Падший король

Дым. Плотные серые клубы медленно поднимались в тяжёлое свинцовое небо. Горизонт потонул в этой удушливой завесе, отравляющей весь воздух вокруг. Небо, земля — всё слилось в одно бесконечное тусклое пространство. Лишь истерзанные знамёна яркими пятнами маячили средь этой бескрайней равнины, полной смерти, крови и разрушения. Горький запах гари резал нос и глаза. Но даже он был не столь отвратителен, как тошнотворная вонь обугленной плоти. Облачка пыли и пепла плавно взлетали от шагов широкоплечего мужчины, одиноко бредущего среди тысяч трупов. Некогда великолепный алый плащ, сейчас изодранный, обожжённый, испачканный кровью и сажей, уныло колыхался за его спиной. Разорванная кольчуга тихо позвякивала в такт его шагам. На голове мужчины вместо шлема красовалась массивная золотая корона, выглядевшая невероятно нелепо и неуместно среди мёртвых искалеченных тел. Понурив голову, будто этот символ власти, непонятно для чего вообще нужный, давил на неё с невероятной силой, человек медленно брёл по этому бескрайнему полю, осторожно обходя тела убитых. Усталый, полубезразличный взгляд карих глаз скользил по земле, и с каждой секундой красивое лицо мужчины всё больше искажалось от боли. «Неужели, это всё? — ошарашенно думал король. — Битва окончена… Война окончена». Чувствуя странную пустоту в груди, мужчина посмотрел в небо, на вороньё, кружащее среди тёмных туч. «Враги, союзники… Победители, проигравшие… Им нет никакой разницы. После смерти люди равны, и все — лишь корм для них. Это сражение, эта война — для птиц не более чем возня насекомых. А ведь мы считали, что на кону судьба всего мира и нет ничего важнее этого решающего боя… А миру-то, оказывается, абсолютно всё равно. Тогда за что мы воевали? Зачем…» — роились в голове мужчины тяжёлые мысли. Окинув взглядом поле боя, король помрачнел ещё больше и побрёл дальше, тяжело ступая на залитую кровью землю. Он шёл без цели, без намерения, не зная куда. Осторожно переступал через тела, оторванные конечности, поломанное оружие, помятые детали доспехов… Вороны с хриплым, злым карканьем разлетались при его приближении. Мужчина видел много битв. Бой всегда пробуждал в его душе дикое, горячее чувство собственной силы, мощи, ярости… и жажды крови. Снося мечом вражеские головы, он чувствовал пьянящую радость и удовлетворение. Он всегда верил, что поступает правильно. А после в зависимости от исхода праздновал или горевал вместе со своими солдатами, выслушивал бесконечные доклады командиров, подсчитывал количество пленных, убитых и раненых. На бумаге король видел лишь цифры, постоянно перечёркиваемые и исправляемые. Эти числа ничего не задевали в его душе. Но теперь, увидев всё своими глазами, король в ужасе подумал: «Сколько же здесь? Тысяча? Две? Пятьдесят? О боги, как же они считают их всех? Как они вообще определяют, где свои, а где чужие, если от некоторых осталось лишь кровавое месиво?» Он давно вырос из того возраста, когда бой представляется чем-то доблестным, героическим, полным отваги, храбрости и чести. Мужчина знал, что это извращённые рассказы наивных глупцов, ни разу не участвовавших в битве. Но, несмотря на это, война всегда казалась ему грозным, впечатляющим зрелищем. Но результат… Теперь мужчина понял, что победа — лишь одна сторона монеты. Другая же — всегда обуглена, смята и запятнана кровью. «Равносильны ли наши трофеи всем этим жертвам? Можно ли искупить их смерть? Чего стоит человеческая жизнь? Если её вообще можно оценить… Стóю ли я дороже, потому что король? Или для богов все люди одинаковы, и нет никакой разницы, кем ты был при жизни? Можно ли считать сегодняшнюю битву выигранной, если столько людей пало на этом проклятом поле?» — эти совсем не свойственные мужчине мысли не давали ему покоя. Он всё так же шёл между трупами и был словно песчинка в этом бездонном океане горя, смерти и гнили. Вглядываясь в застывшие, искажённые страданием лица, мужчина подмечал: «В этом целых пять стрел, а умер от клинка в животе. Силён был, как бык… А того проткнули собственным знаменем. Смерть тоже любит посмеяться… А этому не больше пятнадцати. Совсем они, видимо, отчаялись, если выпустили в бой юнцов. Пушечное мясо». Мужчина не привык жалеть о своих поступках. Он считал это пустой тратой времени, ведь нельзя изменить того, что уже сделано. Но теперь он впервые почувствовал сомнение. Оно, точно запертый в клетке хорёк, скреблось и кусалось внутри. Королю до зуда в ладонях хотелось расцарапать себе грудь, вытащить этого изворотливого зверька и сломать ему хребет. «А ведь всё это устроил я. Лишь я один принял решение… Начал эту войну… Все они погибли по моей вине. А сколько ещё матерей умрёт от горя, не дождавшись своих сыновей. Сколько детей вырастет без отцов. Сколько так никогда и не появится на свет… А всё ради чего? Ради власти, ради денег? У меня было достаточно всего этого и до войны. Ради процветания страны? Но мы и так жили неплохо. Зачем же я начал этот кошмар? Зачем? За что воевали мои солдаты?» Тяжёлый холодный камень засел глубоко в груди, а хорёк внутри совсем обезумел и впился клыками в сердце, причиняя невыносимую боль. Мужчина остановился, устремив пустой взгляд к горизонту. Ему хотелось заплакать. Говорят, от этого легче. Но слёз почему-то не было. Он не знал, сколько времени простоял так, но костры уже догорели, когда сзади послышался стук копыт. Фыркнув, лошадь остановилась в метре от короля, и он услышал, как с неё спешился человек. Мужчина, не оборачиваясь, спросил: — Скажи мне, за что ты воевал? Солдат, застигнутый врасплох, ответил не сразу: — За вас, господин. — За меня… — эхом повторил король, и эти слова прозвучали как приговор. — Ваше Величество, ваш сын… Он только что скончался от полученных ран. Наши лекари сделали всё, что могли, но он потерял слишком много крови. Мне жаль, — запинаясь, пробормотал солдат, глядя в спину королю. — Иди, — с усилием произнёс тот, всё так же не оборачиваясь. Человек поспешно вскочил на лошадь и поскакал в обратном направлении, оставив короля наедине со своими мыслями. Тот сразу сгорбился, будто на плечи ему легла непосильная ноша. Боль в груди стала просто невыносимой. Мужчина вдруг с яростью сорвал с головы корону и швырнул её под ноги. Поблёскивая драгоценными камнями, она покатилась по запятнанной кровью земле и, упав, остановилась, всё так же блестя, словно насмехалась над мужчиной. Осознав, какой ужас он натворил, король запрокинул голову к небу и издал долгий отчаянный крик, полный горя, боли и безысходности. Рядом взметнулась ввысь стая ворон. Всадник, стремительно скачущий по полю боя, остановился и оглянулся на одинокую фигуру, услышав душераздирающий вопль, эхом разнёсшийся по равнине.