Ошибки

Она пьет чай. Как всегда, как когда-то. Она пила его дома, сидя на коленях деда. Пила в дорогих ресторанах и чайных, на перерывах в здании суда. На пыльном чердаке, едва удерживая чашку израненными ладонями. В почти пустом доме на полу с пятнами крови. На верхнем этаже детской кровати. Она вновь дома. Заваривает чайные листья до терпкости, делает глоток. Закрывает глаза. Когда-то ее учили пить вино. Пить — и забывать. Пить — и быть сильной. Сейчас это уже не нужно. И за чашкой чая она вспоминает... Холодные доски пола, когда она впервые открыла глаза в том доме. Раненого, от которого убежала, испугавшись крови. Тяжесть каменной статуэтки в руках — кажется, это был Будда. Первое убийство, проломленный череп худой женщины с ножом. Как катилась вниз по лестнице, когда ее столкнули. Она так и не узнала, кто. Острую жалость к себе. Пощечину. Тяжелую ладонь и окрик: "Приди в себя!". Его, поившего ее вином. Голубые глаза девушки со сломанной рукой — она знала, что снотворного слишком много. Окаменевшее сердце. Пустоту в душе. Возвращение. Новые победы. Надежды. Веру в то, что все можно исправить. Почти все. Темноту той стороны. Ее голос, зовущий по имени пропавшего союзника, — и тишину в ответ. Дорогу в старый погреб, металлические спинки сидений. Липкий страх. Откровение. Попытки сбежать. Попытки выжить. Осколок стекла и мужчину с крысиным лицом, смотрящего из огненного ничто. Посиневшие губы. Судорожные попытки помочь — бесполезные. Серое лицо, которое накрывают такой же серой простынью. Дрожащие руки. Чашка падает, разлетаясь на осколки. Она не плачет, нет. Ни слезинки не выжать из глаз. Просто смотрит в окно. О ее ошибках знал только он. И он тоже стал ошибкой.