Однажды во сне

Огонь бушует над головой, выжигая остатки воздуха, и с каждой минутой дышать становится все тяжелее, а с сухих губ с трудом срываются слова. Услышав оглушительный треск, Кевин поднимает слезящиеся глаза, с облегчением наблюдая за тем, как часть горящей балки падает в десятке метров от напарника. — Дженни... — Ты не можешь оставить меня сейчас, когда я рожаю, — её голос дрожит, и жар для Райана неожиданно сменяется льдом, остро впивающимся в душу, раздирающим её на осколки. Потому что слышать боль, ощущать её кожей, быть её причиной... это выше его сил. — Просто не можешь погибнуть вот так, Кевин! Вас обязательно спасут, нужно только время... «Время... время, которого у нас нет, дорогая, — думает он, переведя взгляд вверх и чувствуя обжигающее дыхание смерти на своем лице. Он не произнесет лишающих надежды горьких слов, не желая причинять ей ещё большую боль. — Быстрее, чем до нас с Хави доберется пламя, мы просто задохнемся от угарного газа». Таймер, стремительно отсчитывающий секунды и яркая вспышка вслед за нулями на нём ещё стоят перед глазами, хоть Кевин и не может определить, как давно это произошло. Обычная проверка старой фабрики — ожидаемого места очередного удара поджигателя — обернулась тем, что они очутились прямиком в его логове. В логове, которое он оберегал всеми средствами, даже если для этого пришлось превратить его в гиену огненную. Едкий дым пропитывает все вокруг, а легкие буквально горят, и каждый короткий вдох причиняет боль. Но куда больше ранит то, как на его стон отзывается всхлипыванием Дженни, как она зовёт его, боясь, что уже больше не услышит. — Прости, — тихо шепчет он, слыша, как чертыхается Хави, в очередной раз оступившись на усеянном после взрыва кусками бетона и балками полу. — Я так люблю тебя... Старый разбитый телефон с торчащими проводами, который ему кое-как удалось починить, чтобы сообщить о том, где они находятся, ничем не помог. Они слишком глубоко, под фасадом дома, в подвале, которого, как оказалось, даже нет на планах, а пожар слишком силён. И вот теперь на линии вместо родного голоса раздается тихий треск. Последний звонок оборвался, и, чувствуя стекающие по щекам слёзы — горячие, как и все вокруг, Кевин вдыхает едкий воздух, прикрывая на миг веки. Время стремительно утекает сквозь пальцы, подобно потоку воды в горной речке, а сердце гулко бьется в груди, будто бы желая вырваться за её пределы, взмыть в воздух, туда, к любимой, которая находится так близко и далеко одновременно. Вот только на его пути непреодолимое препятствие — огонь, жадно выжигающий языками пламени все живое и неживое. Сердце пропускает удар, словно не найдя выхода и желая прекратить качать кровь сию же секунду, стоит Райану вспомнить о своем обещании, данном всего пару месяцев назад. Он обещал быть рядом, крепко держать за руку, разделить её боль и радость, чтобы в первую же минуту жизни их малыша увидеть его. Он мечтал, пусть и с небольшим волнением, о том, как будет держать своего ребёнка, прижимать его к себе, будучи не в состоянии согнать с губ улыбку. Мечтал, как будет наблюдать за его первыми шагами, наслаждаться детским голосом, лепечущим «мама», потому что он сам слишком часто будет пропадать на работе, чтобы именно его позвали первым. И сейчас эти мечты рассыпаются в прах, поддаваясь языкам пламени. Схвативший не один десяток опасных преступников, безжалостных убийц, он падёт жертвой какого-то поджигателя, погребённый под завалами старой фабрики. Словно дурной сон, воплощение всех кошмаров, переплетённых разом. Кевин поднимается на ноги, тут же пошатываясь и просто не веря в то, что все закончится вот так. Коснувшись широкого кольца, он окидывает подвал взглядом, не обращая внимания на дым, заполняющий все вокруг, на раскаленный воздух, вернее, на его быстро исчезающие остатки. Он пытается найти выход, хотя бы мизерный шанс на то, чтобы выжить, чтобы выбраться отсюда, хоть и осознает, что они уже обсмотрели и прощупали все стены. Из груди вырывается хриплый кашель, и только сейчас Райан замечает, что что-то не так. Тяжелые шаги напарника, прежде звучащие рядом, затихли, и, обернувшись, Кевин с отчаянием кидается к нему, пытаясь растормошить, не позволить уснуть. Сон равносилен смерти, им нужно продержаться ещё немного... — Хави... Эспозито открывает глаза, но всего на секунду, а в следующий миг тяжелые веки вновь закрываются, и Райан ощущает страх, ведь усталость протягивает свои цепкие руки теперь и к нему. Больше некому будет будить напарника, прикрыть спину или поддержать в трудный момент. Он никогда больше не увидит Дженни, не накроет её губы поцелуем как прежде, не растворится в ответных прикосновениях и ласках. Не услышит её серебристого, прекрасного смеха, не коснется шелковистых светлых волос или нежной кожи. Несмотря на все попытки отогнать слабость прочь, Кевин ощущает, как глаза начинают закрываться, а тяжесть сегодняшнего дня придавливает к земле, и только тихий стук сердца Хавьера напоминает о том, что они оба ещё живы. Надежда — хрупкая и ускользающая, но все ещё есть. Только надолго ли им ещё хватит воздуха, прежде чем угарный газ ворвется в легкие, бесповоротно отравляя организм? Райан кашляет, чувствуя, как горло дерёт, а по всему телу проносится очередная невыносимая волна боли. Кажется, что легкие разрываются на кусочки, что пламя уже пробралось внутрь, и все тело вот-вот вспыхнет изнутри, и последнее, что он видит перед внутренним взором, прежде чем окончательно потерять сознание, это серебристо-серые глаза, влажные от слёз.

*

Судорожный вдох и легкие наполняет свежий, едва заметно пахнущий лекарствами воздух без единой примеси дыма. Словно первый вздох рождённого на свет человека, на деле же — лишь пробуждение после долгого, необычного сна. Приподнявшись, Кевин окидывает взглядом палату, невольно задерживая дыхание и боясь увидеть по-прежнему безжизненную Дженни О’Мейли. Остатки сна всё ещё ощущаются вокруг, они пропитывают кожу едким дымом, обжигают её огнём и поцелуями на губах. Он не был ни храбрым рыцарем, повергшим дракона, ни хирургом, живущим в викторианском мрачном Лондоне. Не был волшебником, спасшим невинную девушку от сожжения, он даже не был успешным психотерапевтом, обитающим в Нью-Йорке. Он был Кевином Райаном — детективом убойного отдела, и сейчас воспоминания о нём кажутся ярче, чем настоящие. Его пальцы, скользящие вверх по соблазнительным изгибам, и руки любимой, притягивающие за шею. Поцелуй, отчего-то сладкий и такой желанный, запечатлеваемый на её губах. Привкус меда. «Дженни» — слово раненой птицей бьется в мыслях, кружа и вибрируя в воздухе, и сердце отзывается учащенным пульсом. Подняв взгляд, он, наконец, решается посмотреть на соседнюю кровать и мгновенно тянется к своей руке, осторожно извлекая прикрепленную капельницу. Она очнулась, глаза в полумраке сверкают серебристыми слезами, и, не желая мешкать больше ни секунды, Кевин соскальзывает с больничной койки, подходит ближе, освобождая и её от бесконечных датчиков и капельниц. Дженни всхлипывает, тянется к своему животу, будто не замечая его, сидящего рядом с ней всего в десятке сантиметров. Видя это, доктор Райан мгновенно понимает, что их сны опять были общими, вот только теперь это никак не объяснить. Раньше можно было сказать, что они снились ему после разговора, в котором она их пересказывала, сейчас же... — Я думала... — дрожащий от сдерживаемых рыданий голос заставляет его податься вперёд и прижать к себе хрупкую девушку в защитном жесте. — Думала, что потеряла тебя... Горькие слёзы катятся по её лицу, и Кевин стирает их, ободряюще улыбаясь и шепча о том, что все это — лишь сон. — Я рядом, — хрипло произносит он, проводя ладонями по её спине, успокаивающе поглаживая и чувствуя, как девушка, слыша его слова, затихает. — И всегда буду рядом, — добавляет Райан, прежде чем потянуться к ней, поцеловать, ощущая горечь слёз на её губах. Кевин не знает, вернутся ли ещё сны, или же они оставили их навсегда, позволяя насладиться близостью, но понимает, что его слова абсолютно искренни, и он никогда не отступится от них. Не знает, чем вообще была вызвана эта связь, настолько крепкая и порождающая эти общие сны, но где-то в глубине души, только забыв о тех переживаниях, что причиняли Дженни кошмары, он благодарен им. Ведь иначе, возможно, они бы никогда не нашли друг друга.