К черту классику!

      — Ты все еще не расстаешься с этой книгой? — карие глаза смеялись, глядя на меня. Я моргнул, но так и не смог вымолвить ни слова. Вокруг гремела музыка, люди танцевали, разговаривали, веселились, а я снова почувствовал себя соляным столбом, вросшим в землю, бессильным даже пошевелить языком. И только после неимоверного усилия воли я смог кивнуть, не отрывая глаз от его лица и силясь поверить, что это не сон.       Все началось гораздо раньше. Почти полгода назад. Я тогда только приехал в Париж, у меня не было здесь друзей или знакомых и я, в свободное от работы время, бесцельно слонялся по городу, изучая его и просто гуляя.       Однажды вечером ноги занесли меня в какой-то уютный маленький парк, названия которого я не помню до сих пор. Там звучала музыка, слышались громкие радостные голоса, чей-то задорный визг и аплодисменты. Не успел я обдумать свое желание, как ноги сами понесли меня в ту сторону, откуда доносились эти звуки.       Минут пять быстрой ходьбы, и вот, я уже на берегу маленького пруда, где у самой воды была оборудована небольшая сцена, похожая на морскую раковину. Вокруг нее стояли люди, в основном юные девушки, которые аплодировали и выкрикивали ободрения в адрес выступающего на сцене музыканта.       Я подошел поближе, заинтересовано глядя на сцену. Мне удалось это без труда: зрителей здесь оказалось меньше, чем виделось издалека. На подмостках стояла высокая табуретка, на которой сидел худощавый молодой мужчина. Он изящно опер о колено гитару и нежно перебирал ее струны. Из-под его пальцев лилась тихая красивая мелодия, и я невольно заслушался ее переливами.       — Он божественен, правда? — вздохнула рыжеволосая девчушка, которая стояла рядом со мной, обеими руками опираясь на металлическое ограждение, окружавшее сцену.       Я улыбнулся. Музыкант вызывал во мне какие-то странные чувства, которые я не мог назвать иначе, чем «дисгармонией». Он был весь какой-то нескладный. На вытянутом лице, показавшемся мне изможденным, более всего выделялся крупный нос. Взлохмаченные темные волосы, среди которых виднелись искусственно осветленные пряди, небрежно перетянуты резинкой, отчего в голову лезли мысли, будто музыканта недавно ударило током. Но на его губах блуждала совершенно неземная одухотворенная улыбка, изумительно сочетавшаяся с музыкой, от одного взгляда на которую смотрящего бросало в дрожь.       — Пожалуй, да, — отозвался я, неожиданно для самого себя. Девочка, на вид ей было не больше пятнадцати, подняла на меня глаза и улыбнулась. В это время мелодия закончилась и зрители зааплодировали. Я тоже не остался в долгу, тем более, что мне хотелось отблагодарить музыканта хотя бы аплодисментами. Тот встал со своей табуретки и поклонился нам, улыбка на его губах заиграла лукавством. Затем он подошел к микрофонной стойке, выровнял ее и неловко кашлянул.       — Сейчас я вам спою одну из прекрасных песен моей родины, солнечной Италии! — объявил он в микрофон, поправил гитару на ремне, и заиграл новую мелодию, в которой ритм танго очень органично переплетался с оригинальной композицией. И, перед тем, как запеть, стрельнул подведенными глазами в зрителей. Я поймал этот взгляд и обмер. На меня обрушился Космос.       Может быть, я просто слишком давно не влюблялся. Может быть, я придаю слишком много важности случайным взглядам. Но встретившись с его глазами на мгновение, я потерял не только дар речи. Мой разум просто отказался воспринимать что-то иное, кроме этого задорного, волнующего, поражающего в самое сердце, взгляда. И его не волновал тот факт, что вероятность адресации этого взгляда лично мне, сводилась к абсолютному нулю. Мне случалось ранее выступать на сцене, на университетских вечеринках, и я знал, что человек, находящийся там, очень редко обращает внимание на кого-то конкретного в зрительном зале, потому что это сильно отвлекает от выступления. Но все эти знания выветрились из моей головы вслед за здравым смыслом.       Очнулся я только когда песня закончилась (что было в этой песне? Кажется, он пел на итальянском, но ничего больше я припомнить не смог) и парень снял гитару с плеча.       — На этом мое выступление можно считать оконченным! — радостно воскликнул он в микрофон, одновременно взлохмачивая ладонью непослушные темные вихры на голове. — Спасибо всем, кто пришел послушать и похлопать! Мне очень важно ваше внимание! Приходите еще!       Зрители снова аплодировали, мужчина отвешивал в разные стороны куртуазные поклоны, кто-то начал расходиться, а я все стоял, вцепившись руками в поручень ограды, совсем как та девчушка четверть часа или полвека назад, и не мог сдвинуться с места. Только смотрел на него, впечатывая в память цветные платки, обмотанные вокруг запястий, смешную надпись: «Rock me Amadeus!» на футболке, острые скулы и смеющиеся глаза.       — Давай попросим у него автограф! — тронула меня за руку та самая девочка, о существовании которой я давно уже позабыл.       — А? — отозвался я, растерянно поворачиваясь к ней. Девочка была забавная. Я только сейчас обратил внимание на то, что на ней была рубашка в цветную клетку, похожая на ту, в которую был облачен певец; такие же драные джинсы, только синие, а не серые, и целая куча бисерных браслетов на запястьях.       — Пожалуйста, пойдем со мной, я стесняюсь идти к Микеланджело одна!— она умоляюще посмотрела на меня зелеными глазищами, и я рассеяно подумал, что через пару-тройку лет у нее не будет отбоя от ухажеров. «Значит, его зовут Микеланджело», — промелькнула мысль где-то на грани сознания, и я кивнул, прежде чем успел осознанно согласиться на ее просьбу.       — Идем же! — воскликнула она, схватила меня за руку и с силой, которую обычно не ожидаешь от юных дев ее возраста, потянула меня куда-то сквозь толпу.       Я опомнился, когда мы очутились где-то на задворках сцены. Там начинался пляж, сваи, подпиравшие помост, частично уходили в воду, и там же я увидел темноволосого музыканта, так поразившего мое воображение. Он спускался по лестнице, на ходу откручивая крышечку у бутылки с минеральной водой. За его плечом покачивалась гитара в футляре, которая показалась мне едва ли не больше, чем он сам.       То тут, то там сновали люди, собиравшие оборудование, но вот зрителей, на удивление, почти не было. Только мы, да еще две барышни, примерно моего возраста, которые тоже жаждали получить автограф.       — Микеланджело! — воскликнула моя спутница и помахала ему рукой. В этот момент мне как никогда захотелось прикинуться предметом окружающей среды или обстановки.       — Ах, Жюли! Привет! — отозвался тот, спрыгивая на песок и приближаясь к нам.       Я удивленно посмотрел на девочку. Они знакомы? Тогда зачем она сказала мне, что стесняется и притащила сюда? Но девочка только подмигнула мне, надо сказать, совсем по-взрослому, и так ничего и не объяснила.       — Микеланджело! — оживились девушки, которые стояли рядом с нами. В руках одной из них я заметил букетик фиалок. — В прошлый раз вы обещали нам автограф и поцелуй!       — В прошлый раз — это когда? — парень прищурился, хитро глядя в их сторону.       — Ну как же! На прошлом благотворительном концерте в Лилле! — наперебой заговорили те.       — Ладно, будем считать, что я вспомнил! — Микеланджело подошел к девушкам, долго писал что-то в протянутых блокнотах, ему вручили букет, после чего он по очереди чмокнул обеих в подставленные щеки. Только после этого он подошел к нам с Жюли.       — Микеланджело, — позвала она снова, глядя ему в лицо. — А нас ты тоже поцелуешь?       — Если хочешь, — ответил тот, приобнимая ее за плечи и от души целуя в щеку, после чего его взгляд остановился на мне. — А кто это с тобой? Его тоже поцеловать?       Я снова почувствовал, что теряюсь. Мне всегда была присуща некоторая стеснительность, но чтобы вот так… это уже не лезло ни в какие рамки!       — Это Габриэль, мой старший брат! — не моргнув глазом, соврала Жюли, пока я тщетно пытался обрести потерянный дар речи. — Ему тоже страшно нравится, как ты поешь! Дашь ему автограф?       — Конечно! Это честь для меня! — обрадовался Микеланджело и, все также не выпуская девушку из объятий, потянул мне свободную, правую, руку. — Не так часто ко мне приходят за автографом такие симпатичные молодые люди!       Я ответил на его рукопожатие, пытаясь выкинуть из головы мысль, что я бы тоже не отказался от поцелуя. Потом они говорили о чем-то с Жюли, обсуждали какие-то концерты, общих знакомых и снова концерты. Я чувствовал себя лишним, но не мог уйти. Слишком сильно хотелось быть рядом с Микеланджело. Он обладал какой-то необъяснимой притягательной силой и она приковывала меня к месту. Но вместо меня все решила случайность.       Мой телефон вдруг разразился оглушительной трелью. Я вытащил его из кармана, едва не уронив, и, извинившись, отошел в сторону. Звонил мой начальник, срочно требовавший рабочую флешку, на которой я унес нужную ему информацию. И теперь мне нужно было немедленно возвращаться обратно, чтобы вернуть ее.       — Простите, — огорченно сказал я, снова подходя к этой милой парочке, — мне срочно нужно вернуться на работу, иначе босс меня убъет.       — Как жаль! — кажется, Жюли действительно расстроилась. А Микеланджело серьезно посмотрел на меня, в его глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление. Мне подумалось, что при иных обстоятельствах мы с ним могли бы подружиться и, быть может, эта дружба изменила нас обоих.       — А как же автограф? — спросил он. — Габриэль, не лишайте меня удовольствия вам его подарить! Меня не так часто просят об этом!       Я сдернул с плеча рюкзак, открыл его и вдруг понял, что у меня нет с собой ничего, на чем можно было бы его оставить. Только папка с рабочими бумагами и книга Гюго «Отверженные». Недолго думая, я вытащил ее и протянул Микеланджело. Тот взял книгу с легким замешательством на лице.       — На книгах обычно оставляют автограф их авторы! — он удивленно посмотрел на меня.       — Гюго давно умер, его теперь сложно просить об этом, — неловко пошутил я, а он рассмеялся весело и заразительно. После чего взял книгу из моих рук, раскрыл на форзаце, черкнул несколько строк и вернул ее мне.       Я кивнул, промямлил что-то вроде скомканного прощания и ушел. Чтобы потом долгими зимними вечерами рассматривать его подпись: «Любителю Гюго от неавтора. Микеланджело» и россыпь звездочек по краям.       С тех пор прошло немало времени. Не могу сказать, что я не пытался разыскать его или мою столь неожиданно появившуюся «сестру», но все эти поиски не увенчались успехом.       Поисковики хранили молчание об исполнителе по имени «Микеланджело», я искал его и на афишах разных благотворительных концертов, но тоже безуспешно. Когда блуждал по городу, а это делал я с завидным постоянством, то пытался высмотреть в толпе его или Жюли. Пару раз мне даже попадалась парочка похожих на нее девушек, но они были другими. В конце концов, я смирился с мыслью, что та встреча в парке была случайной. Только иногда вспоминал карие глаза, весело смотрящие на меня из-под темных волос. И не выкладывал книгу из рюкзака.       Потом была долгая зима, слишком холодная по парижским меркам, но мне, выросшему в Канаде, она далась легче, чем многим местным жителям. Я сменил работу. Неожиданно подвернулась должность системного администратора в музыкальной сфере. Завел парочку хороших друзей и уйму знакомых, стал даже иногда ходить на вечеринки.       В тот апрельский вечер сотрудников нашей фирмы пригласили на презентацию нового альбома Филиппа Берже, широко известного в узких кругах певца альтернативного жанра. Честно говоря, я никогда не любил подобные мероприятия, они были для меня слишком скучны. Но явка была обязательна. Поэтому я, помелькав там перед боссом и прочим начальством первые полчаса, примостился у фонтанчика под каким-то фикусом.       Вокруг веселились люди, гремела музыка, сквозь которую прорывались чьи-то радостные голоса и смех. Я достал рюкзак (к счастью, вечеринка была альтернативной и не требовала наличия вечерних костюмов) и достал ту самую книгу Гюго. Открыл на форзаце и привычно провел пальцами по надписи, ставшей для меня чем-то вроде талисмана. Когда я смотрел на нее, настроение поднималось, а плохие мысли отступали. Сегодня же я просто устал и в этот момент мечтал как следует выспаться в уик-энд. Но вдруг меня прервали.       — Эй, Габриэль! — послышался смутно знакомый голос и кто-то с размаху хлопнул меня по плечу. Сперва я даже не понял, что эта реплика была обращена ко мне, но не смог проигнорировать прикосновение и удивленно вскинул голову.       Предо мной стоял тот самый Микеланджело. Все те же драные джинсы, только иной расцветки, темная футболка и пиджак. Яркий макияж и потрясающая улыбка. Он выглядел гораздо свежее и бодрее, чем в первую нашу встречу, но не было никаких сомнений, что это был именно он.       — Ты все еще не расстаешься с этой книгой? — карие глаза смеялись, глядя на меня.       Я моргнул, но так и не смог вымолвить ни слова. Вокруг гремела музыка, люди танцевали, разговаривали, веселились, а я снова почувствовал себя соляным столбом, вросшим в землю, бессильным даже пошевелить языком. И только после неимоверного усилия воли я смог кивнуть, не отрывая глаз от его лица и силясь поверить, что это не сон.       — Сейчас в моде Декамерон, — доверительно поведал мне Микеланджело, плюхаясь на стул рядом со мной. — Если хочешь, я расскажу тебе об основных постулатах, заложенных в этом, без сомнения, поучительном произведении.       — Я читал его в средней школе, — наконец смог проговорить я, все еже сжимая книгу в руках, — вряд ли ты расскажешь мне что-то новое.       — Ах, Габриэль! — засмеялся тот, обнимая меня за плечи и слегка тормоша. — Жюли говорила мне, ты — ужасный зануда, но я не думал, что до такой степени! Кстати, о том, что ты не являешься ее братом, мне удалось выяснить только через месяц, когда я всерьез задался целью тебя разыскать! Ты не знаешь, почему она соврала? Я покачал головой в ответ на его вопрос. Он тоже волновал меня, но гораздо меньше, чем его пальцы, сжимавшие мое плечо.       — Я тоже пытался тебя разыскать, но не смог, — признался я, поднимая на Микеланджело глаза и чувствуя, что снова попадаю в плен его обаяния. Он смотрел на меня с улыбкой, и в этой улыбке было так много всего, что еще не позвучало вслух!..       Мне вдруг захотелось, чтобы он назвал меня по-имени и я сказал:        — Кстати, меня зовут Флоран.       — А я должен тебе поцелуй, Флоран! — подмигнул мне Микеланджело. — Знаешь ли, я терпеть не могу оставаться в долгу... Да брось ты эту книгу, к черту классическую литературу!       Он выхватил книгу у меня из рук и бросил ее в фонтан. Но не успел я возмутиться, как меня притянули за плечи и от души поцеловали так, что вся литература мира напрочь выветрилась из моей головы.       И после долг был возвращен мне неоднократно, уж будьте уверены!