Серебристая песня смерти

Спою тебе песню, а ты засыпай. Пусть сон твой крепок, глубок будет, тебе ведь силы нужны. Завтра бой предстоит. В Самайн тебе биться. Снег в ночи на зеленую пал траву, алые листья собой укрывает. Алое — цвет королей. Крови цвет. Одна у нас кровь, одна на двоих. Ранят тебя, меня боль пронзает. Так у нас с детства. Любил ты сестру, сестру ты берег. Учиться ты начал хитрым приемам. В сраженьях стал вихрем, огнем и текучей водою. Стал ты искусен настолько, что враг не мог и коснуться тебя. Обо мне брат мой думал в бою. Знает это принцесса Нуала. Ведь одна у нас кровь. Мысли твои мне открыты, как и тебе — мои тайны. Выходит, я тебе жизнь сберегла. Иначе давно путь окончил бы свой в дальних краях неукротимый Нуада. Неукротим мой брат от начала. Отца решение ты не принял. В изгнанье ушел, но сердце свое не смирил. Не будет Нуада союзником людям, так ты Нуале сказал. Добавил, прощаясь: «Бедой обернется с людьми договор». Прав оказался. Лишили нас люди зеленых лесов и веселых лужаек, в подземелья загнали. Величие отнято наше, осталась лишь честь. «Но много ли чести, — ты вопрошаешь, — в затхлых жить подземельях народу, что много достойней людей?!» Нуала молчит. Нуала не знает. Отец говорил: лучше голод терпеть и нужду, чем слово нарушить. А ты говоришь, люди сами нарушили слово. Много дорог исходил ты, Нуада, многое видел. Сгорело сердце твое о мертвых лесах, где птицам не петь, ручьям не бежать, не цвести землянике. Люди рубят деревья, истребляют детенышей ланей, лис и волков загоняют. Уходит наш мир. И сердце твое воспылало яростью к людям. Поклялся ты не оставить о них даже память. А Нуала дома была, покой отца охраняла, стариковский покой берегла. То призвание женщин — беречь, охранять. Твоими дорогами я не ходила, Нуада, не знаю, чья правда вернее. Но знаю, что гнев ослепляет тебя, искажает твой разум и дух. Отца ты убил. Знаю, ты защищался, но руку поднять на отца не имел брат мой права. Уж лучше б мы оба погибли в тот день. Отец стал далек от Нуады, а теперь далека и сестра. Не для битв рождена я. Рвется душа моя, брат, между миром, что так тебе дорог, и миром, что дорог стал мне, когда я полюбила. Опасна влюбленная женщина, ибо слепа, как слепа твоя ярость. Люблю тебя, брат, но больше люблю я другого. Ради другого предам я Нуаду, предам я мир эльфов. Не человек этот другой, но людей защищает, и я буду с ним, не с тобою, Нуада. Прости меня, брат мой. Сестру ты не предал бы смерти, даже если бы смерти хотел. А сестра тебе смерть принесет. Ведь одна у нас смерть на двоих. Я умру — ты умрешь. Я сберегла жизнь Нуаде, я же ее отниму. Спи. Пусть сон твой будет покоен. Во сне ты прекрасен и тих, как чистый снег на вершинах. Улыбка твоя как заря первого зимнего утра. Ты спишь у меня на коленях. Сестра над тобою как страж неусыпный. Проснешься — и страж станет твоим палачом. В бой ты пойдешь, но не дано тебе выиграть битву. Своею рукою себя поражу, и ты со мною погибнешь. Над тобою я плачу, Нуада. Величие и красота, недоступные людям, с тобою уйдут. Покинут мир воля и смелость. Но и ярость уйдет, и жестокость, что грозились людей погубить. Или я не права? Не знает ответа Нуала, но решение приняла. Пусть ложно оно, иного пути не дано мне. Смертью за зло воздается: погибнет Нуала, что брату зло замышляет. Смертью за зло воздается: погибнет Нуада, что зло несет людям. Погибнут ли люди, что зло несут миру? Надеюсь, что нет. Надеюсь, опомнятся люди. А впрочем, то не мое. Не женщине думать о том. Спи, Нуада, пусть сны твои будут прекрасны, как в первое утро Земли. Ты рожден повелителем мира, и быть бы тебе королем, если бы не любовь. Слишком ты любишь Нуалу. А значит, ты любишь смерть.