Спасайся бегством

Обычно это приходит к нему самыми темными ночами. Вначале ощущение почти незаметное. Оно теплится на кончике языка, размешивает сахар в чашке с чаем или допивает ром из кружки. Затем Джонс промахивается мимо стула, сев в тот момент, когда ещё не собирался этого сделать, или его тень на стене уродливо разделяется на две части, и у второй слишком узнаваемые очертания. Чужие. А затем Питер, проявивший себя в Джонсе, перестаёт прятаться и играть. Он выныривает из его подсознания, выходит из периферии, становясь пугающей явью. Это – последние ощущения Джонса в своём теле. После секундного страха его сердце замирает, начиная биться уже для другого разума, и он сам оттесняется покалывающим онемением куда-то на край. На второй план, туда, откуда уже ничего нельзя сделать. Сразу после этого кто-то стучит в его дверь. И не важно, в каком из миров он находится, – Питер всегда приводит за собой гостя для забавы. Тело Джонса встаёт со стула и медленно бредёт открывать, вначале не совсем уверенно, но с каждым шагом все быстрее и ловчее передвигая ногами. Чужая душа горит внутри тела Джонса, прижигая свои нервы к чужим, воруя ощущения и запрещая даже дышать. Теперь Джонс – дух, не способный ни к чему, и даже пошевелить собственным пальцем для него – большая победа. Сказать, что подобные шутки пугают его, – не сказать ничего, и движение пальцами – единственное, что он ещё может по собственной воле. Питер милостиво оставляет ему такую возможность. Но Джонс не перестаёт пытаться сделать больше. «Беги!» – кричит он внутри самого себя, но Питер растягивает их общие губы в сладкую, режущую щёки улыбку и приглашающе распахивает дверь. И Джонсу не остаётся ничего, кроме как смириться с приговором. Малознакомый пират, нанятый им на судно совсем недавно, уже никогда не выйдет из его каюты. Это, конечно, ужасно, но... – Джонс тут же прикидывает возможности Питера, втайне надеясь, что тот не услышит эти мысли, – это хотя бы не тот, кем он дорожит. В ответ на эти не достойные капитана мысли Питер лишь шершаво смеётся, наливая гостю рома, заранее отравленного магией, и пойло не блестит на свету смолянистым янтарём. В нем – смертельная тьма, как сам Питер, как та, что течёт по венам Джонса уже долгие столетия, и для обычных людей она смертельна. Пират доверчиво выпивает все залпом, и вскоре его взгляд затуманивается, делаясь покладистым и блестящим. Такие глаза бывают у рыб в последние секунды их жизни. Таким взглядом Джонс смотрел сам на себя в зеркало до того момента, пока не перестал вглядываться в отражения. Ведь на самом деле и мёртвая рыба, и этот глупый пират, и он сам – принадлежат Питеру. Все они принадлежат Питеру. Эта мысль также не родилась в голове Джонса сама собой, и он, вздрогнув, пытается вытравить её из себя, но у него не выходит. «Хочешь прекратить все это? Скажи!» – говорят губы Джонса в тот момент, когда он сам молчит. Эти слова обращены к пирату, но предназначены не для него. «Попытайся вырваться. Но я никогда не отпущу тебя», – шепчет внутри него голодный, холодящей своей яростью Питер, царапая внутренности своей силой, и безумие сочится из Джонса рваными вздохами и подрагиванием рук, которые он все ещё отчаянно пытается контролировать. Но уже не может. Чертовски давно не может. Спустя несколько минут пират уже не кричит. Джонс сквозь собственные зрачки бесстрастно смотрит на то, как с ещё живого человека медленно сдирается кожа. Как его крюк распарывает чужой живот. Падают на пол вырванные кишки. Делать все это – не впервой для него, и если он смог вытерпеть это раньше, сможет и сейчас. И только подумав об этом, Джонс понимает, насколько зря было поступать столь опрометчиво. Как только Питер слышит эти мысли, он замирает. Чужая грязная кровь тут же теряет для него весь интерес, и, прислушавшись, он тянет воздух, как собака на охоте. И, уловив что-то в мыслях Джонса, которые начинают пестреть калейдоскопом событий, вдруг вытаскивает на свет что-то поистине ужасное. И, маслянисто растёкшийся по общим сейчас восприятиям, забивает нос запахом дешёвых духов. Джонса вымораживает уже через несколько вздохов, тактильная память сходит с ума, утягивая его в водоворот алого потасканного бархата и жеманных улыбок портовых шлюх. Каюта ощеривается мягкими подушками, пол перестилается вытертым ковром, и Питер взмахивает руками, стряхивая с крюка кровь прямо на алую дымку воспоминаний. Только теперь между голых тел лежит выпотрошенный пират, который дышал ещё несколько часов назад. Но воспоминания о борделе это не волнует. Они идут своим чередом, сводя Джонса с ума неправильностью. Питер облизывается и вытаскивает из штанов Джонса вялый член, плюёт на здоровую руку и начинает медленно дрочить. Когда он прикусывает губу, развратно двигая тазом, у Джонса кожа покрывается мурашками. Питер никогда ещё не был настолько реален для него, всегда ограничиваясь полувздохами. Сейчас же сорванно дышит именно Питер, а Джонс уже устал задыхаться от ужаса. Он выдохся, вымотался, и теперь, как серая тень самого себя, может только вяло поблёскивать в пучине чужого сознания. Сознания, которое ломает его изощрённо и со смаком, заставляя чувствовать то, чего совершенно не хочется. Питер царственно показывает ему из раза в раз, кто на самом деле правит этим балом, и Джонс смертельно устал узнавать это из раза в раз. Но выбора у него нет. Да и был ли когда-то? Возбуждение приходит так же неестественно, как и вся обстановка, и Джонс стыдливо отворачивается, когда Питер с интересом рассматривает алую от прилившей крови головку, медленно проводя по ней пальцами. Джонс уверен: будь у Питера такая возможность – и он бы придумал с телом Джонса игру поинтереснее, но есть всего одно но. Время. Ещё пара секунд – и тело Джонса навсегда останется Питеру. Джонс уже чувствует в своих эфемерных пальцах холод. Это – та грань, переступить которую Питер так хочет, но не желает именно сейчас. Именно поэтому перед самым пиком он вдруг отступает, отделяется от Джонса, оставляя его посреди измазанной кровью каюты, с возбуждённым членом в руке, над распотрошённым трупом. Наедине только с самим собой. И смеётся над Джонсом: он уже вдалеке, но так, чтобы тот обязательно слышал. И знал. На самом деле он никогда не был и не будет один. Питер никогда не оставит его. Куда бы он ни бежал. Он будет внутри. Ядом в крови, дрожью в пальцах, мертвым блеском в глазах. Шелестом чёрного дождя в самую темную ночь Питер придёт к нему.