Самый темный час

Нарнийское лето пьяное, горячее, хмельное и легкомысленное. Летом короли Нарнии не ведут переговоров, не наносят дружественных визитов в соседние государства, не размышляют о судьбе мира со своими советниками; они живут самой беззаботной жизнью. Они пьют вино, жгут костры, устраивают безумные пляски с древним как мир, и прекрасным, как рассвет Вакхом, купаются обнаженными в океане, не испытывая стыда. Эта ночь особенно прекрасна. Лето в разгаре, воздух горяч даже когда на землю опускается тьма, и тело плавится и тает в этом зное. Ночь черна, как самый черный бархат, которым славятся Одинокие острова, напоена множеством густых и сладких ароматов, которые так любят в Тархистане, сверкает звездами и огнями, как сокровищница Кэр-Параваля. Короли сидят прямо на траве, пьют вино, и их взгляд прикован к пляшущим дриадам. Вакх появляется за их спинами неслышно, аккуратно, но настойчиво отнимает кубок от губ Сьюзен, и по ее подбородку скатывается капля душистого сладкого вина, течет по шее, оставляя на нежной коже чуть прохладный след, и скрывается под тонким платьем, между упругих высоких грудей. Сьюзен томно вздыхает, но, покорная воле бога, идет в круг к танцующим девам. Очень скоро ритм и странно-грустные напевы деревянных флейт втягивают ее в водоворот танца. Она движется у костра, смотрит на своих братьев и сестру, гладит себя по груди, по бедрам, облизывает губы. Ее пальцы мнут ткань, словно она хочет сорвать ее с себя, на щеках проступил румянец - не то от выпитого вина, не то от возбуждения. Вакх танцует рядом с ней, притягивает в свои объятия, и никто не замечает, как с плеч Сьюзен белым лепестком соскальзывает платье. Отблески костра пляшут на ее теле, очерчивают контур высокой полной груди с острыми сосками. — Ты такая красивая и совершенная, — шепчет Вакх и склоняется к ее губам. — Совершенство к совершенству. Питер жадно смотрит на Сьюзен, и сам не понимает, как оказывается рядом со своей сестрой. Его руки нерешительно прикасаются к темным локонам, а взгляд с ненасытной алчностью скользит по телу. Он видит две крошечные родинки чуть выше пупка, тонкую линию шрама на бедре, веснушки, рассыпанные по плечам так ясно, как будто сейчас ясный день, а не глубокая ночь. Сьюзен улыбается пухлыми губами и втягивает палец Питера в рот, от чего внизу живота становится тяжело и горячо. От сладкого предвкушения из головы выветриваются все запреты, голос разума давно замолк, а Сьюзен — возлюбленная сестра — стоит перед ним. — Совершенство, — шепчет он, прикасаясь к пышной груди, прижимая ее к себе, желая почувствовать жар и трепет ее тела. — Прекрасная, — стонет он, когда она освобождает его от одежды, гладит член бесстыдными руками, направляя меж своих бедер. Ноги не держат Питера, и он опускается на траву, увлекая за собой Сьюзен. Что-то заставляет его повернуть голову туда, где сидели Эдмунд и Люси, но и они оказываются давно увлечены друг другом. Люси сидит на Эдмунде верхом, ее красота острее, напряженней, чем у Сьюзен. Она изящнее, тонкокостнее, грудь чуть меньше, руки тоньше, бедра уже. Эдмунд на мгновение открывает глаза, и Питер видит, как в них сквозь пелену удовольствия ярким блеском прорывается что-то темное, жадное, почти бесовское. Ресницы Эдмунда вновь смыкаются, а руки обхватывают изящную талию Люси, задавая темп. Питер сдается, подхватывает темп движений, прижимает Сьюзен к земле. Мир распадается на миллионы осколков, шум в ушах нарастает, а потом обрывается в глухую тишину, и за закрытыми веками кружатся звезды. Он скатывается со Сьюзен, ощущая, как содрогается в оргазменной неге ее тело, и переводит дух, глядя на небо в просветы между деревьями. Оно все еще черно, самый темный час ночи только вступает в свои права. Питер переводит взгляд на сестру. Сьюзен уже спит, раскинувшись прямо на траве, словно предлагая еще раз полюбоваться своей наготой. Питер скользит ладонью по ее телу, но сон утомленной вином и любовью королевы крепок. Эдмунд и Люси тоже уже спят, обнявшись, переплетясь ногами. Перед Питером возникает Вакх, он протягивает ему наполненный до краев кубок, дает пригубить терпкое вино прямо из своих рук. Лицо бога теряет контур, тает, исчезает, и Питер не в силах бороться со сном. Утром они не испытывают смущения или неловкости. Они собираются обратно в замок, перешучиваются, смеются. Они ничего не помнят.