Щекотка

Это могло бы случиться со мной в ту первую ночь, когда я пришел к Брайану домой, но не случилось. Ничего не случилось, кроме того, что я провел её с самым удивительным человеком, которого когда-либо встречал. Но когда я оглядываюсь назад и вспоминаю... да, тогда все видится по-другому. Каждая деталь, каждый момент впечатан в мою память, в том числе и факт, что Брайан вылизывал мою задницу, господи боже! Теперь-то, получив доступ к компьютеру Брайана, я знаю, что ничего особенного в римминге нет, это отнюдь не экзотика, но той ночью я был уверен, что это нечто запредельное. И самым странным было, что мне хотелось сделать то же самое для него, и если бы он мне только дал… Он совершенно бесстыден и в разговорах о сексе, и в нем самом, в любом его виде, для него это любимая игра. Во многих отношениях он ребенок в формате взрослого мужчины. Видели бы вы, как его колбасило от моих научных проектов! Так вот, к тому, что не случилось со мной той ночью, а могло бы. А если бы он оказался больным извращенцем с каким-нибудь странным фетишем? Что, если бы оказалось, что ему нравится запихивать песчанок себе в задницу? Или, того хуже, в мою? Я совершенно не хотел заиметь грызуна в своей жопе. Ну, пока не увидел его прекрасный член. После этого я уже был бы согласен на заталкивание в мою задницу чего угодно. Бог знает, что бы могло со мной случиться. Это очень странно, понимать, что самая главная вещь в твоей жизни случилась по твоей же глупости, но ведь это правда. Мне повезло. И Брайан регулярно мне об этом напоминает: «Ни с кем никогда домой не ходить. Комнаты отдыха, бани — вперед. Это публичные места. Но когда ты идешь к кому-то домой, ты идешь в его логово. Помни». Я подумывал спросить, не на своем ли неприятном опыте он сделал этот вывод, но не рискнул. Если он однажды пошел домой к тому, к кому идти не следовало, он никому никогда об этом не расскажет, я уверен. К счастью для меня (и для бог знает скольких ещё парней), Брайан, кажется, наслаждался сексом в огромных количествах и различных практиках, но ни на чем конкретном не фиксировался. На самом деле, он мне как-то сам сказал, что у него нет никакого фетиша. — Но у тебя он может быть, — сказал и хищненько улыбнулся. — Может, нам стоит его поискать. Поговорили и забыли, пока однажды Док не сказал Брайану, что он слишком тощий для кожаных штанов. На следующий день Брайан метнулся в Филли и купил пару кожаных брюк, настолько узких, что никакое белье под них не надеть. Корова, отдавшая свою жизнь во имя этих штанов, видимо, была создана боженькой специально, чтобы сделать длинные ноги Брайана и его совершенную задницу ещё длиннее и ещё совершеннее. Брайану потребовалось немало усилий и извиваний, чтобы в эти штаны попасть, но результат того стоил. Более чем. — Ну? — спрашивает он, стоя передо мной в одних этих штанах и раскинув руки так же, как он делал той первой ночью. О, я бы сказал. Но я внезапно вернулся на семь миллионов лет назад, когда люди ещё не умели говорить, а умели только ухать, скакать, визжать и трахаться, как шимпанзе. Брайан усмехается. Он точно знает, насколько он офигенно выглядит. Притворно зевнув, он тянется рукой вниз и поправляет твердеющий член. Пояс брюк такой низкий, что еле прикрывает лобковые волосы. Я самым жалким образом вытираю слюни с подбородка трясущейся рукой. Усмешка становится шире. — Я так понимаю, что наблюдаю твое одобрение? — Тронуть, — говорю я. — Можно? Он хохочет. — Ну-ка, ну-ка. Мы что, наткнулись на фетиш? Юное наше Солнышко и вправду клинит на коже? Я хочу сказать «нет», ну, потому что «клинит» — это как-то по-извращенски и вообще странно, но вместо этого я издаю горлом нелепый звук, который в переводе с семимиллионолетнего означает «я умру от возбуждения секунд за пять». И стою посреди лофта. А он начинает подходить. Медленно. Кожа поскрипывает при каждом шаге чуть слышно и на очертаниях члена поблескивает. Он босиком… может, меня и на ногах тоже того... клинит? — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — его голос сочится сексом, делая его слова теплыми и влажными, я чувствую их щекой. — А... что? — Полторы тысячи баллов на экзаменах, говоришь? Эта штука в твоем рту называется язык. Он помогает артикулировать… — он легонечко сжимает мой член одной рукой. — Я спрашиваю, что бы ты хотел, чтобы я сделал. Очень заметно, что ты чего-то хочешь… — он убирает руку и отступает. — Мне их снять? — Нет! — вскрикиваю я. И на всякий случай, вдруг он не услышал, повторяю погромче. — Ладно, — он улыбается ещё более хищно, чем прежде. — Тогда что? — Я могу просить все? — уточняю я. Вдруг ловушка. — Все, — мурлычет он. — Абсолютно все. Я кое-как соображаю, наконец, что вот эта штука на моей шее, это моя голова, и я ей киваю. — Хорошо... Сядь на диван… — почему-то получается шепотом. Он поворачивается и ооооочень медленно идет в гостиную. Я никогда не видел… Господи, я в жизни не видел ничего более совершенного. Я так же медленно иду за ним, смотрю, как он садится, откидывается на спинку и разводит ноги. Я ничего не могу поделать со своей реакцией. Какое, нахуй, достоинство. Я с грохотом падаю на колени, хорошо хоть там ковер. Теперь его ширинка на уровне моих глаз, и я вижу, как стиснуты его яйца, и шов брюк проходит ровно между ними. Я тянусь дрожащей рукой прикоснуться, глажу каждое подушечкой большого пальца. Он запрокидывает голову и стонет. А я поражен, какая кожа на ощупь. Я думал, она будет жесткой, а она тонкая и гладкая, как шелк. И согрета телом Брайана. Пахнет теплом и землей. Я прижимаюсь лицом и вдыхаю этот запах. Брайан мягко, но крепко берет мою голову двумя руками и начинает двигать бедрами. Я обеими руками развожу ему ноги ещё шире. Я хочу... я так хочу сделать одну вещь, что сердце заходится. — Брайан, — всхлипываю я, потираясь ртом о его яйца. Я облизываю их широкими короткими мазками. Это так хорошо... больше, чем хорошо, но я хочу сделать одну вещь. Бог знает почему, воспоминание о том, как я однажды щекотал Брайана в душе, всплывает так ясно, я прямо-таки его вижу и слышу. Ни минуты не раздумывая, я поднимаю голову и смотрю ему в глаза. У него глаза просто черные из-за расширенных зрачков, раскрасневшееся лицо блестит от пота. Я встаю, свожу ему ноги, сажусь на них верхом… ...и начинаю его щекотать. У него от удивления распахиваются глаза, тело бьется и извивается между моими ногами. Он понятия не имел, что я сделаю это... да я сам секунду назад этого не знал. — Что за... — он пытается говорить, но он не может. Он хохочет, и визжит, и пытается вывернуться из-под моих пальцев. Я наклоняюсь вперед и прикусываю его за ухо, от чего он извивается и корчится ещё больше. Он самый щекотливый человек на свете, щекотливей даже, чем Даф. — Хватит! — задыхаясь, кричит он. — Прекрати! Он выгибается и изворачивается в попытке спастись. Офигенно, когда он прогибается назад и взбрыкивает, пытаясь меня сбросить. — Я не шучу, Джастин! — он хватает воздух. У него отчаянный, умоляющий голос. Никогда не видел его потерявшим контроль. Каждый раз, когда он вскидывает бедра, я прижимаюсь сильнее. Словно мы трахаемся, и словно он безумен. А он правда безумен, если верит, что я остановлюсь. Сейчас, когда я чувствую непостижимый зуд, где-то внутри меня, где разум и тело, боль и удовольствие — одно целое. И каждое движение — как блаженное почесывание этой зудящей точки... Я вот-вот кончу. Мне нужно кончить. — Блядь, Джастин, — орет он. — Я обоссусь, если ты не прекратишь! Ааааа. Ммммм. Так. Да. Привет, член, что ты думаешь об этом? Мой член думает, что это забаааавно. Мой член извращенец. Я не могу перестать щекотать Брайана. Он хватает меня за бедра и пытается стащить, но из-за смеха и судорог не может как следует ухватиться. — Если ты порвешь брюки... — орет он. Слова бьют под дых. Кожаные брюки. Я забыл про них. Я со стоном сжимаю бедра так сильно, как могу, он продолжает биться. Я смотрю вниз. Его член затянут в кожу, если бы не тройная отстрочка — они бы лопнули уже. Я щекочу его с новой силой. — Иди на хуй! — выдыхает он. Я стискиваю его ногами и обхватываю за шею. Мысль о промокшей шелковой подкладке проклятых штанов накатывает волной. Я вжимаюсь лицом ему в плечо и кончаю. Ладно, вот вам моя история. Я начал дрочить в тринадцать. У меня за спиной (ладно, за ремнем, скажем) биллион оргазмов. Я большой любитель оргазмов, я эксперт по оргазмам, по каждой их вариации. И этот оргазм разбил в пух и прах все, что я знал. Я вышел на новый и, возможно, невоспроизводимый уровень. Я взорвался слезами. Я чувствую, как Брайан меня обнял и прижал к себе так крепко, что между нами просто ничего не осталось. Он гладит меня по голове и что-то шепчет в ухо. Постепенно мои конвульсии превращаются в дрожь, и я всхлипываю, как ребенок, не понимая даже, почему. Ладно, понимаю. Со мной только что случилось то, что перевернуло мой мир. Знаю, странно, нелепо, но это так. Брайан, кажется, чувствует дикую смесь адреналина и уязвимости в моей крови. Он медленно гладит мне спину, выписывая большие круги. Дрожь отпускает, и на меня снисходит покой такой ослепительный, что в этом есть что-то религиозное. — Ты как? — шепчет Брайан. Я киваю. — Ну, вот это и есть фетиш, если я что-то в этом понимаю. А я их видел много. Поздравляю. Я беззвучно смеюсь. Он говорит иногда странные вещи. — Скидывай одежду и на пол. Не до нежности. Я встаю и пытаюсь расстегнуть пряжку ремня. Получается нелепо долго, у меня пальцы как желе. Брайан расстегивает свои штаны и спускает до колен. Головка члена багровая и влажная. — На четыре, — бросает Брайан. Я слышу за спиной звук рвущейся фольги и не успеваю сделать глубокий вдох, чтобы легче прошло, Брайан толкается в меня одним движением с такой силой, что я вжимаюсь лицом в ковер. Приходится повернуть голову, чтобы дышать. — Нравится это, правда, Солнышко? — он тяжело дышит. — Нравится лишать меня контроля, нравится, что я в твоей власти? О да. Нравится. Ещё как. — Ты сделал это? — выдыхаю я в ответ. — Нассал в штаны? Я не могу кончать с такой частотой, тем более после такого оргазма, как прошлый. Я, может, вообще больше не смогу. У меня взорвались яйца. Ну, может быть, если только разжижившимся мозгом. Но если бы я мог — я бы от этого вопроса кончил. — Дааа. — Ты... правда… хочешь… знать? — кое-как выговаривает он между толчками. Надо подумать, надо подумать всей этой горсткой уцелевшего после оргазма мозга. Да, часть меня хочет знать. Но большая часть — нет. Что, если он скажет «нет»? Испортит мою фантазию. А если скажет «да»? Ну... это как-то… ссать в штаны — это не по-Брайановски... что, конечно, добавляет острых ощущений… — Нет, — говорит он и смеется. — Так и подумал…. Он как будто собирается ответить, но вместо этого начинает толкаться все резче и резче, сбиваясь на бешеный какой-то ритм, сплетая пальцы с моими, и срывается в оргазм с криком. Из меня выбивает весь воздух, когда он рушится сверху. Прийти в себя у него получилось не скоро. Когда получается, он спрашивает, как насчет пойти в «Вавилон». — Ну, давай, — говорю я без особой уверенности. Он поднимается, натягивает штаны. Ему приходится вдохнуть, чтобы застегнуть молнию. — Можем не идти, если не хочешь, — кажется, он это искренне говорит. — Я... я не… — лепечу в ответ. — Да говори уже. Сейчас, я стараюсь. — Я не то чтобы не хочу, просто… Он поднимает брови. — Просто что? — Я просто не хочу, чтобы ты шел в этих штанах, — выпаливаю я на одном дыхании. Его брови ползут ещё выше. — Что? — недоверчиво переспрашивает Брайан. — Ты это серьезно? Ты пытаешься указывать мне, куда мне ходить и в чем? Я смотрю в сторону. Я зашел слишком далеко и чувствую себя паршиво. И мне очень, очень хочется снова оказаться в его руках и слушать, как он шепчет мне в ухо что-то забавное и ласковое. — Забудь, — бурчу я. Он молчит с минуту, я не смотрю на него. Он делает глубокий вдох и говорит грубовато. — Ладно, пусть Док и дальше верит в эту свою херню, что я слишком тощий. Есть мнение поважнее. У меня голова идет кругом, я открываю рот и — и я не знаю, что сказать. — Не начинай, — Брайан поднимает руку, — что бы ты там ни собирался сказать, не начинай. Он разворачивается и уходит в спальню. Я смотрю ему в спину и не знаю, что думать. — Ну, давай уже, — орет он из душа, перекрывая шум воды. — «Вавилон» зовет. Я скоро буду готов. Хотя, благодаря тебе, я в душЕ не ебу, что мне надеть! Я улыбаюсь. Другими словами, я успею сходить в душ, побриться, одеться, поесть пиццы и написать сиквел «Войны и мира». Может, к тому времени он и будет готов. — Иду! — ору в ответ и смеюсь. Брайан запускает меня в душ. — Ну, как тебе знакомство с миром извращений? — Мммм... — да ладно. Что на такое можно ответить? Он начинает намыливать мне спину, потом разворачивает к себе и целует. И после поцелуя не отстраняется, а прижимается своим лбом к моему и делает глубокий вдох. — Пообещай мне, — шепчет он, — обещай, что ни с кем больше ты этого делать не будешь. Я буду единственным. Я могу только кивнуть. У меня колотится сердце. Я думаю, что может быть — может быть — он меня любит.