Полынь и подсолнухи

Последнее время Россия был сам не свой: знаменитая русская хандра, с апатией в придачу, стали «приятным» дополнением к свалившимся на голову Брагинского слухам, которые, откровенно говоря, были не самыми радужными. С Запада со стороны Америки и Англии поползли упреки о неумении Ивана следить за экономикой, Германия и Япония, будто по сговору, начинали «тыкать носом» на техническую отсталость… Что уж говорить, даже Украина отвернулся и подставил к горлу «нож», когда поддержал мнение большинства и назвал «неполноценным». Иван Брагинский лежал на старом диване и смотрел в потолок, покрытый уже постаревшей и местами осыпавшейся побелкой. В его голове носилась вереница последних событий, слухов, сплетен… Россия пытался найти проблему в других, следуя излюбленному принципу «все виноваты, кроме меня», однако, не смог. Почему некогда внушавшее всем страх государство согнулось под нападками других? Почему не смог гордо поднять голову и дать достойный отпор, как раньше… в Советское время? Единственный ответ, по мнению Ивана, скрывался в нем самом. И вот теперь, лежа на старом диване, запивая душевные муки крепким алкоголем, он начинал изучать себя заново, пытался понять причину такого едкого и обидного отношения к себе. « Может, они действительно правы? Наверное, я действительно некто без имени… нет, имя у меня есть… но разве оно значит хоть что-то, когда ты «неполноценен»? Может, я был слишком груб к другим? Может, я чем-то их обидел? Но ведь эти времена давно прошли, канули в лету вместе с Союзом Советских Социалистических Республик… Помнится, тогда я получил прозвища «зверь» и «тиран»?» - Россия слабо улыбнулся и сделал еще один глоток из бутылки со спиртным. – « Да, верно. Погонял тогда вождь всех по просторам необъятной и великой… Но я же исправился. Исправился! Почему никто не понимает? Почему никто не желает принять? Я… я ведь умею любить. Умею. Так почему не любят меня? Братья, может, и любили… а сейчас? Сейчас Украина убежал под крыло Запада, а от Беларуси ни слуху, ни духу». Брагинский тепло и по-своему нежно улыбнулся образам братьев, так внезапно всплывших в сознании. Воспоминания о наивном, но всегда добродушном Украине, который после развала СССР заработал на свою белобрысую голову раздвоение личности, вызвали легкий смешок у Ивана. Да… он никогда не забудет того случая, когда «вторая личность» старшего братца взяла верх, и он, посыпая проклятиями и «добрыми словами» Россию и Беларусь, пошел терроризировать ближайшего соседа, а именно Польшу. Бедного паренька пришлось снимать с люстры после того, как «Второй» Украина подкрался сзади, скрутил ему руки и решил усадить на электрический стул полевой сборки. К слову сказать, этот стул был ничем иным, как унитаз, с опущенными в воду оголенными проводами. Следом за Украиной память России восстановила в памяти образ Беларуси. Сейчас Брагинскому казалось, что младший брат был непоколебим: любые огрехи, шалости родственников он воспринимал равнодушно, с некой ноткой цинизма. Бывало, он даже готов был читать нравоучительные нотации, которые, надо сказать, почти всегда пропускались мимо ушей. Строгий, но всегда справедливый, надежный и такой… заботливый? В тот момент, когда Украина отвернулся, ушел, не попрощавшись, Беларусь остался с ним, всеми покинутым Россией. Именно младший флегматичный брат поддержал его, подарил… любовь? Да, любовь. Болезненное осознание прожгло разум Брагинского: он кидался искать счастье, не замечая его присутствие так близко… Иван сделал попытку встать с дивана. Алкоголь туманил разум и делал движения вялыми. Превозмогая себя, Россия поднялся и, шатаясь, подошел к телефонному аппарату. Рукой он на автомате набрал такой родной номер, который, почему-то, сознание связывало с запахом полыни. Несколько гудков, и на другом конце провода раздался приятный голос: - Да, я слушаю. - Беларусь? – нетрезвым голосом спросил Иван. - Россия? – голос младшего брата прозвучал удивленно, но так же холодно и строго, как и раньше. – Ты что, опять напился до зеленых чертиков? Сколько тебе можно повторять, что чрезмерное употребление алкоголя до добра тебя не доведет! - Тс! А ну, тс! – начал шикать Брагинский в трубку. – Приезжай ко мне. Мне плохо, - голос России становился все неразборчивее. - Что? Что ты сказал? - П-приезжай, п-пожалуйста, - Иван перешел на шепот и бросил трубку. Беларусь держал трубку еще минуту после окончания разговора. Такой близкий и трепетно любимый голос заставил екнуть равнодушное сердце юноши. Да, он приедет к Брагинскому. Тем более, оставлять его в таком состоянии может быть просто-напросто опасно. *** Звук от дверного звонка России разнесся по квартире неприятным жужжанием. Россия что-то неразборчиво буркнул и поплелся открывать дверь, спотыкаясь на каждом шагу. Дрожащими руками он открыл дверь и увидел… Беларусь. За последние годы, проведенные по разные стороны баррикад, младший братец сильно изменился: извечный загар сменился болезненной бледностью, которую еще больше выделяли светлые волосы. - Ты пришел… - улыбнулся Брагинский и пошатнулся. - Ну, ты посмотри на себя! Лицо опухло, глаза красные, синяки под глазами. А это что такое? – Беларусь указал на одежду России. – Весь неопрятный и потрепанный, будто тебя неделю по кустам таскали! Брагинский вальяжно улыбнулся и рухнул на брата, обняв того за жилистые плечи. Беларусь устоял на ногах и подхватил пьяного Ивана. - Пошли. - Куда? – лениво пробубнил Россия с плеча брата. - В спальню. - Что, вот так сразу? В постель? Ууу… - насмешливо произнес пьяница. – Шалун, шалун. А притворялся этим, как его… строгим блюстителем п-порядка. - Нет. Ты ляжешь спать и проспишься. А завтра утром мы поговорим. – Как можно холоднее старался ответить Беларусь, однако, нелепые фразы брата вызвали теплую улыбку на его лице. *** - Тс! Тс! – Что ты делаешь? – бурчал Россия, лежа на кровати. - Раздеваю тебя. - Н-не надо, я сам. Тс! – Россия сделал жест указательным пальцем, в знак протеста против действий брата. Беларусь прекратил снимать одежду с пьяного братца и сел рядом, наблюдая за действиями Брагинского. Иван некоторое время помучался с пуговицами на своей запачканной рубашке, но, осознав тщетность своих усилий, бросил эту затею и распластался на постели. Младший брат только обреченно фыркнул и продолжил начатое. Спустя несколько секунд рубашка Ивана оказалась на полу. Руки Беларуси невольно задержались на оголенном торсе брата, поглаживая мягкое и такое родное тело. Осознав происходящее, он вздрогнул и убрал руки от России. - М… - промычал полусонный Брагинский. – Не останавливайся. Беларусь подивился такому порыву своего братца, но противиться не стал. То, о чем он мечтал все эти годы было преподнесено на блюдечке с голубой каемочкой. Сильные руки вновь продолжили движения по телу Брагинского, заставляя оного вздрагивать. Младший наклонился ближе, к голове Ивана, и вдохнул запах его спутанных волос: подсолнухи. «Да, твои любимые цветы, родной» - проговорил про себя Беларусь. Горячие губы обожгли шею России. Тот послушно выгнулся и глухо застонал. Младший вновь отстранился от родственника. - Это не правильно. - Но ты же этого всегда хотел, - томно пробурчал Иван все таким же нетрезвым голосом. - Ты пьян. Утром жалеть будешь. - Утро будет позже. Главное то, что сейчас, - и Россия уверенным движением притянул к себе брата. Беларусь глухо прорычал и окунулся в тот темный и такой неправильный, на его взгляд, омут липкого желания и ноющей страсти. *** Брагинский неохотно раскрыл глаза. Лучи полуденного солнца заливали всю комнату ровным и гладким блеском. Пытаясь вспомнить прошедшую ночь, Иван улыбнулся. Глубоко вдохнув, он внезапно почувствовал запах полыни и подсолнухов. Обернувшись, он увидел на столе букет из этих цветов. Впервые за такой промежуток времени он осознал свою значимость для кого-то, впервые он не чувствовал себя покинутым. С такими теплыми мыслями Россия потянулся. - Что, проснулся? – раздался из-за двери голос Беларуси. - Да, - лениво и сонно ответил Иван. - Давай вставай, полдень уже. - Нет, я буду лежать столько, сколько захочу. Азь есмь Царь аль ни Царь? - Сейчас этот царь у меня отправится на электрический стул украинской сборки, - наигранно грозно отозвался младший брат. - Дурак, - обиделся Брагинский и кинул в Беларусь подушку. Тот поймал ее и нежно произнес: - С добрым утром, родной.