Желание

Тобирама никогда не думал... Нет. Тобирама всегда знал и не давал этим мыслям ни малейшего шанса. Но правда настолько жгла глаза, что Тобирама не понимал, почему все вокруг были слепы. Не замечали взглядов, знаков, касаний — общались, трудились, выполняли задания, как ни в чём не бывало. Больше всего на свете Тобирама хотел, чтобы его брат тогда, много лет назад, сломал ногу. Слёг с лихорадкой. Заблудился, уткнувшись в бурелом. Но никогда бы не вышел к безымянной реке на границе их территорий. Никогда бы не встретил этого патлатого черноглазого мальчишку, Мадару. Учиху, их врага. Его врага. Лучшего друга, союзника и... любовника его брата. Тобирама не знал, когда всё закрутилось между ними. Пугала мысль, что давно. В те времена, когда они без счёта подлавливали друг друга для схваток. Кто-то кого-то тычком уложил спиной в мягкий мох и под шум бурлящей на камнях реки почувствовал, что замена драке нашлась. Почему бы не попробовать? Это так естественно. — ...Это же так естественно! Верно? — примирительно рассмеялся Хаширама, разводя руками. Тобирама в ответ покачал головой. Тогда Хаширама повернулся к союзнику, сидевшему от него по правую руку. Мадара задумчиво глядел в окно, раскачиваясь на стуле. Его, как и младшего Сенджу, не занимала тема разговора. Он также ясно понимал, что это собрание — очередная нелепая попытка Хаширамы их примирить и заставить работать в одной упряжке. Побратать. Тобираму передёрнуло. Не слушая, он смотрел разглагольствующему брату в лицо. Его внимание приковала маленькая ранка, на нижней губе справа. Они с удовольствием устраивали спарринги. Хаширама иногда оправдывался перед младшим, что, мол, Мадара его заставляет, не отказаться никак и приходится... Словно извинялся неведомо за что. Но Тобирама знал, что обоим в радость — без схваток друг с другом стало бы невмоготу. Вчера Тобирама задержался, глядя на их танец издалека. Вот снова сшиблись, сошлись в рукопашную — чакра выжата почти до конца, нет сил на сложные техники. Столкнулись — и разошлись, тяжело дыша. Мадара изучал своего противника исподлобья: ленивый и тяжёлый взгляд собирал каждый кровоподтёк и рану, смаковал. Мадаре было жарко, Мадара томился. Хашираме нравился этот взгляд — он молча смотрел в ответ, улыбаясь. Его улыбка была чужой, Тобирама не видел, чтобы он показывал её другому. Свои знаки, понятные без слов. Своя улыбка. Свой личный Сенджу. Обычный, будничный брат сидел перед ним на стуле, похохатывал виновато — а у Тобирамы темнело в глазах, если тот незаметно касался ранки кончиком языка. Укуса, которого не было, когда вчера Мадара и Хаширама вдвоём уходили с тренировочной площадки. Шли на расстоянии, не касаясь, равнодушно. Никто бы ничего не заподозрил: чтобы сбить накал, они обменялись первой порцией жара в битве, как всегда. Но Тобирама видел насквозь. «Незримые нити» — так пишут в цветных книжках, которые лежат на открытых прилавках, 10 рё за три штуки. Чёрта-с-два нити — эта связь стальной цепью, литыми звеньями сдавила Тобираме шею. Как перехватило дух, когда брат впервые показал чужое лицо! «Я не позволю тебе и пальцем его тронуть». Сегодня он застал их. Ненароком в тёмной полуночной резиденции. Тобирама шёл по пустым коридорам, напоследок проверяя, всё ли в порядке, когда вдруг услышал, как далеко впереди открылась входная дверь. Шаги, разговоры и смех — ему не надо было прислушиваться, чакру узнал сразу. Свою Тобирама скрыл, но, возможно, предосторожность была излишней. Спрятавшись в полутьме арки, он наблюдал, как его брат и Мадара завернули в кабинет Хокаге. Оба были в хорошем настроении и навеселе. Вступив в шутливую перепалку, они начали бороться — в итоге, Мадара был положен на лопатки на хокагский стол. Аккуратно сложенные Тобирамой документы и приказы разлетелись по полу, сверху опрокинулась бутылочка со свежими чернилами. Вязкая чёрная жидкость разливалась по бумаге, пока Хаширама неаккуратно заламывал Мадаре руки, прижимая запястья к столешнице. Учиха, видимо, ожидал следующего жёсткого хода — потому что его брови в удивлении поднялись, когда Хаширама неожиданно нежно коснулся его губ. — Что, — с лёгкой издёвкой проговорил Мадара, — от девочки своей научился? ...Хаширама долго не понимал, о чём речь, когда Тобирама однажды задал ему вопрос. Для него оба чувства существовали настолько отдельно, что о предательстве не было и мысли. Младший Сенджу не мог взять в толк, как его брат живёт с этим, но Хаширама не ощущал неудобств и честно любил обоих. Для Мито он всегда был тёплым и заботливым мужем, а для Мадары просто... был. — Только отучить от дурацких тряпок не смогла, жалость какая, — руки потянулись развязать налобную повязку, но Хаширама уклонился и выпрямился, всем видом изображая удивление. — Дурацких? А мне казалось, так сексуально... Сенджу медленно распахнул на себе одеяние Хокаге. Его смугловатая кожа казалась ещё темнее в обрамлении белой ткани. Без всякого уважения к официальному наряду, Мадара потянул за рукав, обнажая больше, и по-хозяйски припал к давно изученному телу. Расслабляясь под его руками и губами, Хаширама запрокинул голову, доверчиво подставляя горло. Свет неполной, но яркой луны, настойчиво проникавший в окно, блеснул в голубом камешке на груди — Мадара поймал его в ладонь, закрутил. — Цацка какая. Шнурок врезался в кожу, стянул до красноты. Дыхание Хаширамы стало хриплым, не ясно, от чего больше — от удушья или возбуждения. — Купил на удачу, чтобы не проиграться? Хаширама неожиданно напрягся, посмурнел, опустил голову и попытался убрать от себя чужие руки. Мадара досадливо выдохнул и стал заглядывать в расстроенное лицо. — Чёрт, а, что опять? Хаширама что-то обиженно бормотал под нос. Учихе удалось разобрать только последнюю фразу: — Ну ладно, ладно, хоть в поединках с тобой буду снимать, не понадобится... Гневный выпад не попал в цель — Хаширама снова уложил друга на скрипнувший стол. — Я тебе кишки выпущу, — грозил Мадара, не слишком напористо вырываясь. — Однажды ты уже не позволил мне сделать это самому, — посмеивался Хаширама, — терпи теперь. Он улыбнулся, широко и немного ехидно, и прикрыл рукой рот Учихи. — Шшш, тихо, не кричи, — Мадара сверкал глазами и не поддавался на уговоры, — погоди. Технику новую покажу. Это техника... Убрав ладонь, пока её не прокусили насквозь, он поцеловал Мадару крепко и сладко. Быстро расправившись со знакомой одеждой, стал спускаться губами вниз, старательно лаская тело, каждый шрам которого помнил наизусть. Свежая рана после недавнего спарринга краснела на бледной коже — Хаширама облизал свою метку, получив в ответ глубокий вздох. И продолжил. Точнее, начал: -...супер-мега-искрящий-божественный-поднимающий-мёртвых-исключительный-с-благословления-Рикудо-тройной... Ещё в самом начале перечисления Мадара попытался сдвинуть ноги, которые в процессе примостил Сенджу за спину, — сжать дурную башку. — Если твоя «техника» такая же идиотская, как её название, я тебя!.. Мадара вскрикнул, резко выгнулся, как натянутый лук — и сильно прихватил себя зубами за руку, ближе к локтю, сдерживая стоны. В этом месте вся кожа была в глубоких укусах разной свежести, словно он часто таким способом затыкал себе рот. Чтобы не услышали, не раскрыли? Чтобы лишний раз не польстить любовнику? — Нормальное название. Нормальная техника, — с лёгким смешком превосходства отвлёкся Хаширама, поблескивая глазами. — Сам же потом пользоваться будешь. Убрав с лица выбившиеся пряди, он облизал губы и снова принялся за дело. Если Мадара и имел что возразить, то быстро забыл об этом. Луна окунала его в бледный свет, словно ревнивица. Ей тоже мечталось ласкать в тишине его лицо и тело, запускать тусклые пальцы в рассыпавшиеся по столу волосы. Когда Хаширама накрывал Учиху собой, она с неохотой перебегала сопернику на сильную спину, скатываясь по позвоночнику вниз, шлёпала по ягодицам, двигавшимся в сладком ритме. Руки в чёрных перчатках скользнули по бокам, выше, огладили от поясницы до плеч — луна исполосовала тёмную ткань. Потом замерли в раздумье. Секунда, и перчатки оказались на столе. Кожа к коже, теплее, ближе, впиться пальцами, добраться до самого жара — это оружие не скользит в ладонях, не натирает мозолей, послушно, только надави, входит под нужным углом глубоко, ах, да, ещё, ещё глубже. Вот так. Секс, пожалуй, был единственным делом, в котором эти двое идеально подладились друг под друга — доводили до предела, чтобы вместе сорваться вниз. После оргазма Учиха, обессилев, распластался, раскинул руки. Когда он распахнул глаза, в них не было ничего, словно все эмоции на мгновение стёрлись. Застывший у стены Тобирама смотрел на него такого и невольно вспоминал чёрный день мировой. Тогда его враг лежал почти так же, без сил и без желания. Взгляд Мадары ожил лишь тогда, когда Хаширама задал главный вопрос. Сейчас в глазах Мадары появилось нечто странное, незнакомое, когда Хаширама тихо окликнул его по имени. Внутренний голосок нашёптывал Тобираме: «Неужто всё ради этого... что творится тут...» — распалял тяжёлую волну ярости. Но одновременно жило и спокойное понимание — нет, не только из-за этого. Если он ворвётся и попытается раскидать их в стороны, облить водой, словно нашкодивших котов, то проиграет, как безнадёжно проигрывал уже много раз. Нужен другой путь. Сомкнув пальцы в замок — на всякий случай, чтобы не натворить лишнего — Тобирама глядел на своего незнакомого брата. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы враг, который сейчас босыми пятками топтал разбросанные по полу документы, умер в младенчестве в своей колыбельке по ту сторону безымянной реки. Чтобы никогда не высек из старшего брата искру чужого пламени. «Что ты собираешься делать?! Убьёшь меня?» Возможно, ему показалось, но на мгновение лицо Хаширамы изменилось. По нему скользнула тень сомнения. Чтобы Тобирама никогда не испытал этот незнакомый ему, удушающий страх.