Искусство непосредственности

С тех пор, как захлопнулись проклятые двери, прошло почти два дня. Отслеживание времени проблемой не было — спасибо маленькому амулету, напитанному неиссякаемой силой покрова Магнуса. Проблемой был замок. Белесая изморозь осела на буром песчанике с извилистыми жилками щебня и черными пролежнями влажной почвы. Холод пробирал до костей, но огня не зажигали. Огонь питается воздухом, а воздух им и самим был нужен. Конечно, размеры пещеры, пленниками которой они оказались, могли бы позволить им дышать еще не один день, а то и неделю. Разумеется, им нужно было еще совсем немного времени, чтобы перевести полуистлевшие рукописи и разгадать даэдрову головоломку. Но без огня как-то спокойнее было дышать полной грудью. Крошечные голубые огоньки парили под низкими сводами, освещая три долговязые фигуры, две из которых слонялись по пещере, а третья сгорбилась у стены в окружении нескольких старых книг, большая часть которых уже ни на что не годилась. Свет, отдаленно похожий на лунный, словно играл в прятки с пятнами влажного пещерного мрака, создавая иллюзию непрерывного движения каменных сводов. — Кажется, нашел... Что-то похожее... Ответом сидящему — парнишке-норду по имени Йоруф Хромой — было молчание. В высшей степени угрюмое с одной стороны и самое что ни на есть беззаботное — с другой. Немудрено, эту фразу юный маг — ему едва ли исполнилось двадцать пять — произносил уже в третий, если не в четвертый раз. Болезненный укол совести заставил юношу уткнуться обратно в книгу, но подавить зевок в этот раз ему не удалось. Из всех троих лишь он один знал наречие, на котором говорили люди Исгамора, но и ему пришлось туго, стоило только столкнуться с первоисточником. Сейчас же, после почти двух суток без сна, замысловатые слова путались и вязли, будто в тумане. Но Хромой готов был умереть от истощения, коли такой ценой сможет заставить проклятую дверь открыться. Они — его наставники и кумиры — рассчитывали на него. Пока один переводил древние рукописи, а второй тщательно изучал стены, едва слышно насвистывая себе под нос какой-то незамысловатый мотив, третий маялся и ломал голову над тем, как они могли угодить в такую в высшей степени нелепую передрягу. Как вышло так, что это место окружено щитом достаточно мощным, чтобы вынудить могущественных чародеев оставить надежды на портал обратно, в старую добрую Гильдию Магов? Как умудрились они не почуять угрозы и до сих пор не разгадали головоломку, подобные которым решали еще в детские годы? Как получилось, что единственным из троих, кто знаком с языком — ключом к выходу из этого подземелья – был стеснительный парнишка, магический талант которого категорически ограничивался тем, что он уродился не просто не альтмером — не мером вовсе? Хромой... А он еще подумывал взять себе другое имя вместо того, коим его окрестили за кривую от рождения ногу. Что-нибудь вроде "Светлоликий", а то и еще мудренее. Лицом он и правда был светел, но над затеей в Гильдии только посмеялись, а самые терпеливые просто покачали головами. В конце концов, даже Шалидор был просто Шалидором. Да и вообще, что это за имя такое — Йоруф? Йоруф, Йоруф... Будто аргонианин поперхнулся комочком тины. То ли дело — Ванус. — Полагаю, разумнее будет тебе отдохнуть, ассистент. Парнишка вскинул лохматую голову, глядя на подавшего голос едва ли не испуганно. Но высокий — впрочем, они все были высокими — альтмер с густой, ржавого оттенка бородой и задорно блестящими глазами — продолжил раньше, чем Йоруф набрался смелости возразить. — Ни в коем случае не ставлю под сомнение твои способности как в языкознании, так и в выносливости, пусть силе тела и духа тебе еще предстоит научиться. — Мер обаятельно улыбнулся, мягко разводя руки в стороны. — Ровно как и не смею надеяться на то, что мои познания о руинах Скайрима глубже, чем у того, что имеет честь называть родиной эту дивную землю. — Открывший было рот норд со звонким щелчком захлопнул его обратно и, смутившись, покраснел, став похожим на свежую свеклу. — Но все же здоровый сон, без сомнения, проясняет рассудок. Йоруф сконфужено кивнул, но книгу закрывать не торопился. Из густого мрака под дальним сводом пещеры на него смотрели два сияющих льдисто-голубых глаза. Наверное, ответ на бесполезные, но вполне себе успешные в деле убивания времени — да простит их Ауриэль — вопросы был прост до ноющей боли в зубах и заключался в имени наиболее инициативного из участников их маленькой экспедиции. Альтмера, чья эксцентричная натура просто не позволяла ему раз за разом не оказываться у даэдра на рогах. Теленджер. Гордо именующий себя и именуемый другими Искусником. Кто бы знал, сколько раз за последние сорок с лишним часов Галерион успел проклясть тот момент, когда дал согласие на участие в очередной захватывающей авантюре. Мол, нашлись в таких-то книгах упоминания о древних развалинах, а расшифровка карт дала даже точное месторасположение руин, открывай портал — и вперед, к великим открытиям! Скайрим издавна славился обилием настоящих памятников истории и хранилищ могущественных артефактов. Как оказалось, северная провинция могла похвастаться еще и пещерами, способными удержать одного из величайших магов современности. Откуда?! Сказать, что ситуация его раздражала, означало в крайней степени преуменьшить масштаб трагедии. Это как бросить камнем в Темный Якорь и надеяться остановить вторжение, угодив Молаг Балу в глаз. Разумеется, будь на месте парнишки сам Ванус, он бы давно уже разгадал все головоломки, но увы, им с Теленджером приходилось полагаться на малолетнего норда с глупым именем. И это на фоне назойливого голода — припасов с собой они взяли совсем немного — и пронизывающего холода, с которым едва справлялись специально надетые теплые мантии с меховым подбоем. А хуже всего был сам Теленджер. Оптимистичный и беззаботный. Как всегда. Потребовать работать дальше... Нет. Даже несмотря на то, что положение позволяло Галериону приказывать обоим. Это было желание, продиктованное эмоциями. Разум подсказывал, что Теленджер прав, терпимость — что ограниченные способности норда нужно принимать во внимание и относиться к ним с пониманием, а чувство собственного достоинства — что неблагоразумно будет ставить под сомнение авторитет Искусника перед наблюдательным учеником. Мудрость — в терпении и самоконтроле, в умении презреть себя в пользу единственно верного решения. — Отдохни. Усилие, которого стоило Галериону это решение, было практически слышно, но, не смея перечить, Йоруф отложил книгу и полез в дорожный рюкзак — единственный, который они с собой взяли. Вылазка планировалась на несколько часов: портал туда, портал обратно, но теперь, вспоминая, как Искусник настаивал на наличии рюкзака с припасами и даже спальным мешком, Ванус подозревал коллегу в преступном утаивании критически важных знаний. Тащить рюкзак всё равно пришлось ученику. А может, просто опыта в подобных мероприятиях у Теленджера было больше. Галерион лишний раз досадливо покачал головой, наблюдая за тем, как парнишка-норд раскладывает плотный меховой спальник, а задумчиво улыбающийся своим мыслям альтмер делает какие-то пометки в потрепанной записной книжке. А ведь именно этот альтмер своими загребущими руками влез в нишу, активировав тем самым злополучный механизм. — Скажи, ассистент, а книги художественного содержания тебе здесь не попадались? Йоруф отрицательно помотал головой, подыскивая для спальника наиболее ровное место. — Досадно. Мне доводилось читать несколько переведенных текстов, но из них лишь ничтожная часть сохраняла очарование диалекта твоих предков. — Теленжер. Если бы голосом можно было убить, население одной хитро устроенной пещеры мгновенно сократилось бы на одного альтмера. — Да? — С нотками справедливого удивления отозвался Искусник, пряча записную книжку во внутренний карман мантии. — Не мог бы ты сосредоточиться на разрешении головоломки на двери? Теленджер коротко глянул на Йоруфа. Бедный мальчик скукожился так, будто это он был виноват в том, что они здесь застряли. — Разумеется, но ведь мы решились на небольшой отдых? Не нужно было обладать телепатическими способностями, чтобы прочесть на мрачном лице Галериона с десяток самых разнообразных упреков. Теленджер остался невозмутим. Лучшее, что он мог в сложившейся ситуации — помогать парнишке превращать любительский перевод в научный труд, изобилующий сложными терминами, да складывать прочитанное в разнообразные гештальты. И все, что мог, он уже сделал. Бессмысленно было заставлять Искусника оправдываться, вновь озвучивая то, что и так известно. Хотя и очень хотелось порой. Поддавшись секундной слабости, Ванус лишь отмахнулся, мол, делайте, что хотите. Только забрал свиток с пометками и переводом и уселся на каменный выступ подальше от остальных, желая свести контакт с ними к минимуму. Пусть отдыхают те, кто нуждается в отдыхе. Кто угодно, но только не Ванус Галерион. Однако у Теленджера, к глубочайшему сожалению основателя Гильдии Магов, оказалось более чем альтернативное представление о небольшом отдыхе. Вместо того, чтобы позволить Йоруфу поспать — что еще для счастья нужно норду, кроме крепкого сна и бутылки хорошего меда? — альтмер снова втянул юношу в увлеченное обсуждение шедевров художественной литературы. Пару раз Галерион даже обернулся, поглядывая на коллег через плечо, и этого было достаточно, чтобы понять: Йоруф не читал и десятой части того, о чем его спрашивали. Но высокого эльфа, заслуженно считающего себя ценителем рукописных и не только шедевров, это не смущало. Расхаживая по пещере и богато, но по-альтмерски сдержанно жестикулируя, Теленджер увлеченно пересказывал ученику некоторые сюжеты, показавшиеся ему особенно удачными, и то и дело спрашивал у парнишки-норда его мнение. Йоруф мужественно терпел. Галерион тоже. До определенного момента. — Неужели тебе, ассистент, ни разу не доводилось видеть постановки "Похотливой аргонианской девы"? Юноша закашлялся, прикрывая рот тыльной стороной ладони. — Я... Ну, нет... — Но ты ее хотя бы читал? Каждый уважающий себя маг, аристократ или исследователь должен быть знаком с этим восхитительным произведением! — Читал. — Натужно отозвался Йоруф, всем своим видом показывая, что до сих пор он совершенно иначе воспринимал упомянутую Теленджером пьесу. — О, слава Звездам, я уже начал беспокоиться. — Маг театрально выдохнул, вытирая со лба несуществующий пот. — А другие версии тебе читать доводилось? Или хотя бы слышать о них? "Две сахарные луны"? "Тесная девичья крепость"? Несчастный ученик больше всего на свете желал сейчас просто провалиться под землю, даже если там его ожидали вечные муки Обливиона. — Н-нет... К стыду своему... не слышал... Ванус, съежившись на камне, пытался сосредоточиться и побороть клокочущий внутри гнев одновременно. Он ожидал чего угодно, но к тому, что знаменитый Теленджер Искусник начнет наизусть пересказывать ученику-норду пьесу сомнительного содержания, был определенно не готов. Мер действительно помнил все произведение от корки до корки и, вероятно, желая восполнить непозволительный, по его мнению, пробел в знаниях Йоруфа, читал его в лицах. Играл голосом, легко добиваясь нужных интонаций, умело распоряжался паузами и, кажется, ни мгновение не оставался на месте, душой и телом отдаваясь этому импровизированному театру одного актера. Лукавые искры в якобы невинных просьбах и мнимое непонимание в кокетливых увиливаниях, возгласы удивления и многозначительные смешки — все удавалось Теленджеру так, будто он никогда и не был магом-исследователем, а посвятил актерскому искусству всю свою жизнь. Йоруф, потерявший дар речи сперва от стыда, а потом от восхищения, во все глаза смотрел на альтмера, жадно впитывая каждое его движение, каждый голубоватый блик, пробегающий по подолу его мантии, и слушал так, как, наверное, не слушал никогда в жизни. В этот вечер он открыл для себя "Похотливую аргонианскую деву" заново. За последними словами Теленджера последовали бурные овации в исполнении единственного зрителя, и альтмер раскланялся с довольной улыбкой. К радости Галериона, представление несколько утомило Искусника, и он, наконец, занялся притоговлениями ко сну. Впечатленный Йоруф даже не особенно расстроился, когда его согнали со спальника. Юный норд мог с комфортом выспаться на голых камнях, довольствуясь одной лишь теплой мантией. О присутствии третьего эти двое, кажется, забыли. Галерион чувствовал себя несчастным. Теленджер не просто раздражал его – откровенно бесил. Своей рыжей бородой, своими до вульгарности обильными жестами, склонностью к праздному пустословию, категорическим неумением серьезно воспринимать окружающую его реальность... Он совершал великие дела, но манера их исполнения сводила на нет всю их научную ценность. При всем при этом Искусник еще и умудрялся быть уверенным в том, что он — лучший. И ведь как упрекнуть его в этом, при его-то ошеломляющем успехе? — Друг мой! Ванус вздрогнул так, что едва не свалился с камня, на котором сидел. За потоком угрюмых мыслей он не заметил, как почти успел задремать. Слетевшая с глаз пелена сна вязкой тяжестью осела промеж висков и прокатилась по спине болезненным зябким жаром. Теленджер беззаботно улыбался. — Не сочти за наглость, но... — Я не нуждаюсь в отдыхе, – резко отозвался мер, оправляя мантию и потуже затягивая меховой ворот. Искусник сидел так близко и так настырно пытался заглянуть в глаза, что Галериона посетила поистине варварская мысль – ткнуть ему кулаком в его длинный прямой нос. Чтобы неповадно было. — Право же, не стоит винить себя в этом досадном недоразумении. — Я не... — С любым такое могло случиться. Никто из великих не может быть готов к абсолютно любому казусу, — и это говорил Теленджер. Теленджер, который просто не мог обойтись без казусов! – Но, даже оказавшись в пасти дракона, мы оставляем за собой полное право потакать нашим плотским слабостям. — Довольно! Звонкий оклик волной прокатился по пещере, осев под высокими сводами гулким хрустом прозрачного горного льда. Тихо сопящий Йоруф только беспокойно повозился, поудобнее устроив голову на походном рюкзаке. Хотел бы Галерион возвышаться над сидящим на камнях Теленджером, хотел бы грозно сверкать глазами, одним только своим видом вселить страх даже в такую безалаберную душонку... Но увы, вскакивая, альтмер пребольно стукнулся темечком об огромную свисающую с потолка сосульку и теперь стоял, жмурясь и зажимая ушиб ладонью. От физической боли он давно отвык, и совладать с ней оказалось непросто. Искусник, невозмутимо наблюдавший эту сцену, раздосадовано вздохнул, покачал головой и поднялся следом. — Позволь посмотреть. Ощутив на себе чужие руки, а в горле – колючий горький комок обиды, Галерион отпрянул было, но Теленджер только сильнее сжал пальцы на запястье мага, вынуждая того успокоиться. Словно напоминая, что негоже столь талантливому ученому мужу вести себя подобно капризному ребенку. Еще поколебавшись немного между здравым смыслом и собственной уязвленной гордостью, Ванус сдался и покорно склонил голову, позволяя себя осмотреть. На тёмной ткани перчатки остались пятна свежей крови. Он ожидал осуждающих пощелкиваний языком или комментариев, настолько безобидных, что казались бы чистой издевкой, но Искусник молчал. Пальцами обеих рук бережно развел в стороны длинные светлые пряди, огрубевшие от мороза и перепачканные в крови, и Галерион прикрыл глаза, прислушиваясь к умиротворяющему теплу исцеления, мгновенно притупившему боль. Золотистый свет заиграл на обледенелых камнях тысячами мелких бликов. Теленджер... — Ну вот. Так гораздо лучше, — Искусник довольно улыбнулся, отступая на шаг и отряхивая руки, словно после тяжелой работы. – И все же, я полагаю, тебе следует отдохнуть вместо того, чтобы искать виноватых. Ванус растерянно моргнул, обхватив себя руками – так было теплее. Неровное после недавних волнений дыхание застывало в неподвижном воздухе плотными белыми облачками. Искусник улыбался. Он прекрасно знал, что с того самого момента, как захлопнулся механизм замка, Галерион больше всего на свете хотел воскликнуть в сердцах: «Это твоя вина!» — но молчал, вместе с импульсивным укором держа в себе и признание собственной халатности. Кому, как не сильнейшему из трех, было заботиться о безопасности группы? Кого, как не его самого, стоило обвинять? Но ни Теленджер, ни Йоруф ни словом, ни взглядом не дали архимагу повода усомниться в собственном решении. И это злило. Будто для него – Вануса Галериона – в порядке вещей было совершать подобные ошибки. Будто он мог позволить себе такие промахи. Они действительно были уверены — мог. — У нас только один спальный мешок, — наконец угрюмо отозвался мер. — Так воспользуйся им! — А ты?.. — А меня согреет близость великих открытий, друг мой, — задорно подмигнув Галериону, Теленджер собрал все принесенные сюда книжки и свитки и ненавязчиво вытеснил коллегу из облюбованного им закутка, подталкивая в сторону заветной лежанки. — Да не будет здесь никаких открытий. Кроме, разве что, самой этой... клетки. — Значит, будут завтра. Через неделю. В будущем! Иначе и быть не может. Новыми открытиями заветное «завтра» пленников древних руин не порадовало, зато Йоруф – бодрый и сытый, будить рано его не стали и скормили ему последние припасы – наконец смог расшифровать нужный фрагмент книги. Несколько несложных пассов руками, пара затейливых заклинаний, стихотворение, которое зачем-то процитировал Теленджер, — и каменные своды загудели, завибрировали, поддаваясь натиску магических течений. Из глубины пещеры потянуло морозной свежестью. Галерион, чувствующий себя усталым и разбитым, собрался было открыть портал, но Искусник мягко коснулся его плеча, кивнул на суетливого юношу, опьяненного своим успехом, и предложил сперва выйти наружу, осмотреться. Архимаг вздохнул, но спорить не стал. Выход оказался совсем близко. За обрушившимися вратами, покрытыми характерным атморским рисунком, протянулся практически идеально ровный округлый тоннель, будто какой исполинский червь прогрыз когда-то себе дорогу в глыбе чистейшего горного льда. На последних полутора метрах пути Йоруф поскользнулся и едва не вылетел из пещеры носом вперед, но идущий следом Теленджер ловко поймал норда за воротник, вернул в вертикальное положение и сделал полушутливое замечание, уверяя юношу в том, что расквашенный нос никому не придает шарма, даже если ты – сын гордого северного народа. Стоило им выйти из-под ледяных сводов, как стало ясно: проблемой неуклюжего ученика мог стать вовсе не расквашенный нос. Троица теперь стояла на небольшом уступе, так что вокруг не было ничего, кроме черного зева пещеры, отвесных заснеженных скал и бездны. А дальше, за пределами того, до чего они могли дотянуться, простиралась, насколько хватало взгляда, горная гряда. Дикие ветры скатывались с заснеженных вершин – острых, как клыки древних драконов, или сточенных безжалостным временем – увлекая за собой длинные перистые хвосты податливого снежного пуха, и терялись в холодном мраке провалов и узких расселин. Ледяные корки искрились на солнце, слепя глаза, заставляя жмуриться. В одном из пиков, укрытых сизым туманом, Йоруф признал Глотку Мира. — Потрясающе... Удивленно вскинув густые брови — голос принадлежал вовсе не юному норду — Теленджер обернулся и расплылся в широкой улыбке. Галерион стоял, закутавшись в мантию и натянув на голову меховой капюшон, и самозабвенно созерцал окружившее его безжизненное великолепие Скайрима. Воздух, холодный и такой разреженный, что казался студёной водой, свистел в легких, словно царапая горло крошечными осколками льда, а широко раскрытые голубые глаза блестели не хуже нетронутого наста, укрывшего многометровые сугробы. И было что-то бесконечно правильное, глубокое, как основы мироздания, в этом наивном искреннем восхищении. То, что особенно ценил Искусник, что бережно хранил и что наделся унести с собой в Этериус, когда наступит момент, и полностью провернется колесо отпущенного ему времени. «Будьте, как дети», — говорил один неизвестный мудрец. – «И будете великими». Теленджер никогда не сомневался в величии своего старого ворчливого друга. Но иногда ему просто хотелось убедиться, что Ванус Галерион – искуснейший маг, осмелившийся бросить вызов острову Артейум, собравший собственную небольшую армию, чтобы с ней прорваться в чрево Хладной Гавани, остановивший Планарное Слияние и совершивший еще немало легендарных деяний, не говоря уже о тех, что совершит в будущем, — еще не разучился радоваться. Впрочем, подумалось Искуснику, непохоже было, что Галерион однажды сможет постичь истинное великолепие «Похотливой аргонианской девы». Альтмер с улыбкой пожал плечами. Не каждому по зубам такое искусство.