Лови удачу!

Редко какое утро начиналось так прекрасно, как именно то, столь для меня знаменательное: играл протяжный блюз, пахло свежезаваренным кофе, пирогом с черникой, кленовым сиропом и тонко, так по-весеннему - нарциссами, которые Роуз расставляла в вазочки на столах. Весна и мне вскружила голову. Ах, Роуз! Скажу вам честно – в ту весну я влюбился! В мелодичный голосок, кулончик-сердечко в вырезе блузки, бойкий стук каблучков, стройные ножки и завязки-ленты фартучка, спадающие на складки коротенькой юбочки. Во всё то, что мне удавалось уловить или ухватить взглядом, когда открывали и закрывали кассу.       - Ну что, Двадцатка, готов к приключениям? – раздался рядом насмешливый баритон. Конечно, Полтинник. Ему можно довольно ухмыляться, его ведь не передают так часто из рук в руки, как меня и моих собратьев, вон, нас целая пачка в узком отделении. Кладут его чаще в портмоне, а не суют в карман куртки, или что похлеще - в тот, что в джинсах на заднице.       - Готов, - пробурчал я, понимая, что в это утро мне наверняка придется проститься и с прекрасной Роуз, и с кафе «У Барни» - сегодня я лежал на самом верху ячейки. Приветливый звон колокольчика прозвучал для меня, как похоронный звон – ну всё, пришли первые посетители. Музыка перешла из блюза в веселую джазовую композицию, каблучки застучали быстро-быстро, зашипело масло на сковородке для блинчиков, а я сжался, стараясь стать незаметнее. Нет, нет, мне и тут хорошо! Но замок кассы клацнул, нас выкатило на свет – о, а сегодня, оказывается, солнечно! И меня выдернули из-под зажима.       - Ваша сдача, - спустя пару минут я приземлился на стол.       - О, Роуз, о жестокая! Прощай, я буду любить тебя вечно. Как больно, как горячо в груди! Э, приятель, не надо капать на меня кофе, отодвинь чашку-то! Похоже, чарам Роуз подвержен не только я. Небритый тип за столиком так засмотрелся, что даже не убрал меня со стола. Хм, а ножки действительно хороши! И волосы, такие роскошные рыжие волосы! Девушка повернулась, и я понял, что взлетаю, парю, как в раю – она смотрела на меня такими огромными голубыми глазами, вот просто прямо на меня!       - Ещё кофе? И деньги уберите, а то вдруг смахнёте под стол. Стук каблучков затихал вдали, а я никак не мог прийти в себя. Мое бедное сердце разбито. Разорвано на сотню маленьких, смятых обрывков. Тип разговаривал по телефону, рисуя вилкой в сиропе узоры по тарелке, а я протяжно вздыхал, предчувствуя скорую разлуку.       - Я понимаю, - вторя мне, вздохнула рядом стеклянная солонка, - жизнь ведь сплошные слезы.       - Какие слезы, о чем ты? У парня все впереди! Выше нос! Покажи им всем! Задай перцу! – подбодрила перечница, перебивая соседку, но я не успел спросить: кому «им»? Меня сжали в кулаке, и спустя пару секунд столь милое моему сердцу кафе осталось позади. На улице вовсю светило еще ласковое, а не жгучее, как летом, весеннее солнце, пели птицы, скрипел мусоровоз, а парень со мной в руке остановился возле киоска с журналами.       - О, нет, нет, нет! Не меняй такого романтичного меня на глянец с пошлой блондинкой, я этого не вынесу! – Человек вроде бы услышал, и взгляд его переместился к полочке с книжками, остановился на сонетах серебряного века.       - Отличный выбор, читай на здоровье! – попрощался я, приземляясь в коробку со сдачей.       - Привет, ребята, что у нас тут? – поздоровался.       - Весна, - зазвенели монеты в ответ, - смекаешь? «Брюнетки и блондинки» на верхних полках, «Как вывести веснушки», «Как завести разговор» и «Как сбросить вес за две недели». Пока! Пока! – прощались они, мелькая перед глазами. Шустрые ребята.       Из коробки было видно пронзительно голубое небо, какое бывает лишь весной, белое облако… и прыщавую физиономию продавца. Но вот солнце поднялось выше, подошло время обеда, меня выдернули из общей кучи, и в душе моей вдруг зародилась надежда, что я вновь окажусь в кафе «У Барни» - тут же совсем рядом, за поворотом! Всем своим существом я рвался к любимой, хоть раз еще услышать переливчатый смех, увидеть бейджик на розовой блузке с надписью «Роуз»… Мечты мои разбились в прах, когда резко запахло нагретым прогорклым маслом, маринованным луком и дешёвой горчицей – всеми признаками фургончика с едой быстрого приготовления. Я даже не вздрогнул от того, что капли горячего соуса попали мне на грудь – всё, жизнь моя закончилась, что эти мелкие раны по сравнению с пожаром внутри?       - Ну, рвать-то меня не надо, поосторожнее!       В закусочной на колесах я не задержался, меня вновь передали из рук в руки, засунули в карман, смяли, скомкали, расправили – и разменяли.       В будке дежурной на станции метро было ужасно скучно. Женщина иногда разменивала купюры, слушала радио, смотрела в прозрачное окошко, а мимо пробегали люди. Целые полчища людей! Вот уж не думал, что их может быть так много и они могут так быстро передвигаться туда-сюда!       Время шло, ничего не происходило, и я даже задремал от мерного топота и гула поездов внизу. Свет тусклой лампочки на потолке мигал, рядом сопел бродячий полосатый кот, перебирал во сне лапами, иногда весь дергался, мявкал и смешно тряс челюстью. Тогда женщина протягивала руку и гладила мурлыку по пыльной шерстке, утешала.       - Эх, - вздохнул я. Меня вот никто никогда не приголубит, не приласкает. Не воскликнет: «О, ты мой спаситель!», подобрав на дороге. Так стало себя жаль, до слёз. - Я что, плачу? А, нет, это конденсат с трубы капнул.       Мы кажется, все погрузились в полудрёму под мерное шуршание вентилятора, так что крик: "А ну, деньги давай!" и стук в стекло прозвучал, как гром среди ясного неба.       За окошком стоял тощий, трясущийся тип, лицо его было замотано грязной майкой с сиреневыми ромашками, а в руках прыгал пистолет.       - Да, да, конечно, - лепетала дежурная, шаря рукой в поисках «тревожной кнопки».       Человек в несуразной тряпке не выдержал – рука его дернулась, выстрел загрохотал, многократно отражаясь гулким эхом, и во все стороны полетели осколки. От загородки осталась только рама и пара острых кусков.       Пуля пролетела у дежурной над головой, женщина рухнула под стол, а позади грабителя раздались визги, крики. Он развернулся туда, повел дрожащей рукой с пистолетом, закричал: «На пол, все!» Люди разбегались, спотыкались, падали, плакали, кричали.       Кот, видно, был глуховат, только проснулся и сидел, озираясь.       - Эй, приятель, - окликнул его я, - нужно что-то делать, иначе беды не миновать!       Видел я глаза этого парня – зрачки как точки, от такого добра не жди.       - Ммчто? Ммрчто мы то можем сделать? – жалобно прижал уши зверь, затравленно щуря глаза и пытаясь казаться незаметнее.       Грабитель, между тем, вновь развернулся и угрожал дежурной:       - Открывай ящики для денег, доставай мешок, шевелись!       Женщина трясущимися руками достала ключ и отперла металлическую коробку, куда складывали выручку.       - Давай, цапни его! Запрыгнешь на грудь, когтями в глаза, глядишь - он пистолет и выронит! – вдохновлял я кота, как мог, но тот только уши сильнее к голове прижимал.       Однако судьба твердо решила сделать из нас сегодня героев: женщина резко распахнула дверцу, та хлопнула кота по хвосту со всей силы, зверь мявкнул от боли и подпрыгнул, задел вентилятор, поток воздуха смел все со стола. Деньги из ящика взлетели вверх.       Кот метнулся и вцепился грабителю в ногу, они оба взвыли, купюры облепили преступнику лицо – нос, рот, глаза, шею, били по рукам, хлопали в грудь. Шум, гам, беготня. Я шлепнулся парню на лоб, лихо украсив его изображением почившего политического деятеля. Мужчина споткнулся и выронил оружие.       Да, мы сделали это!       «Мы победили-и-и!» – кричал я во всю мочь, переворачиваясь в воздухе, когда меня сдувало и несло дальше по туннелю. Улетая, я слышал выкрики: «Ни с места, полиция!» и надеялся, что никто не пострадал. Мягко планируя, опустился на грязный мозаичный пол и вздохнул. Эйфория от победы улетучилась, и я валялся тут одинокий, совершенно никому не нужный, в грязи и темноте. Впрочем недолго.       По перрону пронесся поезд, меня вновь закружило, резко дернуло, прижало к решетке. Я цеплялся, я просто прилип к прутьям, чтобы не упасть, но они были влажные и скользкие, так что я снова падал, падал. И шлепнулся в вонючую жижу. Ну все, хуже не придумаешь.       С геройского пьедестала да в канализацию. Тут-то и закончилась моя такая славная, но короткая жизнь - сочинял я сам себе некролог, качаясь на мутных, вонючих водах. Никто не узнает, какое трепетное было у меня сердце, какие я сочинял сонеты, как нежно был влюблен в это игривое покачивание банта на узкой талии. Эх!       В общем, я погружался в пучину вод и отчаяния, пока меня не прибило к берегу, и черная крыса не потащила за собой, выбираясь на скользкие плиты, не стряхнула возле люка.       Я был безучастен от печали даже когда меня подняли, пронесли по темной улице и засунули под струю холодной воды.       Очнулся я только тогда, когда звонкий, такой любимый, дорогой голосок произнес:       - Фу, ну и вонь! Барни, ты что, из канализации выловил эту двадцатку? Зачем она тебе нужна?       - Нужна, нужна, - ответил густой, тоже знакомый бас, - пошли покажу. Вот, сегодняшние новости – это фото грабителя из метро. А гляди, что у него на лбу? Вот, смотри, смотри, я увеличу – видишь номер? Я сразу внимание обратил – начинается на три семерки! А теперь посмотри сюда?       И он потряс перед глазами девушки мокрым мной.       - Эта денежка принесет нам удачу, детка! – и меня положили на стол сушиться.       Что я могу сказать - быть «купюрой на счастье» в кошельке владельца бара, лежать там за пластиковым окошком и частенько видеть мир – не так уж плохо. А еще, и это самое приятное - меня иногда одалживает Роуз, ну, когда выступает с песнями собственного сочинения в кантри клубе, и кладет, хмм, себе в декольте под кружавчики.       Так что мир прекрасен и полон любви. Однозначно.