"Sinful world"

— Жизни учить меня вздумал, нахлебник чертов? Кружка, наполненная дешевым пивом, грузно опускается на стол, а содержимое, пенясь, выплескивается на пожелтевшую скатерть. Мужчина с недельной щетиной на лице, хмуря брови, резко поднимается из-за стола, напоказ, для большего устрашения, закатывая рукава клетчатой рубашки. — Да ты конченый алкоголик, посмотри на себя, когда ты в последний раз хоть цент домой приносил? Счета за квартиру я, по-твоему, должен оплачивать? «Конченый алкоголик» — мой родной отец. Побитый жизнью человек, которого бросила жена вместе с маленьким ребенком. Между прочим, благополучно позабыв обо мне! Женская беспечность. И какая посредственность. Она благополучно понадеялась, что двадцатилетнему юноше по силам справиться с несостоятельным отцом, проще ужиться в четырех стенах тесной однокомнатной квартирки. Не прогадала. Уживемся еще как: отец с утра разминается на мне, а с вечера закрепляет боевые навыки на стенах после того, как вольет в себя очередной литр дешевого портвейна. — Иди сюда, — скрежет зубов, а глаза наливаются кровью. Я бы мог его ударить первым, но защищаться вошло в привычку. Стою в дверном проеме кухни, послушно выжидая, когда, еле передвигая ногами, кинется на меня: в отличие от ног, кулак его не подводит, точно попадая в грудную клетку. Сбивчивый кашель. Сигнал. Выплевываю воздух из легких, отшатываясь назад. — Конченый. Какой же ты конченый. Мать правильно сделала, что оставила такого гнилого человека… Не успеваю договорить, ловя очередную оплеуху. В ушах звенит. — Сученыш, еще раз вспомнишь о ней… — И что? Я о ней хотя бы вспоминаю, а вот о тебе? Когда ты окочуришься от своей жалкой жизни, я даже и несчастного кусочка в мыслях не выделю. Получил достаточно, чтобы рваное хриплое дыхание стало заметным. Сколько еще будет вот так? Сколько продлится? — И кусочка говоришь? А кто всё это время кормит тебя, оплачивает учебу? Кто? Стоит на месте, кажется, вот-вот накроет окончательное бешенство. А я сжимаю кулаки до побелевших костяшек. Я мог. Тысячу раз мог ответить. Но совесть, чертова совесть, съедает с первых секунд только от мысли о нанесении увечий… отцу. Кровь. Лучше бы меня взяли из приюта. — Учебу? Я выиграл грант, о каком «оплачиваю учебу» ты говоришь? Я у тебя ни гроша на свое «светлое» будущее не взял. Иди проспись. Тебе завтра на дежурство, — морщусь, поспешно вспоминая, что у самого в универе намечается завтра важное мероприятие. И куда я с таким лицом? — Не указывай мне, выблядок. — Не ори на меня, я тебе не мать, которая будет терпеть твой хамский тон! Если я уйду — останешься совсем один. — Да кто тебя держит? Я? Копия своей продажной мамашки. Собирай манатки и вали на все четыре из Моей квартиры. Я мечтаю только о том дне… — кашляет, кидая злой взгляд на меня, уже хрипло добавляет. — … чтобы остаться одному. Вы. Вы все испортили мою жизнь. — Я запомню твои слова! Разворачиваюсь, больше не медля ни секунды иду в комнату. Каким я был дураком? Почему не поступил раньше, как моя мать? Что сдерживало? Даже не поворачиваюсь, прекрасно зная, какое жалкое лицо увижу за спиной. Пусть гниет в этой дыре. Здесь всё равно ничего святого не осталось. Комкаю все вещи, утрамбовывая в рюкзак. Молния звонко закрывается. Готово. Ничего не забыл. Всего лишь набитые доверху пакет и рюкзак — какая ирония. Немного подумав, забираю со стола ноутбук и вместе с зарядкой запихиваю под мышку без всякой сумки. И так сойдет. Запрыгивая в кеды, взглядом натыкаюсь на лежащие на тумбочке ключи от квартиры. Я правда хотел их взять? Вылетаю из помещения под сиплый крик вдогонку: — Только попробуй вернуться, щенок. Конечно, чтобы ты снова разбил мне лицо, выпуская всю злость за свою обиженную на меня персону? *** Звонко чеканя каждый шаг, разнося стук каблуков по подъезду, навстречу между лестничными пролетами поднимается девушка. Замечая сидящую на лестнице согнутую фигуру, на мгновение пугается, отступая на несколько шагов назад. Но приглядевшись, быстро осознает, что угрозы никакой нет. — Лирой? Кто же еще может припереться к тебе весь побитый и грязный, как дворовая псина? Только Лирой. Придерживая короткую юбку сзади, осторожно присаживается на корточки прямо передо мной, медленно, с долей заботы во взгляде осматривает мое лицо, заглядывая прямо в глаза. — Опять Он? А кто же еще? — Давно сидишь? — только сейчас переводит взгляд на сумки, что покоятся на пару ступенек выше. — Выгнали? — удивленно спрашивает, касаясь теплой ладонью моей опухшей скулы. Морщусь. И девушка резко одергивает руку, с сожалением произнося короткое «прости». — Сам ушел, — не соврал я. Медная челка падает на глаза девушки, закрывая обзор. Но догадаться, что под ней, несложно: взгляд, полный жалости. Пожалуйста, только не ты. Не нужно меня жалеть. Только не сейчас. — Мне нужна твоя помощь… Останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, но Трейси — так зовут мою подругу детства — подхватывает меня за руку и требовательным жестом заставляет подняться на ноги. — Пойдем в дом, расскажешь, когда я обработаю раны. *** Комнатный воздух с едва уловимым ароматом цветов, стоящих на подоконнике. Большое помещение, захламленное многочисленным тряпьем и средствами по уходу за всеми частями женского тела. — Подними голову, смотри в потолок. Трейси, обильно смочив ватный диск перекисью водорода, обработала большую ссадину на подбородке, а после передала завернутое в полотенце куриное филе. — Больше ничего нет, приложи холод к щеке, может быть, завтра отек немного спадет. — Или закроет половину ебла, — широко улыбаясь сквозь боль, стараюсь как-то развеять мрачную атмосферу. Ощущение, словно у девушки кто-то умер. Потрепали меня, а трагедию разыгрывает она. — Или так, — скромно улыбается, и мне становится легче. Трейси моя единственная подруга. Единственный друг. Моя жизнь, кардинально изменившаяся за последние четыре года, отталкивает людей, заставляет за километр шарахаться от меня. Новые знакомые теряют всякое желание иметь дело со мной, когда узнают о всех семейных перипетиях. Не то чтобы я так любил трепаться на этот счет. Напротив. Но разве фиолетовые пятна на лице не красноречивее слов? Правильно. И именно частота их появления не позволяет мне свалить всё на скотский нрав и убойный характер, завуалировав это тем, что я не прочь помахать кулаками на улице… — Так о чем ты хотел меня попросить? Девушка задала этот вопрос только после того, как поставила передо мной тарелку с едой, которую под выжидающим взглядом заставила полностью опрокинуть в себя. — Можешь послать меня, если хочешь. Но ты ведь знаешь, что кроме тебя мне некого просить о таком. Позволь перекантоваться у тебя какое-то время, свалю сразу же, как найду работу. — Даже если найдешь работу, деньги вперед тебе никто не даст. Я так понимаю, ты планируешь в дальнейшем снимать жильё. Я согласно кивнул. — Тогда нужно искать сразу место, где обеспечивают хотя бы комнатой на первое время. Или поживи у меня, пока не выдадут хотя бы аванс, — девушка загадочно улыбнулась. — Так уж и быть, со второй зарплаты отдашь часть за арендную плату этой жилплощади. *** Скользящим движением, разнося противный звук по помещению, убираю слой конденсата с запотевшего стекла, сталкиваясь со своим взглядом карих глаз. Мокрые волосы прилипают к коже, темные отростки длиной в семь-восемь сантиметров криво обрамляют лицо. Недостаточно, чтобы скрыть припухший фиолетовый фингал на скуле. Отхожу чуть дальше, чтобы обзор пал на большую часть туловища: удается рассмотреть багровые ссадины на плече и груди, пожелтевший синяк на локте и предплечье — старые отметины. Кажется, сегодня в таком виде придется тащиться в универ, снова отдаваясь на всеобщее растерзание и смешки за спиной. Таких жалких, как я, не любят. Таких жалких, как я, презирают. Девчонок бы жалели… От парней требуют совершенно другого. *** Неделя пронеслась слишком быстро. На учебе завал едва успел разгрести. Домой я так ни разу и не наведался. Никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал. Да, нахлебником у Трейси придется побыть какое-то время, но сейчас куда важнее найти постоянную работу и заработок, который позволит снимать жилье и нормально есть, а не шарашку, из которой сбегу меньше, чем через месяц. Позже. Позже я обязательно возмещу ей все убытки. — Как поиски работы? Нашел что-нибудь подходящее? В один из вечеров мы снова собрались на кухне. — Честно? Пытаются развести как лоха. В точках, которые успел посетить, либо предлагают гроши, либо порядком забить на учебу. — Мда… Что и требовалось ожидать. В нашем районе студентов разбирают на места с начала года, надолго закрепляя, — подруга устало откинулась на высокую спинку стула. — Я и в других кварталах искал. Дальность не имеет значения, мой универ расположен ближе к центру города, поэтому добираться отовсюду одинаково. Пожимает плечами и устало смотрит на меня: девушке сегодня опять в ночную смену. — Знаешь… Не уверена, что тебе понравится мое предложение, оно для тебя совсем не перспективное, но рассказать тебе о нем все же стоит, чтобы имел в виду. Я на днях пробила у главного менеджера по поводу свободных мест, парочка в запасе имеется. Карьерная лестница обеспечена, — шутливо добавила напоследок она, смеясь в кулак. — Буду иметь в виду, если следующая неделя сокрушительно провалится… Дам тебе знать. Почему я сразу не принял предложение девушки? Ведь козырять было нечем, выбора особого тоже не намечалось. Так почему же не воспользовался шансом? Всё очень просто. Трейси работала барменом в одном популярном ночном клубе, носившим название «Sinful world» — знатное местечко для людей, любящих прожигать жизнь. Оглушительная музыка, освещение, контингент — как быстро я сойду там с ума? Оказалось не так быстро. Меньше, чем через неделю, окончательно разочаровавшись в перспективе найти нормальную работу, на которой я бы не так быстро угробил свое здоровье, мы с Трейси вернулись к прошлому разговору, а именно, я вновь рассмотрел ее предложение. Закрутилось все быстро. Звонок менеджеру — приход по сигналу. Заполнил кучу бумажек, анкет, выдал всю свою персональную информацию, убедился, что даже без законного совершеннолетия смогу заступать в ночную смену и получать с этого не жалкие проценты, а полный оклад. И всё для чего? Чтобы взять в руки тряпку и с остервенением вылизывать заблеванные толчки? Такую жизнь для меня уготовила дражайшая подруга? На такое дерьмо толкнул меня отец? Я сам? Позже мне объяснили, что толчки — мое временное увлечение здесь, я был нанят как разнорабочий, который в перспективе месячного обучения (параллельно с упахиванием по всем важным и не важным делам) должен встать за барную стойку. *** — Лирой, у тебя какой рост? — спросила девушка, висящая на том конце трубки. — Тебе зачем? — Куплю тебе рубашку и возьму на работе жилетку, у нас же по форме, а ты уже какой день косячишь. — А, ладно. Сто восемьдесят один, кажется. — Что значит «кажется»? Ты не знаешь свой рост? — недоверчиво переспросила девушка. — Просто не уверен. Давно не измеряли. — Ладно, если что, поменяю. Всё, я сбрасываю. С тебя ужин. *** Две недели, оседлав лошадей, промчались на колеснице прямо перед носом. Ритмичная жизнь не оставляла времени для самобичевания, всё мое существование свелось к трем вещам: утром — учеба, днем — отсыпание, ночью — битье пустых бутылок в попытке выполнить хоть один из фирменных трюков бармена. Я вновь почувствовал себя школьником первокуром: зубрежка, обучение, зубрежка, практика. Состав коктейля, персональный бокал для каждого вида, сотни названий напитков и их персональный вид, форма, чтобы в свете прожекторов не перепутать одну бутылку с другой. На кой, спрашивается, пьяным людям разборки, если я оплошаю, в клуб же они приходят, чтобы веселиться и пить… Ошибался. Доказали на практике, что бывают личности (в большинстве), которым не безразлично, что им наливают в бокал. Не раз видел разбор полетов в свою смену. *** — Вау. Неплохо, совсем неплохо, — прокомментировала Трейси, в очередной раз наблюдая за маневром моих рук: достать бутылку, открыть, прокрутить, подбросить вверх, при этом не расплескав содержимого, ухватить пальцами за узкое горлышко, перевернуть, заставляя струящуюся жидкость наполнить прозрачный бокал. — А может, ты хотела сказать, что ученик превзошёл своего учителя? — довольно улыбаясь, уточнил я у девушки. — Не дождешься. Кстати, Глен сказал, что со следующей недели переводит тебя на ставку бармена, будешь получать больше… — «И наконец съедешь от меня» — ты это хотела сказать? — Возможно, — Трейси подошла к барной стойке и забрала с нее только что приготовленный коктейль. — За твое здоровье, мой милый мальчик! *** Свет прожекторов. Нескончаемая ритмичная музыка. Подбадривающий, разгоряченный голос ди-джея. Кажется, за месяц с лишним я успел привыкнуть к движению жизни в «Sinful world». Просторные залы, танцпол, не одна барная стойка, но при этом мое неизменное место дислокации — второй этаж, «синий зал», вакантное место за высоким столом, в окружении мокрых, потных посетителей. Скучающие лица здесь редкость, в противном случае, «охранники» своих драгоценных дамочек, послушные псы не тусуются подле меня, предпочитая диваны или вообще нижний консервативный «красный» зал. — Молодой человек, примите заказ. — А можно мне какой-нибудь легкий коктейль. — Заказываю бармена, без сдачи. — Бармен, и в нашу сторону обратите внимание. — А что посоветуете? Калейдоскоп фраз, водоворот событий, а смысл один… Всем от меня нужно только одно — каждый желающий хочет налакаться в стельку. Разговоры не по делу тут редкое явление. Слишком большой наплыв посетителей, желающих с заядлым постоянством пропустить стаканчик, другой… Впрочем, меня это не должно волновать — платят достаточно, с графиком никогда не возникает проблем, большего мне и не надо. *** Разминаю затекшую шею кругообразными движениями, покорно дожидаюсь, когда шум воды из ванны утихнет, а я смогу занять ее после Трейси: весь провонял выпивкой, кажется, в моих венах течет не кровь, а Bacardi или Martell. Щелчок. И девушка появляется на горизонте. Ко мне она привыкла, поэтому позволяет себе разгуливать по собственной квартире в одном полотенце. — А, ты, небось, тоже ждешь? Сорри, смывала краску с волос, пришлось повозиться, — голова девушки была обмотана полотенцем, поэтому новый цвет я не смог заценить. — Позже покажешь, что получилось. Не понравится, — я наигранно нахмурился. — Заставлю перекрашиваться. — Вали уже. — Слушаюсь и повинуюсь, — скрываюсь за дверцей, щелкаю замком и запираю дверь. Стоя под напором прохладных струй, стараюсь взбодриться, сознание погружается в легкую дремоту: всё-таки четыре часа сна в день делают своё дело… Так и не попадался отцу на глаза. Украдкой не наведывался на работу, проверяя, ходит ли он на нее вообще. Впрочем, мой сотовый всё это время молчал. Трейси мне не звонила, а больше было некому. А это могло значить только одно: слова отца — чистой воды правда. — Эй, ты там? — приглушенный голос за дверью. — Нет, блин, не там, а здесь! — Кончай придуриваться, разговор есть. — Может, я выйду для начала? — Нет, мне и так удобно, — заверила меня Трейси. — Тогда валяй, — натирая тело мочалкой, я схватился за флакон с шампунем, с досадой понимая, что того осталась на дне несчастная капля. Что ж, надеюсь, меня не спалят, и я благополучно помоюсь женским. — Наш директор сегодня переводит клуб в стационарный режим, короче говоря, воплощает свою идею-фикс в жизнь, к слову, это у нас по программе… каждые три месяца. Глен сказал, что сегодня можешь взять отгул за счет заведения и хорошенько отоспаться. Тщательно, до густой пены намыливаю голову, плотно закрыв глаза, чтобы не щипали — привычка с детства. — Ты тоже? — Нет, мне нужно подменить Джесси. К тому же не всех отпустили, лишь часть персонала. Работать будут только «синий» и «vip» залы. — Тогда тем более я иду, по-твоему, я так просто отдам свое законное место? — самодовольный смешок. Закрутив краны, прекращая подачу воды, накинул на себя полотенце, насухо вытирая волосы и тело. — Как знаешь, моё дело предложить… — Наше дело отказаться, — закончил я за Трейси, выходя ей навстречу: девушка стояла, подпирая собой смежную с дверью стенку. — Во дела! — удивленно воскликнула она, мгновенно срываясь на смех, причина которого была мне абсолютно не ясна. — Ты чего? Живот болит? Умом тронулась? — придерживая девушку за плечо, поинтересовался я. — Ты… — сквозь смех, — в зеркало себя видел? Пришлось возвращаться обратно в ванную. Стоя перед раковиной, пятернёй стирать мутное водянистое пятно с него, чтобы там, в отражении, увидеть свое лицо и прийти в шок. — Синие? Они синие? Во все глаза таращась на свои бедные волосы, воскликнул я, совершенно не понимая, как такое могло произойти, и когда я упустил этот факт из виду. — Мать твою, они реально синие! *** Оказалось, в ванной был вовсе не шампунь, а оттеночный бальзам. Трейси имела небольшую слабость к цвету своих волос, но часто перекрашивать их не рисковала, боясь испортить. Поэтому-то и прибегала к такому методу смены защитного окраса. Или не совсем защитного. Скорее наоборот. — Так пойдешь? — девушка подошла сзади, оглядывая меня в полный рост, больше подразумевая под своим «так» цвет волос, она передала мне ремень. Вдевая в шлевки кожаный черный ремень с блестящей медной пряжкой, я лишь согласно кивнул, понимая, что другого выбора нет. Синий цвет оказался не таким ярким, всё-таки волосы у меня были темные, поэтому на попугая не сильно походил. Расправляя края рубашки, закатываю рукава по локти, следом накидывая черную форменную жилетку клуба с фирменным логотипом на спине. *** Приложив полотенце к сверкающей в лучах прожектора поверхности фужера, круговыми движениями прохожусь по выпуклому краю, убирая со стекла остатки разводов и частички пыли. По помещению разносятся дробящие мозг адские звуки: под увеличивающийся ритм электрогитары, вовсю горланя, женский голос срывается на скрим, на фоне продолжает звучать приятный уху мужской вокал. Всё это миксуется с клубным дабстепом. Народу было подозрительно немного. Непривычно, что только часть танцпола заполнена движущейся массой. Это при условии, что для работы сегодня задействовано только два зала. На входе никакого фейсконтроля, словно с самого начала запустили определенное количество людей и закрылись. Но так даже легче. Никто не досаждает. Три бармена с лихвой справляются, еще время на переговоры остается… — Плесни виски. На стол тяжело опустилась рука, придавив хорошо выглаженную, словно на парад, купюру. Отрываю взгляд от наполированной до блеска посудины, обращая внимание на очередного клиента. В глаза тут же бросается его чрезмерно прямая осанка, строгий пепельно-черный костюм. На фоне яркой праздничной массы, что снует за спиной этого парня, он явно выделяется: такому в толпе не затеряться. Натягивая на лицо улыбку попрезентабельней, как учили, обращаюсь к нему: — Какой предпочитаете? Возвращаю бокал на навесную палку над баром и, нырнув под стол, достаю граненый, подобный кубу, стакан. Переводит взгляд с циферблата своих наручных часов на полки, быстро пробегается по ассортименту, почти мгновенно останавливаясь на нужном стеллаже. — Talisker. «А выбор не из дешевых», — хотел было сказать вслух, но заметив его тяжелый, погруженный в собственные мысли взгляд, решил, что сарказм будет неуместен. — Восемнадцатый? — уточняю, прежде чем откупорить пробку. — А разве есть другой? — раздраженно, не смотря на меня, ядовито выплевывает он. Сразу видно — человек на взводе, такого лучше лишний раз не трогать. Знавали таких… Им много не требуется: пара рюмок, и уже как плюшевые. На всякий случай, дабы перепроверить самого себя, оборачиваюсь назад, натыкаясь взглядом на еще один выпуск десятого года. Пожалуй, склерозом я ещё не склонен страдать. Ничего не ответив, пользуясь золотым правилом: не спорить с клиентом — наполняю стакан янтарной жидкостью и, оставив на столе, забираю купюру. Френк, второй бармен, тем временем вновь насилует бедный замок: почему-то ему ещё ни разу не удавалось открыть кассу с первого раза. А ведь Глен обещал починить в кратчайшие сроки. — Дай сюда, — отпихиваю парня, преграждая путь своим телом. Вынимаю из кармана джинсов ключ и заменяю на свой. Один поворот, и с громким звуком железный ящик выезжает навстречу. — Посчитай и меня тогда, — Френк протягивает пару смятых сотен и, собираясь покинуть меня, вдруг резко замирает. — А кто это? — толкает в плечо, заставляя оторваться от подсчета сдачи и проследить за предметом его удивления. — Мне откуда знать? — С каких пор к нам стали захаживать «живые кейсы»? — не перестает Френк, кажется, совсем позабыв о работе: ещё немного и девушка, что нервно катает пирсинг на языке из одного уголка губ к другому, потеряет терпение. «Живые кейсы» — с этим термином я познакомился в стенах клуба, так называли людей, одетых с иголочки и всем видом показывающих своё финансовое благополучие. — С тех самых, когда мы избрали президентом черного, отъебись уже и иди работать, — стряхиваю со своего плеча его обтатуированную руку: тут подобные извращения над телом были в цене. Я же такого не понимал, но принимал и относился к этому спокойно. — Черным? — с того конца бара слышится удивленный возглас темноволосого бармена. Кажется, до него только сейчас дошел истинный смысл сказанных мною слов. — У нас же президент — белый! — уверенным тоном заявляет он. — Правда? — не переставая разливать по кружкам пиво из крана, восклицаю я. — Даже и не подозревал! И вообще, с чего Френк взял, что «кейсам» сегодня здесь не место? Эту же вечеринку закатило начальство, значит, и приглашали не абы кого. — Да отвали ты… — из зала раздается пронзительный женский вопль: взвинченная низенькая барышня на высоких каблуках, со всей силы вколачивает шпильку в ногу своего нежеланного партнера, отчего тот, срываясь на пронзительный вой, отталкивает её от себя, сгибаясь пополам и хватаясь за отдавленную ногу. Парню явно повезло, что на нем сегодня оказалась плотная обувь, а не тряпичные кеды… Охранник, заметивший происходящее, подал короткий сигнал, и вскоре парнишку подхватили за руку два шкафа в черном и потащили к выходу, не слушая оправданий вроде: «Да не приставал я к ней». — Эй. Машинально откликаюсь на безымянное обращение, попутно ловя себя на мысли, что всё чаще стал это делать. Кажется, скоро и вовсе можно будет позабыть о своем имени. Поправляя ворот черной рубашки и расстегивая пару пуговиц на жилетке, заставляю повиснуть ее по краям туловища. Клиент, тот самый «кейс», подзывает меня к себе. Впрочем, пустой стакан на столе оказывается красноречивее его слов. — Повторить? — не дожидаясь какого-либо продолжения, спрашиваю очевидное. — Всю. — Что «всю»? — непонимающе переспрашиваю его. — Бутылку, — со взглядом «само собой разумеется» отвечает он, ныряя рукой в карман за кожаным бумажником. Удерживая двумя пальцами кредитку, протягивает руку навстречу, зависая в воздухе в сантиметре от моего лица: не думал, что стоял так близко к стойке. И всё-таки Френк не ошибся на его счет… Странно, что клиент не в vip-зале. К слову, начальство сейчас зависает именно там. Мне раньше казалось, что генеральный директор — трудоголик, и ничто человеческое ему не чуждо. Райс Хелл — выгравированные серебряные буквы на пластике игриво переливаются на свету. Красивое имя, ничего не скажешь. Рассчитав всю сумму за виски, снимаю с бара начатую бутылку и опускаю её перед парнем. Наблюдаю, как он пропускает в себя содержимое первого стакана: кто же пьет такой изысканный букет залпом, ещё и не закусывая? — Лимон нужен? Отрицательный кивок тушит всё мое желание быть вежливым и благодарным этой ночью. Мысленно послав его на хуй, возвращаюсь к полировке стаканов: и откуда такое рвение к чистоте? В ход шел уже второй стакан. Его губы даже не кривились во время каждого глотка… Впрочем, наблюдать за этим зрелищем я долго не смог и вскоре, предварительно затолкав свою гордость подальше в глотку, сунул ему прямо под нос тарелку с нарезанным лимоном. — За счёт заведения, — поймав непонимающий взгляд голубых глаз, пояснил я. — Лирой, подмени меня, — Френк взмахивает вверх своим телефоном, на загоревшемся дисплее которого мигает входящий звонок от его девушки. Не дождавшись ответа, парень, нырнув под стойку, выходит из бара и устремляется в толпу, окончательно скрываясь с моих глаз… Недовольные долгим ожиданием клиенты как всегда достаются победителю — то есть мне. А куда, к слову, делся третий бармен? Оказавшись на том конце барной стойки, принимаю заказы, стараясь как можно быстрее отпустить людей в зал. Из колонок доносятся новые басы, мужской хрип вновь сменяется на чистый вокал. Морщусь и разминаю шею ладонью. Стоять на ногах всю смену достаточно проблематично, под конец начинает ныть ещё и спина… Слежу краем глаза за своей половиной стола, где скучающе, катая по столешнице, кажется, серебряное кольцо, сидит одинокий Райс. Не знаю почему, но с того момента, как он сел за стойку, люди в той части перестали захаживать. Может, паранойя? Заработался. — Мне два темных пива. — А мне ром и колу, — добавляет вторая девушка, почему-то совершенно не смотря на меня. Обычно всё по-другому. — Пятьдесят на… — … пятьдесят, — заканчивает она за меня. Прислоняюсь ближе к столешнице, поджимая под себя колени: ссать хочется адово. А этот Френк до сих пор где-то носится. Сколько можно скидывать свою работу на других людей? Зажимаю зубами зубочистку, перекатываю её из одного уголка рта к другому, стискивая как можно сильнее. В носу ужасно чешется, но кто начнет копаться прямо в ноздрях, когда на тебя смотрят ожидающие свой заказ глаза? Терплю. Смахиваю рукой капли пота со лба и вновь улыбаюсь. Сейчас людям не до чужих страданий. — Спасибо, друг, — на горизонте появляется пропавший бармен и, выхватывая на лету из моих рук полотенце, принимается вытирать бокал. — Дальше я сам. — Кто бы сомневался, — хмыкаю сам себе под нос, добавляя напоследок: — Я отлучусь, ты поглядывай за моей частью стола. *** Голова гудит, как паровоз. Кажется, из ушей вот-вот пойдет пар. Сегодня особо тяжко. Лучше бы я прислушался к Трейси и хорошенько выспался. Успел закинуться таблеткой перед тем, как вернуться на своё рабочее место. Взгляд вновь цепляется за что-то яркое. Кольцо, что без устали до этого каталось по столу, взмывает вверх. Секунда, и, подкинутое в воздух, оно летит в сторону толпы. Кажется, я даже услышал, как оно упало на пол, закатываясь под ноги танцующих потных людей. Только не говорите, что оно было обручальное? По виду не похоже. Лицо не выражает ничего, кроме удивления. Бороться с собственными эмоциями получается едва, в полукрике, не прекращая приближаться, спрашиваю парня, почему-то не надеясь получить вразумительный ответ: — И на хуя? Ловлю взгляды опешивших людей, что все это время находились рядом: кажется, они приняли обращение на свой счет. Я отвесил извиняющийся кивок и ткнул пальцем в сторону того, к кому обращался. Интерес окружающих ко мне пропал. — А что, что-то не устраивает? — не сводя с меня усталого взгляда, потирая рукой лоб, спрашивает парень. Сейчас, вблизи, удается разглядеть черты его лица. Красивый молодой мужчина: арийские высокие скулы, ровная линия губ, очерченные большие брови, светлые волосы и голубые глаза. Привлекательная внешность — факт неоспоримый. Однако совершенно не подходящая для человека, что бросается в барах обручальными кольцами и сидит с таким видом, словно его кошку только что переехала машина. — Оно обручальное? — С чего ты решил? Ответ, не располагающий к разговору, но разве меня остановишь этим. Когда еще удастся побеседовать с клиентами? — Просто решил уточнить. Чистый интерес, не более. — Нет, не обручальное. Подарок. В котором я больше не нуждаюсь, — мужчина становится мягче. Интересно, он намного меня старше? По лицу около тридцати, уставший вид прибавляет пару лет, но не более. — Почему именно синий? — собеседник переключается на цвет моих волос, а я поспешно вспоминаю о них. Успел уже забыть. Из работников никто не проявил желание задаться этим вопросом. Видимо решили, что это творческий подход к работе. — Так получилось, — пожимаю плечами. Не все же ему выкладывать. Хотя… — Вообще, ситуация вполне забавная — перепутал флаконы и вместо шампуня помыл голову краской. — Звучит комично, — на губах Райса появляется едва заметная улыбка. Кажется, алкоголь начал действовать. В этом месте невозможно оставаться угрюмым, даже бытовуха и проблемы остаются за стеной при особом желании. — Надеюсь, ибо сам я поначалу не обрадовался. Отвлекаюсь на какое-то время, чтобы вновь обслужить подошедших людей. Атмосфера в клубе сегодня какая-то… Непонятная. — Выпьешь? — обращается ко мне блондин, по возвращении. — Нам на работе нельзя, — отпускаю банальную отговорку, понимая, что отказываюсь из-за головной боли: не зря же я таблетку принимал? — Ага, я заметил, — Райс кивает куда-то в сторону, и я скольжу взглядом по траектории, натыкаясь на Френка, который опрокидывает в себя стопку текилы. — Попался, — улыбаясь, пожимаю плечами. — Так… будешь? — блондин протягивает мне свой стакан, на дне которого плещется жидкость солодового цвета. Стоит ли отказываться от столь дорогого напитка? Да и вообще, стоит ли отказываться? Пользуюсь тем, что основная масса народу отплыла от нас: всё же мы не единственный бар в зале. Перехватываю из его рук граненый стакан и для начала пробую на языке, после осушаю до дна. — И как? — Необычно, — согласно киваю. Я и не заметил, как между делом принимая заказы и вновь возвращаясь к разговору с щедрым клиентом, я опрокинул в себя еще парочку стаканов. — Давно здесь работаешь? — Пару месяцев — это давно? — Для такой работы… — блондин задумался. — Прилично. Я бы не смог постоянно находиться в такой гамме звуков. Твоя голова вообще выдерживает? — Не жалуюсь, но иногда мигрени меня посещают, — отмахнулся я, вновь натирая до блеска попавшийся под руку высокий бокал. Про голову я вспомнил уже позже. Она больше не беспокоила. — А чем ты занимаешься? Раз уж пошла такая пьянка, я решил узнать больше о своем собеседнике: интерес был подкреплен и материальной стороной. Хотелось узнать, на чем сейчас бабло рубят. — Работаю в банке, только, пожалуйста, не спрашивай «кем», профессия моя специфична, а тратить время на разъяснение ее особенностей я не очень хочу. — Не вопрос. Нет, так нет. Обломчик. Что сказать? Кажется, не судьба мне стать нефтяным магнатом и прознать, где жилка заложена. Отвлекается на мгновение, хлопает себя по карманам пиджака и вытаскивает серебристый портсигар. Во рту появляется зажатая между зубами сигарета, а инициатор, вдруг опомнившись, обращается ко мне: — Раздобудь зажигалку. Труда не составило. Много времени не заняло. Подношу огонь к концу сигареты, и только когда он подкурил, замечаю, что не с того конца. Без разрешения и без предупреждения, вынимаю сигарету и тушу в ближайшем недопитом бокале с коктейлем: наверное, лед растаял. — И что это было? — удивленно смотрит на меня. — Не той стороной. Секунда. И оба не сдерживаем себя в порыве смеха. — Пожалуй, сигареты стоит отложить, — согласно кивает и возвращает портсигар обратно. — В какой стороне здесь туалет расположен? — Через танцпол и направо, — немного погодя, подмечая собственную нужду, добавляю: — Могу проводить, сам собирался. Крадемся через танцующую толпу, свет как назло максимально приглушенный: под этот трек запустили только тухлые вспышки синих светодиодов. Не потеряться бы. Чувствую цепкую хватку на локте и понимаю, что он правильно сделал: если снесет волной танцующих людей, встретимся вновь только у бара. Светлое помещение, приходится щуриться, чтобы постепенно привыкнуть к более яркому свету, чем в зале. Толпа, застывшая в очереди к сортиру, пугает. Встретившись взглядом с Райсом, киваю в сторону двери с табличкой «служебное помещение». На данный момент небольшая комнатка, где всего пара раковин и три кабинки, — самое просторное помещение в этом месте. Провожу электронной картой, замок, просигналив, меняет цвет на зеленый, дверь послушно поддается, и мы оба скрываемся за ней. — Ну и пекло там, — комментирует Райс, параллельно снимая с себя пиджак и оставляя его на раковине, проходит в одну из кабинок. Чего ждал я? Не знаю. Резко перехотелось. Возможно, вся моча с потом вышла, пока пробирались к сортиру. Проводит рукой по сенсорному датчику, заставляя воду из краника выливаться на руки. Взгляды сталкиваются в отражении в зеркале: всё это время я стоял за его спиной, оперевшись плечом о дверцу кабинки, и без стеснения рассматривал клиента, пользуясь достаточным освещением. — Всё-таки усталость сказалась… — озвучиваю вывод, к которому пришёл спустя минуту разглядываний. Брови в удивлении ползут вверх: — О чем ты? Сушит руки не до конца, небрежно вытирая оставшуюся влагу о рубашку. — При свете ламп кажешься не таким старым, — довольно хмыкаю. А чего мне скрывать? Я с людьми предельно честен. — И сколько дашь мне? — спрашивает с подозрением и любопытством в голосе, поворачивается ко мне и прислоняется к керамической глади раковины. — Лет двадцать шесть — двадцать семь, не больше, — самоуверенный ответ. — Мне тридцать. Воздух вышибает из легких, замираю в немом вопле «что»? Райс довольно ухмыляется, снимая наручные часы, прячет их в карман пиджака, всё еще покоящегося на краю раковины. — «Хорошо сохранился»? — наигранно озвучивает мою запоздалую мысль, а мне лишь остается согласно кивнуть. — Более чем. — А что, — бросая на меня какой-то странный двусмысленный взгляд, делает шаг вперед, приближаясь ко мне. — Возраст для тебя имеет большое значение? И, прежде чем я успел сообразить, к чему он клонит, да и вообще хоть как-то ответить, всем телом оказываюсь впихнутым в распахнутую дверь кабинки туалета. Возражения? О каких, мать его, возражениях можно говорить, когда всё происходит так стремительно быстро, а разум в панике визжит, как неуравновешенная сучка. Вжимает в тонкую стенку кабинки, заставляя ту протяжно скрипнуть и на мгновение затрястись. Наваливается, всем весом вдавливая в прохладную гладь: недостаточно чистую, чтобы вытирать ей форменную жилетку. Знаем. Проходили. Сами драили через пень колоду здешние места. — Приму твои возражения, если таковые имеются насчет возраста, только после, — обрывает собственную фразу, запуская ладонь в копну моих волос, с силой сжимая, заставляет задрать голову и ненадолго встретиться с его взглядом, чтобы через секунду утонуть в возмущенном крике: не церемонясь, запихивает свой язык в мой широко открытый в удивлении рот. Ослабляет болезненную хватку на макушке, упираясь бедром в район паха, скользит руками вниз, продевая длинные пальцы в шлейки моих брюк, заставляет плотнее придвинуться моё тело. Я тебе что, шлюха продажная? Или решил, что козырнуть своим статусом и повертеть кредиткой перед носом достаточно, чтобы перед тобой раздвинули ноги? Да в конце концов, ты же мужик! Или я ошибаюсь? Не обращая внимания на его попытки вырвать у меня ответ на поцелуй, пользуясь тем, что руки свободны. С трудом протискиваюсь между наших тел и со всей силы домкрачу его грудь, буксуя мерзавца к противоположной стенке. Заношу над головой кулак, чтобы как следует вмазать по наглой роже, но не вовремя, ой как не вовремя, краем уха замечаю сигнал открывающейся двери. Чёрт. В служебное помещение вваливаются сразу несколько работников. Успеваю сообразить за долю секунды: кулак разжимается, а расправленная ладонь накрывает распахнутый рот Райса. Кажется, он к тому времени успел найти оправдание себе и вот-вот собирался его озвучить. — Молчи, блять. Только молчи, — произношу одними губами, прислоняясь как можно ближе к стене, привстаю на носочки. Повезет, и вторую пару ног не заметят. — Кто-то пиджак оставил, — возмущается женский голос. — Оставь на месте, обнаружит пропажу, вернется. Помещение наполняют разнообразные звуки: шум воды, напор бьющейся о кафель струи, кашель и переговоры между кабинками. Перевожу взгляд на Райса, что все это время, кажется, поубавив пыл и остыв, молча (выбора у него другого нет) наблюдает за моим затмением. Что будет, если спалят? На работе же потом изведут. Удаляющиеся шаги. Хлопает дверь. А следом, с силой напоследок толкнув парня, из помещения вылетаю я, брезгливо вытирая ладонь о штаны. Кажется, он что-то хочет сказать, но я не даю ему такую возможность. Точно разобью лицо, если увижу. Оказываясь вне туалета, выхожу в узкий коридор: здесь снова привычный приглушенный свет, огни прожекторов и уже не приглушенная, словно в вакууме, музыка. Пробираюсь сквозь пьяные тела. И, замечая краем глаза две по-блядски развязно целующиеся фигуры, замираю на месте, словно пустил корни. Что, блять, творится сегодня в клубе? У стены самозабвенно сосались два парня, не обращая ни на кого внимания. Да и до них, собственно, тоже дела никому не было. Всё начало вставать на свои места. Окончательно не разобрав мысленный хаос, двигаю в противоположную сторону, к выходу, теперь мне нужен vip-зал. — Трейси, — пробираюсь сквозь толпу клиентов, ныряю под барную стойку и, схватив девушку за локоть, разворачиваю к себе. — Осторожно, синяк оставишь, — возмущается она, и я ослабляю хватку. — Извини. Развей мои мысли. И потрудись объяснить, что здесь происходит? Почему на каждом углу я вижу сосущиеся однополые парочки, — кажется, я сказал слишком громко, девушка закрыла мне рот указательным пальцем. — Тише ты, — она отвела меня к дальнему углу, где было поменьше народу. — Говори тише. Чего ты разорался, я же предупреждала тебя, просила не ходить сегодня, почему не послушал? Руководство подобные «встречи» организует каждые три месяца. Как видишь, разукрашенных парней да трансвеститов тут нет, потому что это необычная вечеринка. Можно сказать, эксклюзивная в своем роде. — Толку-то мне от того, что разукрашенных перцев тут нет, итог один: пацаны вылизываются прямо у меня на глазах, — перебил я девушку. — Гомофоб, что ли? — удивленно шепнула она, продолжая как-то странно коситься в сторону клиентов. Видимо, не хотела, чтобы услышали. Я на мгновение задумался. Нет, человеком я был толерантным. Скорее реалистом, принимающим многие нестандартные, выходящие за рамки вещи в этом мире. И такие отношения для меня были как татуировки: не горячо, не холодно. Но сейчас с меня словно содрали рубашку и против воли попытались набить замысловатый рисунок. Да. Меня взбесил именно тот вопиющий факт, что покушались на мое тело. Так как здесь быть толерантным? — Нет, — поспешно ответил я. — Но ты бы могла предупредить, чтобы я морально настроился. — Что? — подозрительно улыбнулась она. — Кто-то уже попытался закадрить красавца-бармена? — Что-то вроде того, — не стал отпираться я. — Ну так просто скажи, что не по этой части. И всё будет в порядке. Эти парни же не в курсе, что ты не осведомлен, они-то сюда пришли отдыхать и знакомиться, — разъяснила она, отстраняясь и возвращаясь к своей работе. — Ром с соком, — прозвучал очередной заказ. — Иди уже, не отлынивай, — скомандовала напоследок Трейси. — Эй, Лирой, — окликнул меня третий бармен по возвращении. Кажется, его звали Бобби или Багги, как-то так. Бейджик он, как и я, еще не приделал. — Чего хотел? — подхожу ближе. — Тебя искали. — Кто? — спрашиваю раньше, чем успеваю понять, что в ответе не нуждаюсь. — Какой-то блондин, он не представился. Подождал недолго и ушел. Облегченно выдыхаю. Кажется, смогу нормально доработать свою смену. — Спасибо. Надеюсь, что больше не увижу его здесь. Беру свои слова обратно. Не прошло и двух дней, как за концом барной стойки я увидел уже привычно сидящую знакомую фигуру. Сегодня народу было достаточно, и с заказами я носился только в путь, даже времени на фееричные трюки не оставалось: люди с остервенением надирались в эту ночь. Цепляю на лицо дежурную улыбку, когда понимаю, что обслуживать нежеланного клиента придется мне: Глен сегодня то и дело снует по залам, контролируя ситуацию. Видимо, на днях кто-то опять пожаловался на сотрудников. — Что будете заказывать? — Плесни виски, — скучающе оглядывает полки, не задерживаясь долго на одной бутылке. — На свой вкус, что-нибудь свежее. — Talisker уже не по вкусу? — спрашиваю раньше, чем успеваю опомниться. Неужели я запомнил название, его выбор? Мотаю головой. Понятное дело — запомнил, бутылка была последняя. — Да, запамятовал. Может, плеснуть ему Ballantine’s, чтобы подавился? По-моему, это самый паршивый виски, который я когда-либо пробовал. Кривя душой, всё же достаю с полки Macallan, наполняя бокал. — Надеюсь, сойдет. — Вполне. Собираюсь отлучиться, но он вновь обращается ко мне, пришлось остановиться. Всё равно здесь он меня не достанет, а если что, охрана выволочет, не посмотрев и глазом на его бумажник. — Можешь уделить мне минуту? Да ладно? Нет! Оглядываю клиентов. Негодующие лица в ожидании заказа — моя награда. Не метнусь к ним и не приму — Глен порвет на британский флаг мою тленную задницу. — Если подождешь, сначала нужно разобрать завал… И я отлучился надолго, где-то в глубине души надеясь, что он не выдержит ожидания и покинет «Sinful world». Ошибался. Даже на третий час я всё так же наблюдал его фигуру за столом: новых заказов он не делал, но и с пустыми руками не сидел, копаясь в сотовом. Что ж, пока занят игрушкой, мне не так совестно. — Что ты хотел? — уже ближе к закрытию, я всё-таки вернулся к едва начавшемуся разговору: живая масса уже порядком расплылась по залу или вообще покинула его. — Извиниться хотел, наверное, ты не так понял меня. — Я не так понял? — возмущение мое наросло мгновенно. — Прости, я не так расценил твое повышенное внимание к себе. Подумал, что заинтересовал тебя так же, как ты меня… Наверное, сейчас освещению я готов был поклониться: моё пунцовое лицо было не так заметно в полумраке. — Мда… — только и смог выдавить из себя я. Но желание говорить с ним никуда не пропало, наверное потому, что никакой угрозы от него в данный момент не исходило. — На самом деле, когда я заступил на смену, меня даже не предупредили, какого типа сейшен устроили в клубе, поэтому можно считать, что мы квиты и всё произошедшее — просто недопонимание. Что я несу? — Как хочешь, если тебе будет так удобно. Что значит «как хочешь»? У меня выбора другого нет. И вообще, вопрос, вертящийся в голове, не дает мне покоя: — Зачем тебе понадобилось тратить свое время и приходить сюда? Извиняться было совсем не обязательно. Только не говори, что совесть мучила, — наполняю бокал пивом и делаю глоток: в горле пересохло. — Потому что ты мне понравился! Мысленно я отдал должное своим рефлексам: содержимое изо рта не выпрыгнуло, орошая лицо горе-клиента. — Прости, но ничем не могу помочь. На этом все. Просто отхожу от него, не желая продолжать разговор. Меня вообще ебет, что я кому-то там понравился? Нет. Его проблемы. *** Не знаю почему, но на выходных, отдыхая в тишине и спокойствии от учебы и работы, смотря в потолок, я задумался над недавним разговором с Райсом. Нет, на свой счет я так и не принял его слова, просто за столь долгое время этот человек один из первых, кто напомнил мне, что на белом свете существуют вообще какие-то положительные чувства и эмоции. Он хотя бы о них думает. Когда я вообще хоть к кому-то последний раз испытывал влечение? Трейси по дому чуть ли не голая расхаживает, а у меня ноль реакции. Но это ладно. Можно сослаться на дружбу с подгузников. Но ведь есть и другие девушки… Осекаюсь на мысли, что единственные чувства, которые мне были знакомы за последние годы — это бесконечная усталость, апатия и злость, которую я не мог выместить на своем отце. Интересно, как он там? — Да плевать! Неужели благодаря ему я совсем забил на свою личную жизнь? — Личная жизнь, — смеясь себе под нос. — Что это вообще такое? Моя мечта — не состариться в кругу семьи, чтобы было кому стакан воды подать. Моя мечта — хоть раз выбраться из этого гнилого городка и пустить все деньги, которых у меня нет, на путешествия. За такую возможность, наверное, я продал бы душу. *** — Жуй, жуй давай, потом спросишь, — командует Трейси, пододвигая ко мне тарелку с маринованными помидорами. У нее вообще это в привычку вошло, как будто пособий для начинающего руководителя начиталась. Неужели метит на место Глена? Да ладно. — Ты так и не ответила, — успеваю вставить слово, перед тем как запихнуть себе вилку в рот. — А что я должна отвечать, не лесбиянка я! Просто работаю в клубе больше твоего и насмотрелась порядком. То, что было на той неделе, еще цветочки. Культурное чаепитие у соседа. Обычно всё происходит более раскованно! Как и на других подобных мероприятиях, — хмурится она, закалывая волосы большим гребнем. Трейси так и осталась медной, впрочем, так же как и я остался синим. — То есть, заранее меня подготавливаешь к тому, что каждые… сколько там месяцев я буду лицезреть это? — Три. — Заебись. — Можешь не ходить. Я уже говорила, что много обслуживающего персонала в клубе ни к чему. Только переплачивай потом. Только недавно слухи ходили, что бухгалтер опять накосячил и выдал зарплат больше положенного. — Ты хотела сказать, себе прибрал? — Да нет, выдал. Ты деньги считаешь вообще, когда получаешь? Нам всем немного переплатили. — Правда? — я искренне удивился. — Учту, в следующий раз обязательно посчитаю. — Кстати, — Трейси как-то притихла, ковыряясь в тарелке, будто в песочнице: — Ты к отцу наведывался? — А надо? — Ну как бы это… — Да знаю я, знаю, — треплю ее по волосам, из-за чего девушка недовольно корчится, убирая мою руку от своей недопрически. — Сейчас еще рано, нужно выждать побольше времени… — Ты, главное, не тяни с этим. — Постараюсь. *** — Вот чёрт! Бокал с оглушительным звоном падает на пол, стекла разлетаются по всему полу. На руке красуется свежий порез. — О, Ли, держи полотенце, обмотай руку, — за спиной появляется засуетившийся Френк. — Пустяки, всего лишь царапина, — но меня уже не слушают, Френк кричит напарникам, чтобы следили в оба и контролировали поток клиентов, а сам подхватывает меня под локоть и уводит в комнату для персонала. И всё это под удивленный взгляд Райса… Этот тип так и не перестал сюда захаживать. Уже две недели прошли, и он периодически маячит перед моим носом, каждый раз выбирая в качестве заказа свой излюбленный виски. Я стал более терпим к нему. Наверно, странно звучит, но я даже привык, что смена проносится еще быстрее: спринтерское обслуживание чередуется с разговорами с ним. Как всегда не по делу. Пустой, бывает даже абсолютно бессмысленный треп. Это даже успокаивает. Я не горю желанием слушать про его личную жизнь: возможные проблемы, суету, бытовуху. А он не интересуется моей. Всё ажурно. — Как рука? Машу перед носом забинтованной конечностью: широкая полоска, окутывающая ладонь. — В полном порядке. Хорошо, что не правая, — выдыхаю с облегчением, не переставая улыбаться. Такая рана — пустяк. Не вешаться же из-за нее? — Лирой, Лирой, — за спиной раздается звонкий голос, и в то же мгновение теплая рука Трейси накрывает плечо, а девушка повисает на спине. — Догадайся, кто в ближайшее время наконец соберет свои манатки и съедет от меня? — в нос ударяет запах перегара. Кажется, кто-то опять пьёт на рабочем месте. Перед глазами появляется сверкающий в лучах прожектора ключ. — Да ладно? — перехватываю и не могу поверить своим глазам. — Шоколадно. Глен постарался, квартира-студия неподалеку от твоей учебы, до клуба придется добираться, но зато в универ будешь ходить пешком. — И где же он достал такую? Сколько оплата в месяц? — Потянешь. И на жизнь останется. Просто с «красного зала» уволился один бармен, переезжает в другой город. Сказал Глену, что если кому из сотрудников надо, может поговорить с арендатором, чтобы попридержать квартирку. Так Глен сразу же и забрал. — Во дела. Даже не знаю, как отблагодарить, — смахиваю капли пота со лба. Что-то жарко сегодня. — Начни с меня. Поблагодари своим переездом, — наконец отстает от моей спины. Под рубашкой слишком липко. — Я же знаю, что скоро ты взвоешь от скуки, — широко улыбаюсь. — Так уж и быть, разрешу тебе себя навещать. Девушка, оправдываясь, что нужно возвращаться к работе, скрылась в толпе. Сжимаю ключ в ладони, словно не веря, что держу его. — Твоя подруга? — наблюдая за моим восторгом, спрашивает Райс. Похоже, я о нем успел забыть. — Да. — На работе познакомились? — Нет, с детства вместе ошивались. Можно сказать, моя работа здесь — ее заслуга. — Вот оно как, — довольно ухмыляется и переводит взгляд на часы. — Ладно. Мне пора. Увидимся. Протягивает руку и, дождавшись пожатия, забирает пиджак со стула и скрывается в толпе. Сегодня Райс побыл совсем немного в клубе. Значит, действительно были дела. — Знаешь, — за спиной появился Френк. — Трудно не заметить его жадного взгляда, — я вздрогнул. — Он так и пожирает тебя, не боишься? — Чего? — непонимающе переспрашиваю. Действительно, а чего я должен бояться? — Когда-нибудь он не выдержит и возьмет тебя прямо на барной стойке. Я подавился воздухом. — Сбрендил? — Нет, просто предостерегаю тебя. Я, кажется, пока один в курсе его планов на тебя, но будь осторожней. Не знаю почему, но слова парня ни капли меня не задели. Не могу сказать, что в последние дни я стал слишком невозмутимым, но этот Райс своего рода являлся моей отдушиной. Между нами негласно было все решено: его чувств я не принимал, но и он этому не противился. *** Так приятно просыпаться в своей постели. Просыпаться не потому, что где-то за стенкой гудит фен или играет не самая приятная музыка. Открывать глаза под будильник, заведенный на то время, когда именно мне удобно. Да… Вот это жизнь. Давно я о таком мечтал. На дисплее телефона мелькает давно установленное напоминание «зайди к отцу». С каким-то сожалением и горечью понимаю, что тянуть больше смысла нет. Прошло уже больше трех месяцев с моего ухода. Как бы убого и падко это не звучало, но нужно проверить, дышит ли он еще? В универе сегодня ненужные пары, а это значит, что можно спокойно пропустить их все. Схожу на квартиру, проведаю и успею вернуться до начала рабочего времени. Нехотя поднимаюсь с кровати, натягиваю на себя постиранные джинсы, замечая, что ткань достаточно села, что налезает на ноги, словно вторая кожа. Стандартные процедуры: зубная щетка, бритва, чай с бутербродами и просмотр новостей. Не знаю, почему всё еще интересуюсь, что творится в мире, когда давно живу уже совсем в другом. Отличном от того, что показывают по телевизору. Ни хуже, ни лучше. Ноги не хотят слушаться. Медленно поднимаюсь по ступенькам на четвертый этаж. Ощущение, будто к щиколоткам привязали гири. Пакет в руке заставляет крениться в бок под тяжестью: свежие фрукты, немного готового мяса и бутылка минеральной воды — на всякий случай. Останавливаюсь у двери, считаю до десяти и тяну на себя ручку. Открыто. Пожалуйста, лишь бы опасения не оправдались. Я ведь даже не прочь бросить все: работу, квартиру и вернуться, чтобы снова помогать тебе, впахивать за двоих, подменять тебя на работе, но только чтобы видеть хоть каплю человечности во взгляде. Неприятный запах стоит у самого коридора. Сколько недель, месяцев ты не выносил мусор? Хотя бы выходил из дома? С кухни доносятся звуки включенного телевизора. Кажется, время замедляется до такой степени, что между ударами сердца проходит вечность. Захожу на кухню и застываю в дверном проходе. Ничего не поменялось. На что я надеялся? Склонившись, спит, уткнувшись лицом прямо в стол. Рядом стоит законченная бутылка портвейна, в радиусе стола не намечается даже стакана: уже просто хлещет с горла. — Отец! — окликаю его, но безрезультатно. Подхожу ближе, водружая тяжелый пакет на стол. Даже не шелохнулся. Пришлось приводить в сознание, будить, потряхивая за плечи. Вытирает обильно стекающую по подбородку слюну и, часто хлопая глазами, смотрит на меня. Щурится, словно зрение с единицы резко упало до минус шести. А во взгляде ни капли… Нежности? Любви? Нет, о таком я уже даже не вспоминаю. Элементарного признания, даже его там нет. — Ты? — хрипло спрашивает, хватаясь за бутылку, делает глоток, но в горло не упало и капли. «Ты?» — эхом отдается в голове, когда вообще в последний раз он называл меня сыном или хотя бы по имени. Шарю в пакете и достаю прохладную бутылку, откручиваю крышку, разнося по помещению желанное шипение, и протягиваю ему. Воротит нос, криво косясь на меня. — Я не принимаю подачек! — Что ж, тогда просто оставлю ее, — специально туже закручиваю бутылку и возвращаю на место. — Что ты притащил сюда? — с отвращением смотрит на пакет, словно перед ним лежит разделанный труп крысы. Жаль, что это действительно не он… — Принес тебе еды, когда ты в последний раз ел? Смех. Смех, противный смех заполнил всё помещение. Некрасивый, хриплый, противный смех. Интересно, сейчас он потешается над проявленной мною жалостью или над своей жалкой жизнью? — Какого черта ты вернулся? Что, выгнали с ночлежки, больше и там нет места для нахлебников? — раздражения в голосе уже не скрыть. — Меня никто не выгонял. Я снимаю квартиру и живу вполне неплохо… Зря. Ой зря я это сказал. Лучше бы молчал, проглотив язык, и косил под немого. Тяжелый взгляд поднимается, с явным злорадством оглядывая мое лицо. Мгновение. Успеваю только сделать машинальный шаг назад, прислоняясь спиной к стенке, перед тем, как стол со всем содержимым будет опрокинут на пол. Грохот. Звон разбившегося стекла. — Так какого черта ты приполз сюда, щенок? — срывается на ор. Кажется, соседи снова станут свидетелями вспышки гнева. — Вытаскивать тебя из дерьма, в котором ты сидишь. Я, как наивный ребенок, думал, что мое отсутствие хоть как-то тебя вразумит, что ты одумаешься, придешь в себя! — Ты пересмотрел мультиков, малыш. Убирайся, пока я не разбил о твою голову что-нибудь тяжелое. Видеть твое счастливое лицо не могу! Катись в свою счастливую жизнь, а меня оставь в покое. — Теперь я понимаю свою мать. Глупо надеяться, что в пустыне вырастет что-то другое, кроме кактуса! Собираюсь развернуться, чтобы на этот раз навсегда пулей вылететь из квартиры, но не успеваю: кулак, сжатый до потрескавшейся кожи, прилетает мне прямо в лицо. На мгновение мир перед глазами темнеет. В голове раздается оглушительный звон. — Я же говорил, не упоминай о ней при мне! Пячусь назад, сплевывая кровь из разбитой губы, кажется, в рот хлещет уже даже из носа. — Какой же ты всё-таки мудак. И всё. Срываюсь на бег. Без оглядки. Всё равно, что всё лицо перемазано алым. Плевать, что подумают прохожие. Всё равно, кого это напугает. Бежать без остановки. До щемящей боли где-то в боку. Бежать даже тогда, когда сил, кажется, совсем не осталось, а ноги волочат тело по инерции. — Ненавижу, как же я тебя ненавижу! Кричу больше от бессилия, понимая, что теперь я остался действительно один. Зачем я всегда утешал себя иллюзиями, что матери и отцу на меня не плевать? Плевать. С самой высокой башни. Им обоим всё равно. Даже если меня собьет машина, никто из них не узнает… А хоронить будут за счет государства. Нет! Проводить свой долгий остаток жизни в сожалении и тоске по отсутствию родительской любви я не буду. Это их жизнь. Им ничего не помешало прожить ее так, как им удобно. И я воспользуюсь этим примером. Этим единственным примером. *** Сколько я проспал, не знаю, но когда открыл глаза, в телефоне насчитывалось уже семь пропущенных. Значит, на работу я уже опоздал. Куда идти с таким настроением? Куда идти с таким лицом? Но еще хуже. Пугает возможность остаться дома. Перспектива лежать, как аморфное существо, меня не радует. Я и так прекрасно понимаю, какие мысли будут крутиться, если останусь в четырех стенах. Набираю номер Трейси, не дождавшись ответа, следую в ванную, попутно выбрасывая в мусорное ведро растаявший пакет масла. Сколько часов я пролежал, уткнувшись в него лицом? — Ты где, засранец? — на фоне клубного шума слышится голос девушки. Она беспокоилась за меня? Или волновалась, что влетит от начальства? — Если прыгну в такси и подъеду через час, меня сильно убьют? — Не знаю. Ты прикати для начала, — Трейси собиралась отключиться, но я вовремя остановил ее. — Как думаешь, если лицо немного не презентабельно, за это сделают выговор? — Пил, что ли… — делает предположение она и тут же останавливается. — Ходил к отцу? — уже тише спрашивает. — Да. А толку врать? Все равно рожу не спрячешь, все увидит. — Приезжай, что-нибудь придумаю. Душ, чистая одежда, новые недавно купленные темно-синие кеды Converse, не подделка, вложил в них свою премию, и меньше чем через полчаса я уже сижу в комнате для работников. Трейси, нависая надо мной, лепит на переносицу телесного цвета пластырь и проходится по краям неровной раны на губе тоналкой. Неужели поможет? Так и получилось. Следы были не видны издалека, вблизи и пластырь, и остальное можно было разглядеть. Оставалось надеяться только на привычный свет в помещении «синего зала», не такой яркий, как здесь. Приступаю к работе, стараясь выкинуть из головы ненужный мусор. От Глена не влетело, напарники по «стойке» долго не расспрашивали, поэтому к обслуживанию клиентов я приступил довольно быстро, параллельно (неизвестно по какой причине) высматривая на привычном месте белобрысую макушку. Наверное, где-то внутри себя я уже ждал этого бессмысленного разговора, подсознательно желал переключить тумблер с дневной темы на любую другую. Отдавая девушке коктейль и рассчитывая ее, продолжаю высматривать: всю стойку сегодня просто заполонили, наверное, Ему просто не хватило места, а может Он вовсе не пришел. Я понял, что ошибся на этот счет, когда отпустив достаточное количество людей, открылся обзор на самый дальний конец барного стола. Райс, весь такой свежий, как всегда облаченный в неизменный строгий дорогущий костюм, сидел за столом, окучивая какого-то смазливого парнишку. Он так улыбался ему… Кажется, этой улыбки я никогда не был удостоен. Внутри что-то кольнуло. Я и сам не понял, откуда во мне всполошилась такая ярая злость, но, идя на поводу у своих эмоций, игнорируя руки с протянутыми купюрами, я двинулся в направлении блондина и объекта его вожделения. Приблизившись уже достаточно, неожиданно для себя замираю. Тело не слушается. Не получается сделать ни шага вперед, ни шага назад. А всё потому, что мысли расходятся с действиями. И правда, а что я ему скажу? Какую предъяву кину? Буду оправдываться тем, что рассчитывал, что его умение слушать и слышать людей вновь станет моей отдушиной на сегодня? Бред. Пошлет, даже не задумываясь. — Лирой? Поздно. Меня заметили. Поднимаю глаза, сталкиваясь с удивленным взглядом Райса. Кажется, тот первым делом уже оглядывает мой пластырь на носу: подошел слишком близко. — Я думал, тебя сегодня уже можно не ждать, — разочарованно произносит он. — Ага, я и сам вижу, — говорю то, что думаю. Плевать. Человеческий фактор. Сегодня все попали под раздачу моего настроения. Не одному же мне вечно огребать. Замечаю блеск в его глазах, что вызвало в нем такой дикий восторг? — Неужели… — придвигается ближе, вытягивает вперед руку, хватая за ворот рубашки, притягивает к себе, оказываясь рядом с ухом, наконец договаривает: — … ревнуешь. Жестом успеваю отдать охраннику сигнал, что всё в порядке и это не очередной недовольный клиент, который решил помахать кулаками. Хотя. Насчет недовольства еще можно поспорить. — Прикуси язык, — огрызаюсь и, вцепившись руками в край столешницы, отталкиваюсь назад. Его компаньон, все это время молча наблюдавший за нами, наконец отмирает, обращаясь к Райсу: — В общем, заканчивай с этим цирком и позвони наконец матери, она переживает, — прощально махнув рукой перед тем, как отдалиться, напоследок добавляет. — Заплатишь за мою выпивку, братишка. Братишка? Райс тем временем, совершенно не замечая отдаляющегося родственника, так и продолжает пялиться на меня. — И чего ты такой взвинченный сегодня? — оглядывает мое лицо. — И кто тебя так? Надеюсь, как большой мальчик, дал сдачи? — довольно ухмыляется и достает из бумажника такую же выглаженную купюру, как и всегда. — А это… — глаза улыбаются больше, чем его растянутый рот, — за братишку. Финиш. Не могу сдержать смеха. Сквозь боль в губе и сморщенный лоб, прикрывая рот ладонью, срываюсь на дикий смех. — Вот это я отмочил. Фух, — перевожу дыхание, больше наигранно всплескивая руками. Действительно, дурацкая ситуация. — Нет, милочка, теперь ты так просто не отвертишься! Милочка? Это ты сейчас ко мне так обратился? — Ты оху… — Я же видел этот взгляд, — перебивает. — Жаль, что брат так быстро развеял твои сомнения, но я бы посмотрел, как бы ты выкручивался дальше, — облизывает пересохшие губы, так пошло, демонстративно. Достаю из-под стойки первый попавшийся стакан. Забираю с бара первую попавшуюся бутылку. Не глядя наполняю, закупоривая крышку. Делаю глоток. А затем еще один. — Через пятнадцать минут возле знакомой тебе двери с табличкой «служебное помещение», — выдаю так резко, что даже Райс не скрывает удивления. — Хотя… Почему через пятнадцать? Сейчас! *** Дверь с табличкой «служебное помещение» оказывается открытой в два счета, контролирую себя только до того времени, пока не щелкнет замок, и для надежности не будет подставлен стул, впрочем, табличка с обратной стороны «идет уборка» должна остановить людей от покушения на ненадежный механизм. — Я и не думал, что ты можешь быть таким, — сталкиваюсь с взглядом голубых глаз, замечаю этот природный блеск, а следом перевожу взгляд на довольную лисью улыбку. — Поправка «не могу быть», а такой и есть, — успеваю договорить, прежде чем мы падаем на небольшой синий диван. Зачем, спрашивается, он нужен в уборной? Теперь понимаю. Сижу на нем, сжимая коленями его бедра. Продолжаю сверлить взглядом, покусывая нижнюю губу. Ничего не предпринимаю, просто выжидаю, когда сорвешься, когда перестанешь дышать и просто набросишься, как голодный зверь. Сверху? Мне плевать. Для тебя я готов даже открыть рот. Но. Не сейчас. Не сегодня. Мысли получается угадывать не сразу, но всё же, опомнившись, Райс привстает на локтях, опираясь на подлокотник, протягивает вперед руку, чтобы, поймав за шею, притянуть мое лицо к себе. Медленно проводит языком по закрытым губам, не стесняясь облизывать свежие раны. Не больно. Уже не больно. Немного выгибаюсь в спине, когда теплая широкая ладонь ложится на поясницу, забираясь прямо под рубашку, чтобы столкнуться с влажной кожей: успел попотеть, раздавая заказы. Теперь уже мои руки шарят по его телу, нащупывая пуговицы, одну за другой расстегивают, освобождая тело от оков одежды. На животе, сквозь бледную незагорелую кожу, проступают тренированные мышцы пресса. Неплохо. Очень неплохо. Придвигаюсь ближе, специально усаживаясь прямо на стоящий член, скованный под тканью брюк. Рано. Не сейчас. — Непривычно, наверное, что такая активность исходит совсем не от тебя? — спрашиваю чисто для галочки. — Да нет, наоборот, — лениво пожимает плечами, продолжая улыбаться. Зря ты это сказал. — Вот как значит? Если психану сейчас и пошлю на хуй, больше такого шанса у тебя не будет. Так что мог бы придумать что-то пооригинальней. — Любишь, когда тебе врут? — бровь взмывает вверх. Я знаю этот выжидающий взгляд. — Ненавижу. Поэтому я еще здесь. И да, ты прав. Накрываю его губы, на этот раз толкаясь языком в его рот. Всё тело окутывает приятная истома, когда получаю горячий, до опьянения глубокий поцелуй в ответ. Языки сплетаются. Кажется, рана на губе вот-вот разойдется. Но мне плевать. Руками скольжу по торсу, поддевая пальцами ремень, освобождаю от сдавливающего куска кожи, выдергивая прямо из шлевок. Заберешь позже. Оказываюсь без одежды даже быстрее, чем успеваю раздеть Райса. Из прикрывающего на моем теле остаются только его руки, сжимающие мои ягодицы. Жаркое дыхание на шее, вжимаюсь в его тело, когда горячий язык проходится от ключицы до уха, насилуя мочку, попеременно прикусывая зубами. — Детка, куда ты швырнул мой пиджак? Склоняюсь, опуская руку вниз, на ощупь шарю, хватаясь за грубую ткань. — Никуда, — мельтешу прямо перед носом. Шарит в карманах, вытягивая глянцевый квадратик и небольшой тюбик. Интересно, готовился заранее или носил их с собой всегда? На его коже еще остался едва уловимый запах геля для душа: видимо, тщательно намывался перед тем, как заглянуть сюда. Секунды ожидания угнетают. Каждое действие кажется слишком долгим. Распаковывает презерватив, пристраивая на своем члене, прячет фантик в складках дивана. Зубами откручивает крышку тюбика и только после того, как взгляды встретились, демонстративно, тягуче медленно, выдавливает на руку прозрачный гель. Лубрикант падает куда-то вниз, а влажная ладонь протискивается меж ягодиц. — Если будешь вести себя тихо и не будешь сжиматься, боли почти не почувствуешь. Боли? Стараюсь не выпускать ядовитого смешка наружу. Я не боюсь боли. Палец проскальзывает к сжатому колечку мышц, ныряет вглубь, старательно, осторожно растягивая тугие стенки. Первый. Второй. Третий. И меня словно волной накрыло. Отдача приходится прямо в душу. Когда в последний раз меня так ничто не волновало? Продолжая растягивать меня одной рукой, вторую пристраивает на моем члене, заставляя пальцами вцепиться в его плечи и лбом уткнуться в плечо. — Только не останавливайся. Чувствую смех над самым ухом. Такой довольный, с нотками чего-то непонятного, но не приносящего негативных эмоций. — Ты всегда плывешь так под чьими-то руками? Отрицательно мотаю головой. Всё кружится. Как же все кружится. Пытаюсь вспомнить, когда у меня в последний раз был секс? В прошлом году? Пальцы выскальзывают, а к растянутой мышце приставляют уже головку члена. — Только не вздумай резко сесть, — шепот прямо на ухо. Да я и не собирался. Медленно погружается, покачивая бедрами, входит лишь на треть, а я уже чувствую, как дрожат колени, действительно хочется сразу, резко, до упора. Но послушно выжидаю, решая не рисковать. Наверняка, ему лучше знать. Подаюсь к нему, касаясь своими губами его, если нельзя двигаться, то почему не увлечься пока поцелуями? Кусаю его нижнюю губу, посасываю, оттягиваю зубами, вбирая в рот. Как горячо сзади и как приятно внизу, где, продолжая фрикционные движения, сжимается на моем члене его рука. Кажется, не в силах больше ждать, просто опускаюсь, на мгновение замирая. Ни звука. Лишь привстаю, чтобы под этот удивленный, но такой довольный взгляд, на выдохе опуститься. Больше ничего не останавливает. Пальцами цепляется за мои бедра, уже сам приподнимает и опускает таз. Так резко. Так часто, что выдыхать получается не всегда. Переводит руки на поясницу и резко выходит, подталкивая меня, заставляет встать. Прекрасно, теперь на четвереньках, упираясь прямо лицом в обивку дивана. Ладонью скользит по спине, медленно входит, ныряя свободной рукой к моему члену. Сжимает, отодвигает кожу и вновь ведет вверх. Ладонь со спины скользит выше, по шее, а там добирается до волос, чтобы сжать отросшие синие прядки между пальцами. Любишь обращаться с другими грубо? Я не возражаю. А дальше куда быстрее, куда ритмичнее. Вколачивается с громкими шлепками, вновь покачиваясь, животом шлепая о бедра — эти звуки перестали смущать, все внимание концентрируется только на ощущениях. Так и хочется крикнуть «еще». И он, будто услышав меня, исполняет. Сгибая мою ногу в колене, заставляет упереться в подлокотник и с громким хлюпаньем снова входит. — Что, даже не будешь кричать, не проронишь и стона? — накрывает своим телом мою спину, прислоняясь потной кожей — агонизирующий контакт в дуалистическом союзе с его толчками. — А я разве должен? Действительно не понимаю. Сейчас единственное, что я из себя могу выжать, — это сбивчивое дыхание и сдавленные хрипы. О каких стонах ты говоришь, Райс, когда сам едва издаешь ползвука. — Нет, — шепчет прямо над ухом, так горячо и так сладко. — Не обольщайся, к слову, ты просто попал под мое настроение… Нх… Толкается с такой силой, что воздух вышибает из легких. Не понравился ему мой ответ. Явно не понравился. Погружаюсь в нирвану на последних секундах, когда его пальцы внизу словно пронизывают всё тело током, заставляет кончить от последнего толчка, навалившись сверху, не выходя, сам достигает разрядки. Капли пота скатываются по телу, падая прямо на диван. Тяжелое дыхание, не позволяющее набрать достаточно воздуха в легкие. Рука, плотно сжимающая мое плечо, боящаяся выпустить его из хватки. И снова этот шепот над ухом: — Подозрительно долгие у вас тут уборки. *** — Боже, кто сегодня настраивал колонки, почему музыка так орет? — не выдерживаю и полуторачасовой долбежки в уши. Хоть беруши запихивай. Клиентов слышать не обязательно. Сегодня все заказывают коктейли по акции, а их всего пять, так что угадать, какой именно требуется сделать, не так уж и сложно. Ткните в меню и все дела. — Наверное, реально решили оглушить и контингент, и нас в придачу, — поддакивает Френк, нарочно, когда подходит ближе, толкает меня плечом. — Извини, — и уже ближе, на ухо. — Там, кажется, опять по твою душу. Благодарно киваю и, устремив взгляд вдаль, натыкаюсь на знакомую фигуру. Что ж, ему можно и не улыбаться. — Ваш заказ? — Боюсь, в меню нет того, что бы я хотел, — скользящая улыбка на лице. Стереть бы ее прямо тряпкой для пыли. — Чего ты опять здесь забыл? — поворачиваюсь, чтобы достать с полки недавно подвезенный Talisker. Пожалуйста, только не думай, что это я о тебе забочусь. Наполняю бокал и ставлю прямо перед носом. — Ответишь? — выжидающе смотрю на него, забирая с верхней полки один из высоких фужеров и накрывая белым полотенцем. — А ты как думаешь? — делает глоток и возвращает посудину на место. — Ни одной мысли на этот счет, — пожимаю плечами. Больше театральный жест, чем намек на слабоумие. — Хочу быть рядом, когда тебя вновь посетит То самое настроение. Как я могу позволить попасть под раздачу кому-то другому? — обнажает зубы в довольной улыбке и, наклоняясь ближе, добавляет. — Не посвятишь, как скоро его ждать? Полотенце летит прямо клиенту в лицо. А с моей стороны вдогонку язвительный ответ: — Ты, главное, смотри в оба и ненароком не попади не под то настроение! Не знаю, что будет дальше. Перспективы? Строить какие-то планы на будущее — исключено. Да и само понятие «план» не для меня. Пусть составлением списка позанимается кто-то другой. Но не я. «Sinful world» действительно стал для меня пристанищем, которое сейчас я не готов был покидать. Такой же грешный. Такой же падший. Мой мир уже не принадлежал мне, мой мир уже был частью «Sinful world».