепятственно добрался до сада и скрылся в густой зелени. День стоял жаркий, и в комнатах хозяев асиенды все окна были открыты нараспашку. Зеб не представлял себе, которая из комнат принадлежит Колхауну, и сначала хотел положиться на интуицию вкупе с удачей. Но, уже приближаясь к дому и, по своей привычке, присматриваясь ко всему вокруг, в том числе и к траве под ногами, он приметил кое-что, что привлекло его внимание. Наклонившись, он внимательно всмотрелся в тусклые, опаленные солнечным светом травинки. Глаза его сузились, лицо приобрело сосредоточенное выражение. Он двинулся вперед, сосредоточенно глядя себе под ноги, и спустя минуту, остановился у крайнего из открытых окон. Заглянув внутрь, Зеб уже не сомневался, что пришел прямиком к обители Кассия Колхауна. Пожалуй, можно было бы сказать, что комната была обставлена роскошно. Но чтобы не погрешить против истины, следовало бы уточнить, что все убранство лишь служило данью роскоши, и руку к этому, скорее, приложил кто-то из родни, чем человек, живший здесь постоянно. Полог над кроватью был скручен и заткнут за опорный столб, явно чтобы не мешался. Ковер сдвинули наискось и не удосужились поправить. На столе красовалась любопытная композиция из пары книг, высохшей чернильницы, колоды карт и запыленной пустой бутылки. Мистер Кассий Колхаун в своем жилище, наверное, напоминал хищного зверя, мало интересующегося стоимостью тех шкур, клочья которых устилали его логово. Зеб оглянулся через плечо и, убедившись, что в саду никого нет, оперся о подоконник и вскочил на него с легкостью, поразительной для человека его возраста. Он спрыгнул в комнату, огляделся, кашлянул и почесал в затылке. Военная служба наградила Кассия чем угодно, но не армейской любовью к порядку, и найти здесь что-то неизвестное, что могло бы служить причиной странной болезни, с первого взгляда представлялось невозможным. Валявшаяся на стуле кожаная сумка с пулями, ружейный шомпол рядом со щеткой для сапог... — Уехал днем, и все было нормально, — пробормотал себе под нос Зеб, припомнив рассказ Плутона. — А ночью... Ночью. Он шагнул к постели. Вроде, ничего особенного. Смятая подушка, небрежно наброшенное покрывало... Словно ведомый инстинктом, Зеб наклонился и приподнял матрас. Что-то маленькое выскользнуло из-под него и с мягким стуком упало на пол. Зеб поднял упавшую вещицу и выпрямился. На его ладони лежала маленькая тряпичная кукла с нарисованными углем глазами и с руками и ногами, перетянутыми тесьмой. — Иосафат... — пробормотал Зеб. Кукла не превосходила размерами его палец, но было в ней что-то настолько зловещее, неестественное, что ему сделалось не по себе. Пожалуй, впервые в жизни он готов был поверить, что колдовская чертовщина, россказнями о которой пугают друг дружку негры на плантациях, существует на самом деле. Впрочем, он тут же встряхнул головой, отгоняя это наваждение. Слишком много повидал он на этом свете, чтобы поверить, будто кусок тряпки, размалеванный углем, может высосать разум у молодого здоровяка. Причина таилась в чем-то другом. Куклу, впрочем, он возвращать на прежнее место не стал и спрятал ее в кармане. На всякий случай — не в том же самом, где лежал никуда не пропадавший кисет. Зеб подошел к столу, поднял бутылку и поднес ее к носу. Пару дней назад здесь было бренди. И только оно. Других бутылок в комнате не оказалось. Зеб уже готов был покинуть комнату тем же путем, каким пришел сюда, и оперся о стол, чтобы взобраться на подоконник. И только тут он посмотрел на лампу, стоявшую возле окна. «Ночью». Он осторожно протянул руку и провел кончиком пальца по внутренней стороне стекла, стерев немного копоти. На пальце остался темный маслянистый след. Зеб принюхался и уловил странный сладковатый запах, напоминающий то ли смолу, то ли какую-то пряность. — Так-так... — пробормотал он и, вскочив на подоконник, спрыгнул обратно в сад. У конюшни он с довольной улыбкой предъявил кисет озабоченному Плутону, забрал у него поводья, и, выехав на своей «старушке» за ворота, двинулся прямиком в поселок, в гостиницу «На привале». Разумеется, останавливаться он в ней не собирался, еще чего не хватало. Но потолковав немного с хозяином гостиницы, Обердофером, он выяснил, что никаких постояльцев из Нового Орлеана в этих краях в последние дни не появлялось. *** Солнце уже клонилось к закату, когда Зеб приехал к хижине Мориса-мустангера на берегу речки Аламо. Если бы не важность дела, погнавшего его к асиенде Каса-дель-Корво из самого Нового Орлеана, его, пожалуй, мучила бы совесть из-за того, что он не направился сюда в первую очередь. Как-никак, Зеба связывала с Морисом давняя дружба. Впрочем, нет худа без добра. В памяти Зеба засели слова, сказанные мисс Пойндекстер о «бедном мистере Джеральде». Они навели его на кое-какую догадку, которую ему хотелось бы проверить. И теперь, глядя на Мориса, с мечтательной улыбкой ворошившего угли в костерке, Зеб не мог не признать, что лучшую пару для Луизы сыскать было бы трудно. Судя по тому, какое глуповато-счастливое выражение появилось на лице у Мориса, стоило Зебу произнести ее имя, он вполне разделял его мнение. И какое имело значение то, что он — мустангер, а она — Пойндекстер. Выяснилось и еще кое-что интересное. Оказалось, что, несмотря на дуэль и пару полученных Морисом пуль, кузен Луизы вызывает у него не злость, а, скорее, веселое недоумение. — Он как будто белены объелся, — сказал Морис. — Наговорил мне такого, что извинения у него пришлось выбивать с револьвером. Зеб хмыкнул и кончиком сапога подтолкнул сухую ветку поближе к огню. — Тогда, может, и белены, хотя, скорее, то его собственный норов был. А сейчас... А сейчас, боюсь, вы ближе к истине, чем хотелось бы. И сдается мне, тут даже не белена в ход пошла, а кое-что похуже. Морис, не привыкший к тому, чтобы его друг изъяснялся загадками, удивленно посмотрел на него. И тогда Зеб выложил ему все как есть. Выслушав рассказ старого охотника, Морис некоторое время молчал. — Конечно, это очень похоже на действие какого-то снадобья, — произнес он наконец, задумчиво глядя в огонь. — Но как его могли ему подсунуть? — Не подсунуть, мистер Джеральд, а подсовывать изо дня в день. И, как я понял, действие этого чертова зелья с каждым разом становится все сильнее. — Так значит, и этой ночью... Зеб кивнул. — И этой ночью я подумываю вернуться к асиенде и самому присмотреть, чтобы там не приключилось ничего худого. Морис снова замолчал. Он не испытывал ни малейшей симпатии к Колхауну, и у него имелись для этого веские причины. С другой стороны, совесть требовала, чтобы он вызвался съездить к Каса-дель-Корво вместе с Зебом: в конце концов, там, где затевалось что-то недоброе, его другу, решившему вмешаться в эту историю, тоже могла угрожать опасность. А главное — там, совсем рядом, находится Луиза. Кто поручится, что беда не коснется и ее? Вдруг она тоже окажется под действием дурманящего зелья? — Я поеду с вами, — объявил он. Собирался Зеб ответить согласием или нет, осталось невыясненным. Из зарослей послышались истошные крики. Кто-то продирался через кусты, не разбирая, есть ли рядом путь посвободней или нет. — Фелим! — воскликнул Морис, вскакивая на ноги. Собака, дремавшая на пороге хижины, вскочила и, заливаясь лаем, кинулась к зарослям. Когда из кустов вывалился неуклюжий рыжий здоровяк в измятой, разодранной колючками одежде, она завертелась вокруг него, решив, по-видимому, что ей предлагают веселую игру. — Мастер Морис! — заголосил Фелим, кидаясь к костру. — Мастер Морис, спасите меня и сами спасайтесь! — Черт тебя подери, дурень ирландский! — взревел Зеб, оказавшийся у него на дороге. — Ты чуть не столкнул меня прямо в костер, глупая твоя башка! — Мистер Стумп! — Фелим, наконец, заметил гостя и теперь уже уцепился за него. — Мистер Стумп, я видел дьявола! — Да ты пьян, небось, — попенял ему Зеб. Фелим отчаянно замотал головой. — Клянусь Пресвятой Девой, мистер Стумп, со вчерашнего дня у меня ни единого глоточка виски во рту не было! — Еще и этот! — вскричал Зеб. — Мало в Техасе одного придурка, которому черти мерещатся... — Да не примерещился он мне, богом клянусь! — и Фелим пылко перекрестился. — Да что ты видел-то? — спросил Морис. — И где? — Ах, мистер Морис, там, куда вы меня послали силки проверить — на самой опушке. Точнее, это я на опушке был, а он-то по прерии ехал. — Дьявол? — с интересом спросил Зеб. — Да ну? — Не смейтесь вы, мистер Стумп, видели бы вы его так, как я видел, вам бы сейчас ох как не смешно было бы! — И как же ты узнал, что это дьявол? — полюбопытствовал Зеб, складывая руки на груди и настраиваясь выслушать занятную байку. — Рога, небось, были, как у бизона? — Да не на чем там рогам быть, мистер Стумп! — вскричал Фелим. — Головы у него не было, понимаете?! — Как это — не было головы? — вырвалось у Мориса. — А вот так, будто ножом ее срезало! Плащ на плечах, а сверху ничего и нет! И сидит в седле, как ни в чем не бывало. Зеб фыркнул и покачал головой. Морис машинально посмотрел на небо. Вечер неуклонно приближался, но было слишком светло, чтобы приписать странное видение Фелима игре теней. — И едет, едет, понимаете?! — горячился Фелим. — Головы нет, а лошадью правит. Свернул, слава тебе, господи, не к нам, а вон туда, в сторону поселка. Недоверчивые усмешки погасли. Морис и Зеб как по команде посмотрели друг на друга. Обоим пришла в голову одна и та же мысль. — Поехали, — коротко сказал Зеб и зашагал к своей кобыле. — Не поеду! — заголосил Фелим, отступая к хижине. — Тебя никто и не зовет, — заверил его Морис, вытаскивая из-под навеса седло. — Оставайся здесь вместе с Тарой, стереги дом. Поручение стеречь дом польстило бы самолюбию Фелима, будь он способен сейчас над чем-то задумываться. Пока что он понял главное: его не берут на поиски безголового дьявола и с ним оставляют собаку. Ухватив Тару за ошейник, он уселся на крыльце, прижавшись к дверному косяку, и смотрел вслед двум уезжающим всадникам, покуда их не заслонила зелень. *** Письмо от Сабелы было внезапным и странным. На странность Кассий поначалу не обратил внимания. «Я хочу, чтобы ты берег себя» — такого она и перед походом в Мексику ему не говорила. Соскучилась наверное. Соскучилась. По нему. Первые дни после дуэли запомнились как вязкий дурман, из которого его выдергивала боль и в который снова погружала слабость. Ему и раньше случалось нарваться на пулю и напороться на нож, но те раны не оказывались такими тяжелыми. Несколько раз он чудом уворачивался от смерти и в закоулках Нового Орлеана, и в резне у Буэно-Виста, и в яростной схватке при Чурубуско. Но в пылу драки некогда было вглядываться в нависшую над ним оскаленную черную гримасу. Зато теперь зияющая непроглядная бездна, готовая поглотить его, подбиралась совсем близко, будто ждала, когда малейший неосторожный вздох оборвет его последнюю связь с этим миром. С миром, в котором не найдется никого, кто попробует его удержать. И иногда хотелось сорваться туда, просто чтобы узнать, взглянет ли кто-нибудь ему вслед. И удерживало подспудное понимание того, что никто не взглянет. А теперь за отворотом пиджака лежал сложенный вчетверо конверт, и в нем — листок бумаги. И слова на этом листке означали, что он ошибался. Только этот листок и придавал ему сил. Ночь раскачивалась вокруг и луна металась над кронами, обжигая его ядовитым холодным взглядом. Неясная тень кружила впереди, то появляясь, то исчезая, и надо было догнать ее во что бы то ни стало. Догнать, потому что иначе она подкралась к нему в темноте, вгрызлась бы в него, пока он спал, уволокла бы в свой жуткий мир, в свое небытие, откуда нет возврата. Тень уходила в заросли, куда не мог пробраться конь, и Кассий спешился, машинально набросив поводья на ветку. Он продирался сквозь кусты, не обращая внимания на острые сучья. Чем заросли гуще, тем лучше: неведомой твари будет труднее подкрасться к нему, а уж сам-то он ее не упустит. Вон она, качается впереди, будто гигантский нетопырь, запутавшийся в паутине. Не уйдет... Не уйдет и не получит его! Луна в очередной раз выскочила из-за ветвей и обожгла глаза. Неведомая тварь оказалась совсем близко. Рука сдавила ствол ружья так, что заныла ладонь. Где-то рядом раскачивались, расступаясь, деревья: там обрывалась роща, там начиналась степь, туда могла удрать проклятая нечисть, чтобы продолжить свою охоту в прерии, где от нее уже не укрыться. Медлить было нельзя, и Кассий вскинул револьвер. Они нападут на эту тварь оба. Он и Сабела, неожиданно пришедшая на помощь. Она же писала именно об этом, да? Она же сама родом из тех краев, где водятся такие твари, где пляшут у костров чернокожие колдуны, где бродит королева в ярко-желтом тюрбане, прижимая к груди огромную змею. И она умеет писать, чего не скажешь о каждой шлюхе, пусть даже из борделя Мари Лаво. Ведь это же его шлюха, черт вас всех побери, и вообще попробуйте только назвать ее шлюхой. Это ее рукой написано его имя на конверте, то самое имя, первые буквы которого выбиты на пуле. Он оторвал клочок конверта и загнал пулю с этим самодельным пыжом в дуло ружья специально, чтобы они были вместе — ее рука, его имя. Ты же это имела в виду, Сабела, когда говорила, что от тебя что-то может быть нужно? Проклятая тень раскачивалась совсем рядом. Могло показаться, что она не движется с места, но он-то знал, что на самом деле она приближается, подкрадывается к нему. Она несла с собой смерть. Надо было только успеть напасть первым. Тень была уже совсем близко, когда он вскинул ружье и выстрелил, казалось, наверняка. Сгусток мглы рассыпался стаей разлетевшихся во все стороны визжащих летучих мышей, ночь взорвалась хохотом, и луна разрубленной пополам головой покатилась на него с неба, кося пронзительно-белым глазом. Кассий с криком шарахнулся в сторону, заросли отскочили назад и он упал на траву. Над ним с диким ржанием взвился на дыбы конь, и в муторном белом свете отчетливо выступил силуэт всадника, закутанного в плащ. У всадника не было головы, и хохот, звенящий в ушах, висел где-то в воздухе, а срубленная с неба луна кружила рядом и лязгала ощеренными зубами. Кассий с трудом поднялся на ноги и, уворачиваясь от мечущейся вокруг луны, побежал, не разбирая дороги, прочь от всадника, а тот, не переставая хохотать, погнал коня за ним следом. Несколько раз Кассий падал, и тогда всадник догонял его. Свешивался с седла, и откуда-то из глубин его чрева доносился жуткий издевательский смех. Чудовище взмахивало рукой, что-то со свистом рассекало воздух и плечи обжигала боль, а копыта огромного коня оказывались совсем рядом, и тогда приходилось подниматься и бежать дальше. Трава опутывала ноги, ловила его, пытаясь удержать и скормить гнавшемуся за ним чудищу. Несмотря на темноту, его становилось видно все четче, даже можно было различить полосы на развевающемся плаще. Луна вернулась на прежнее место на небе и не нападала больше, а в хохоте безголового существа послышалось что-то знакомое. Внезапно за спиной у монстра возникли смутные тени, они все приближались. Вскоре уже можно было различить силуэты двух всадников, мчащихся во весь опор. Обычных всадников, слава богам и генералу Джексону, обычных, с головами на плечах, и к тому же отчаянно орущих что-то — Кассий не разбирал, что именно, но голоса эти он знал, это точно. Безголовое чудище завертелось в седле, а потом яростно пришпорило коня. Тот бросился вперед, потом взвился на дыбы, и Колхаун, чтобы не попасть под копыта, метнулся в сторону. Кто-то снова закричал и грохнул выстрел. Безголовый взмахнул руками, будто крыльями, пытаясь взлететь, но вместо этого опрокинулся назад. Перед Кассием возникло что-то белое. На этот раз это оказалась не луна, а лицо Мориса Джеральда, бледное, как тогда, на дуэли. Земля ушла из-под ног, но в ту же секунду руку Колхауна будто сдавило железным обручем. Морис рванул его на себя, и теперь его лицо оказалось совсем уже близко. Тоже как тогда, на полу салуна, когда он склонился над ним, полуживым, с револьвером в руке. Что, опять?! — Какого черта? — пробормотал Кассий, с яростным упрямством уставившись на Мориса, а тот взял да и улетел в темноту. Первое, что увидел Колхаун, открыв глаза, были конские шкуры, висевшие на стене наподобие ковра. Некоторое время он смотрел на них бессмысленным взглядом, пытаясь понять, что это означает, а потом медленно, с трудом, повернул голову. Он лежал на кровати в полутемной хижине, сколоченной из стеблей какого-то растения. Прямо над ним возвышался незнакомый нескладный увалень с копной рыжих волос. Перехватив взгляд Кассия, он расплылся в такой широкой улыбке, что его физиономия обрела сходство с добродушной хэллоуинской тыквой. — Мастер Морис! Мистер Стумп! — завопил он, повернулся и вышел из хижины. — Он проснулся. Мастер Морис... Стумп... Ах, да, Луиза вчера говорила, что приехал Зеб Стумп. Наверное, это он и есть. И,.. что за черт. Морис?! Колхаун сел на кровати и обхватил голову руками. От резкого движения все стало расплываться перед глазами. Ощущение было, даже не как после похмелья, а как после выматывающей болезни. Черт побери, что может быть отвратительнее, чем чувствовать себя слабым. Он заставил себя слезть с кровати и шагнул к двери. В тот же миг чья-то рослая фигура загородила свет. Прищурив глаза, Кассий разглядел лицо Зеба Стумпа. — С добрым утром, — бодро сказал тот. — Хотя, какое утро: времени уже за полдень. — С добрым... — Кассий огляделся по сторонам. — Где я? Он, конечно, догадывался, где, и все же ответ Зеба Стумпа вызвал у него новый приступ отвращения к жизни. — В хижине Мориса Джеральда, — сообщил Зеб так, будто он удивлен возможностью других вариантов. — Но что случилось? — хмуро спросил Кассий. — Как меня... как я сюда попал? — Долгая история, мистер Колхаун. Пожалуй, лучше вам взглянуть на кое-что. Точнее, на кое-кого. Колхаун следом за Зебом вышел из хижины. Здоровенная псина подбежала к нему, ткнулась влажным носом ему в ладонь и вернулась на густую траву в тени ближайшего дерева. В нескольких шагах от порога весело потрескивал костер, у которого сидел человек, сам факт существования которого на свете отравлял Кассию жизнь. Этот человек едва не убил его за дурацкую пьяную выходку, и сделал это с такой легкостью, как будто собирался просто переломить сухую ветку о колено. И сейчас он оборачивался и смотрел на него так спокойно, словно ничего и не случилось, и даже как будто хотел спросить, все ли с ним в порядке. Слава богу, не спросил. — Вот, — сказал Зеб Стумп, взмахом руки указывая на заросли акации ближе к реке. Там в тени ветвей лежало что-то большое, прикрытое полосатым плащом. Кассий вспомнил, где он видел этот плащ, и передернулся. Ночной кошмар, померкший было при пробуждении в таком странном месте, вернулся и вновь обрел мучительную четкость. Зеб подошел к предмету, накрытому плащом, и оглянулся на Кассия. Поняв, что его ждут, тот сделал несколько шагов вперед. Ноги слегка подгибались, но он упрямо старался ступать как можно тверже. Не хватало еще выдать свою слабость перед человеком у костра. И все-таки Кассий пошатнулся, тихо выругавшись, когда Зеб Стумп наклонился и отбросил край плаща. — Освальд?! Черт побери, это еще что такое? — Ваш шурин, если не ошибаюсь, мистер Колхаун, — ответил Зеб, в упор глядя на него. — Мой... А... ну да. — Лицо Колхауна, побледневшее после ночных приключений, залилось краской. Похоже, маленькая тайна всплыла на поверхность. Ну и пусть. — Но... Но как... почему... — Понятно, почему он сходил за безголовое пугало, — произнес Зеб, склонив голову набок и разглядывая тщедушного человечка с острой мышиной мордочкой. — Рост у него, прямо скажем, не великанский. — Но зачем этот дурацкий маскарад? Он... — Кассий только сейчас почувствовал саднящую боль и, посмотрев на свою руку, увидел красный рубец, вспухший на запястье. — Зачем он все это сделал? И кто его убил? — Эвон сколько вопросов, мистер Колхаун! Убил его, прямо вам скажу, я сам, и по-другому ничего не получалось: этот молодец едва вас в овраг не спихнул, и оттуда бы вы живьем не выбрались. Мы едва к вам подоспели, когда выстрел услышали. Сначала коня вашего нашли, а потом и вас двоих у оврага увидали. Кассий вспомнил, как под ногами качнулась и исчезла земля. И еще вспомнил, что было потом. Он обернулся к костру. Морис Джеральд сидел, вороша палкой угли, и вид у него был такой безмятежный, будто иных забот, кроме как булькающий над огнем котелок, в его жизни отродясь не существовало. — Он вас и вытащил, мистер Колхаун, — сказал Зеб вполголоса. — Я-то поотстал на своей кобылке, а Морис в последнюю секунду успел, ухватил вас за руку. Более дурацким этот день стать уже не мог. Слабость нахлынула снова, и чтобы не повалиться прямо на траву, пришлось сесть у костра. Морис посторонился, освобождая для него место. Кассий думал, что нет слов, вымолвить которые было бы так же муторно, как то извинение под дулом револьвера, но, кажется, он ошибался. — Спасибо, — хмуро сказал он. Он не очень представлял себе, что Морис может ответить такого, чтобы желание двинуть ему в зубы не сделалось непреодолимым. Но тот только молча взглянул на него и, так же не произнеся ни слова, протянул ему флягу с виски. *** Хотя все возможные опасности миновали, асиенда Каса-дель-Корво все равно была охвачена переполохом. Кассий Колхаун, возвратившийся домой в сопровождении своих спасителей, от разговора о своем семействе уклонился. Он удалился к себе, запер дверь и вышвырнул лампу из окна подальше в сад. Пока Мориса осыпали расспросами о случившемся этой ночью, Зеб тихонько вернулся к конюшне. Как он и предвидел, Флоринда, служанка Луизы, вертелась возле Плутона, видимо, надеясь узнать от него подробности произошедшего. — Глянь-ка на копыта моей лошадки, — обратился к нему Зеб. — Что-то мне показалось, что одна из подков вот-вот отвалится, только не припомню, которая. Плутон хотя и удивился этой просьбе, но спорить с белым массой не стал и покорно скрылся в конюшне. Зеб Стумп повернулся к Флоринде. — Пойдем-ка к дому, девочка, — сказал он. — Мне тебе кое-что передать нужно. Флоринда как будто слегка растерялась, но любопытство взяло верх, и она пошла следом за Зебом. Свернув на садовую дорожку, где густая зелень скрывала от глаз и дом, и конюшню, Зеб остановился, достал из кармана тряпичную куколку и протянул ее Флоринде. Беззвучно ахнув, девушка отступила на шаг и замерла, не зная, куда теперь деваться. — Я никому не скажу, — торопливо заверил ее Зеб. — Если, конечно, ты отдашь мне то зелье, которое передал тебе мистер Хьюз. — Я не знаю... — Флоринда замотала головой. — Какое зелье? — Которое ты подливала в масло для лампы в комнате капитана Колхауна. — Я не знаю, о чем вы! — с отчаянием в голосе вымолвила Флоринда. Она собралась с духом и подняла голову, взглянув Зебу в глаза. Впрочем, щеки у нее тотчас вспыхнули, выдав смятение. — Так это не ты делала? — с наигранным простодушием спросил Зеб. — Это следы чьих-то других башмачков остались на траве под окном мистера Кассия? Взгляд Флоринды метался, руки судорожно комкали край передника. — Но ведь рабам с плантации в саду делать нечего. Никто из них сюда не мог пробраться незамеченным. Значит, это кто-то другой. Кто-то, у кого есть такие же маленькие башмачки и... — Заскорузлый палец коснулся ленточек, которыми были перевиты руки и ноги куклы. — И такие же дорогие шелковые тесемки, верно? Флоринда ахнула и, метнувшись к Зебу, обеими руками уцепилась за его локоть. — Это не мисс Луиза, нет! — На ее глаза навернулись слезы. — Она ничего не знает, клянусь! А если узнает, что это я напугала массу Кассия, она рассердится, и даже, наверное, меня прогонит! — Деточка, ты не просто его напугала. Ты его чуть не убила. — Да нет же, нет! — Флоринда отчаянно замотала головой. — Тот человек мне все объяснил! Он сказал, что если массе Кассию станет здесь страшно, он перестанет изводить мисс Лу и уедет отсюда! Вы, масса Стумп, не знаете, а у него ведь, оказывается, там, в Новом Орлеане, ребенок есть маленький! — Ошибаешься, девочка, я об этом знаю. Да только этот человек собирался, убив мистера Колхауна, и сынка его со свету сжить, чтобы заполучить наследство. У Флоринды вырвался крик ужаса. Теперь на ее заплаканном личике отражался не только страх, но и горе. — Масса Стумп! Масса Стумп! Я вам чем хотите клянусь, не желала я зла ребеночку! Я... Я только... У нее сдавило горло. — Хватит, хватит, девочка, успокойся, — мягко сказал Зеб. — Главное — отдай мне то зелье. Оно ведь в буром флакончике с зеленой этикеткой? Флоринда посмотрела на всеведущего Зеба с суеверным ужасом, молча сунула руку в карман передника и протянула ему пузырек. Зеб посмотрел сквозь флакончик на свет. Снадобья оставалось больше половины. Сильное зелье, ничего не скажешь. Даже если бы Освальд Хьюз не подловил свою жертву в прерии, рано или поздно накапливающиеся ядовитые пары сами отправили бы на тот свет вдыхающего их человека. — Я от этой отравы избавлюсь, — сказал он. — Ну а с этим как быть? Он кивнул на куклу. — Это я сама придумала, масса Стумп, — убитым голосом сказала Флоринда. — Я думала, так он быстрее уедет. — Глупости все это, вот что я тебе скажу, — вздохнул Зеб. — Но давай-ка и с этим дельцем закончим раз и навсегда. Он положил куклу на песок, достал кремень и выбил искру. Тряпичная фигурка, набитая сухой травой, будто истаяла в пламени, почти невидимом при ярком дневном свете. В конце концов от нее осталась лишь горстка пепла да пара обгорелых волокон, и Зеб своим тяжелым каблуком вдавил их в землю. *** Прохожие увидели Гаспара Монтеня мчащимся по улице, вскинув руки и выкатив глаза. Он издавал бессвязные крики, подпрыгивал и то и дело как будто отбивался от кого-то. При попытке соседей увести его в дом, он зашелся жалобным визгом, увернулся от протянутых к нему рук и плюхнулся прямиком в канаву, переполненную после дождей, несколько дней подряд заливавших Новый Орлеан. В конце концов его все-таки затащили в дом, но слух о горе-Докторе, которого всем кварталом вылавливали из канавы, уже разлетелся по всему городу. Непохоже было, чтобы в Луизиане осталось много желающих приходить к нему за помощью. Гаспар Монтень был фигурой слишком противной и жалкой, чтобы избавление от него считалось серьезной победой. Но и простые пустячки порой поднимают настроение и служат предлогом для маленьких праздников, и в тот день в бордель Мари Лаво доставили несколько ящиков лучшего вина, привезенного из Старого Света. Щеки Онорин после этих возлияний рдели, когда она встретила на пороге Кассия Колхауна. — Клиент у нее, — возвестила она, даже не спрашивая, к кому он пришел, и сокрушенно покачивая головой. — Хорошо, — согласился Кассий так покладисто, что, будь знакомая с ним Онорин трезва, она бы заподозрила неладное. Колхаун вышел из борделя, обошел дом, остановился под окном Сабелы и, прислонившись к дереву, принялся насвистывать ту песенку, которую горланил в свой самый первый визит в заведение Мари Лаво. На втором куплете Сабела выглянула из окна, улыбнулась и еле заметно кивнула. Колхаун прекратил насвистывать, вернулся к крыльцу и стал ждать. Четверть часа спустя из дверей выскочил щуплый господинчик, на ходу поправлявший воротник. Он остановился на пороге, будто запнувшись, посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую, словно вспоминал, откуда же сюда явился, и наконец, спустившись со ступенек, торопливо зашагал в глубину улиц. Дверь отворилась, из-за нее выглянула Онорин и кивком велела Кассию заходить. Тот вошел в дом, прихватил со стола бутылку и взбежал вверх по лестнице. Сабела уже ждала его в коридоре, завернувшись в длинный золотистый халат, похожий на шкуру диковинного дикого зверя. — Что ты с ним сделала? — ухмыльнулся Колхаун, кивнув в сторону улицы. — Я ему погадала, — сказала Сабела, за руку втянула его в комнату и затворила дверь.