Сейчас или никогда

Сухая земля жадно впитывает свежую, чистую влагу пасмурного летнего неба. Холодный ветер иглами пронизывает лоскуты черного окровавленного плаща и ударяет резковатым металлическим запахом в ноздри, заставляя фанатика широко улыбаться. Поза немного расслаблена, выдает легкую усталость и огорчение. Убивать этого человека было скучно. Даже слишком. Не совсем обычный торговец оружием, убитый трудами своей профессии. Какая ирония. Лицо фанатика искривляется в недовольной усмешке, и, на первый взгляд, идеально наточенная коса скользит по твердеющей трупной коже, аккуратно разделяя спину на две равные части. Хидану просто не понравилось оружие. Тихий вздох напарника заставил мужчину оскалиться ещё сильнее, с диким сумасшествием махать серым отполированным металлом из трех зубьев на длинном вертеле, растаскивая части тела по земле, возвращая, как говорится, все тленное обратно. Сумасшествие у него в крови. Густой и темной, казалось, малиновой крови. По глазам видно. Таким же ненормальным, диким, одурманивающим. Они ненавидели друг друга до следов удушья на шее, порезов швов на теле, следов ногтей на ягодицах и разодранной задницы. Причем последнее - чисто вина самого обладателя задницы. Такого накаченного, светловолосого фанатика долбанутого бога. Мазохист, любящий убивать каждого второго. Жестокость по расчленению живых и не очень была настолько сильна, что в моменты пика своей власти над измученным и истерзанным телом он мог получить оргазм лишь от дополнительного проведения лезвием по лицу жертвы, срывая тонкий слой кожи и оголяя суховатые мышцы и часть грязного от земли и крови черепа. Пустые глаза трупа для него были очень притягательны. Может быть, поэтому секс с Какузу был для него скорей приятной необходимостью, нежели какой-то прихотью. Хотя доступ к телу казначея Акацуки, несомненно, был для Хидана небольшой победой. Уже несколько месяцев эта парочка не тратила деньги на бордели, чем неплохо экономила на бюджете организации. Шлюхи после Хидана долго не жили. Они вообще не жили. Оргазмировать на труп – конечно, только этот чертов белобрысый мазохист-убийца мог такое сотворить. Какие картины Какузу только не видел – но кишки симпатичной молодой проститутки с прокуренными рыжими волосами и едким сладким ароматом, исходящим от ее грудей, он запомнил надолго. И ее оторванные груди, кстати, тоже. Убийце даже иногда становилось жалко. Денег, возмещенных борделю за очередную убитую «добывательницу хлеба» заведению с дешевым пошлым названием. После, распробовав вкус секса с этим чертовым фанатиком, выгибающимся в пояснице от каждого проникновения члена, дико улыбающегося от сладостной, наверное, муки и крови, стекающей по бедрам (мужчина никогда не готовил Хидана, да и он сам не горел желанием тратить лишнее время), Какузу был рад отказу от борделя. Не всегда тебе попадется покорная девушка или женщина с приличными подтянутыми формами, в меру пошлая. В меру? Прокуренные проститутки, которые за всю свою великую карьеру тесно сотрудничали более чем с сотней представителей мужского пола разных возрастов, состояний кошелька и комплекции, не могут просто спрятать свою блядскую натуру куда подальше просто так. Они требуют чаевых. И это еще пошлее.... Да, они не тратили денег на единственный в своем роде бордель, где милым шлюшкам плевать, кто их клиент, главное – сколько он заплатит. Поэтому брали они дорого. Но даже это сейчас, почему-то, не остановило Какузу. Секс с напарником, казалось, и перестал быть сексом. Меняется. Что-то меняется. И это явно не по вкусу убийце под маской. Девушку в номер того гостиного дома напротив. Тринадцатая комната, дверь направо, которую после себя закрыть на замок. Желательно новенькую. Прокуренные лица и обвисшие груди, обтянутые вульгарным черным кружевом, в последнее время, перестали привлекать мужчину. Ему и раньше это не нравилось, но стерпеть можно было. Теперь же нет. После накачанного тела напарника, ерзающего на бедрах и громко стонущего от каждого толчка, заливающегося смехом от дикого чувства наслаждения и боли, обрюзгшие туши ветеранш своего дела уже не возбуждали. Зато на оголенную спину Хидана вставало по стойке смирно. И это бесило больше всего. Миловидная малолетка. Видимо, продали родители, или сироту приютил «добрый» пузатый дядечка с явными сдвигами и сексуальными отклонениями. Пятнадцать лет. Хотя, Акацуки – сборище таких же моральных уродов, на первый взгляд. Только на первый. Светлые локоны спадают на кружевные бретели подобия корсета, обтягивающие сплошные кости. Девушка-то слишком худая, фигурой мужского типа. Чем-то зацепило. Еще неопытная, пытающаяся быстро насаживаться на слишком большой член клиента, соскальзывая влажными от напряжения руками по накачанному шершавому прессу вперед, чуть не падая, позволяя вторгаться в свое тело дальше, глубже, еще унизительней, пыхтя от каждого болезненного толчка, рассматривая шрамы на теле странного мужчины. Тот просто лежал, ожидая разрядки своего тела. Как он и думал. Даже плоская грудь, светлые, практически белые локоны, выпирающие ключицы и лопатки не произвели должного впечатления на разум и тело. Надо заканчивать быстрее, но личико старающейся девушки было немного милым. И удивление на лице, застывшая предсмертная агония, краем глаза увиденная, и размазанное тело по стене. Хидану стало скучно. Черт, надо было заканчивать быстрее. Поток крови из сонной артерии. Потухшие голубые глаза и слипшиеся локоны. Лучше уж так, чем сгнивать в проклятом борделе под очередным пыхтящим толстым мужиком, дышащим перегаром в разрушаемые раком губы. И Хидан, вытаскивающий свою старую косу из шеи девушки. Взгляд злой, немного обиженный. Так смотрит ребенок, которого бросили. Сумасшедший ребенок. Никаких слов – в тишине садится на бедра мужчины, дразня возбужденный член жесткой тканью черных брюк. Тихий рык не ускользает от фанатика и тот с еще большим усердием крутится вокруг, разжигая в Какузу дикую ненависть к светловолосой персоне. Сначала он принял правила игры этого чудика. Но член уже болезненно ныл, пока тот медленно зажимал его ягодицами и так же не торопясь двигал своими бедрами, давая убогую замену полноценному анальному сексу. Две половинки хорошо бы отшлепать кожаным кнутом с гвоздями, но никак не использовать заменителем дырки. Практически родной. Он снова стонет и выгибается. Лежа на спине, правда, с раздвинутыми ногами, задыхаясь от восторга. Или от боли из-за члена в узкой заднице – регенерация такая классная штука. Или от нитей на шее, душащих улыбающегося фанатика. Такого экстаза он еще не испытывал. Синяки на бедрах и разорванная задница, наверное, заживут. Должны. Лучше не надо.... А хрипы все громче. И недовольный стук в стенку завистливой женщины средних лет, крики о непотребствах средь бела дня. Ну, так присоединяйтесь, выебем в лучшем виде, если уйдете живой, разумеется. Такой секс никто не сможет выдержать. Кроме него – неубиваемого мазохиста, раздирающего свою грудь в надежде захлебнуться накатывающим оргазмом и плюхнутся на окровавленные простыни и выжидать, когда же, наконец, эта сперма вытечет из растянутой по самые яйца дырки. Никто не выдержит, кроме него, такого длинного секса с Какузу. За один такой длительный подход Хидан умудряется кончить до семи раз. Ходить, правда, мазохист после этого не может – все бедра синие – от пальцев и силы шлепков: так быстро пах казначея вбивался в окровавленный анус, попутно оставляя синяки на внутренней стороне бедра. Царапины и выдернутые нити – разумеется, и сам мужчина не остается без травм. Скорее нужда, чем прихоть. Никто не выдержит ни характер, ни заскоки этих двоих, ни секс. Ненависть двух мужчин окупается другой монетой – дикой страстью, рвущей ткани и кожу тела напротив. И толчки становятся быстрее, Хидан уже запрокидывает глаза, молясь своему Дзясину за очередной прекрасный трах. А затем стоны имени напарника и вырванные клоки волос. Их и так мало осталось, боже, хватит! Никто не выдержит кроме них. Крик и мат фанатика предзнаменовал оргазм обоих. Даже кончили одновременно, замечательная синхронность и командная работа! Белая сперма мешается с кровью, аромат специфичный, стойкий. Какузу хмурится, Хидан улыбается. Раздвигает еще шире, подрагивает всем телом и дышит часто-часто, запрокидывая голову на дешевую подушку. Конченный мазохист. А девушку придется убрать. И заплатить. Больше услугами борделя они никогда не пользовались. Очередное задание, очередной труп, очередной секс в захудалой пропахшей сыростью комнатке гостевого дома. Как обычно, насаживается быстро и необузданно. Только теперь смотрит в глаза. Постоянно. Раздражает немного, от взгляда малиновых глаз трахать это чудо хочется в два раза сильнее, чтоб до глотки доставало, чтоб захлебывался от боли вкупе с наслаждением. - Кто лучше? Шлюшки общие или твоя личная, а? – называет себя в шутку, жадно заглатывая воздух с каждым небольшим толчком. Наблюдать за картиной взъерошенного Хидана было прекрасно. - Зачем убил-то? – спросил не подумав, чисто случайно. Хидана никак не смутило, дико хохоча и прыгая на большом члене Какузу, он смотрел в упор, открывая свой пошлый рот сквернослова, выбивая стоны при каждом скачке. - «Сейчас или никогда» подумал я, кидая косу в проходе. Трахаться захотелось, а ты с шлюхой. Вполне нормальный ответ, в стиле фанатика. Ничего лишнего. Абсолютно. - Она на меня была похожа, ебаный извращенец Какузу! – громко. Слишком. И стон слишком пошлый. И снова его повалили. Кажется, ночка будет долгой. Очередные недовольные долбятся в стену. Пусть сами друг о друга подолбятся и не мешают двум убийцам снимать напряжение. Необходимость. И только. Кажется, кого-то выебут. Жестко. И этот кто-то явно не сможет ходить завтра. Как обычно. В последнее время. Это нормально. Сейчас или никогда, верно?