Принадлежность

Калеб всегда выглядит устрашающе. Все эти шипы на одежде, оружие на показ, играющие под кожей мускулы и тень безумия во взгляде создают образ конченного психа. Белый привык использовать все, что ему доступно, в своих интересах, и даже агрессивную ауру своего «создателя» заставляет работать на собственное благо, иногда смеха ради пугая им новичков. Агрессия среди D-людей в порядке вещей. Большую часть времени верующие напоминают стаю голодных собак, готовых подраться из-за территории или еды. Тут действуют законы дикой природы: выживает сильнейший, а слабым остается либо найти себе хорошего защитника, либо сдохнуть. Белый никогда не был особо сильным, но и умирать он не собирался. Похожий на свирепого бойцовского пса, Калеб оказался отличным покровителем. По крайней мере, не самым худшим. Им правили инстинкты: он подчинялся Аресу, как самому старшему, держался за свое положение в стае и защищал своего «щенка». - Во что ты опять вляпался? - произносит Калеб, приподнимая в оскале верхнюю губу, и у Белого перехватывает дыхание. Он вляпался, да. Обычная охота обернулась стычкой с какими-то проблемными мужиками, один из которых проткнул его насквозь чертовой светящейся палкой, а второй - отстрелил рог. Лоб до сих пор печет болью, а кишки, норовящие выпасть из дыры в животе, скручивает судорога, но для D-человека это не смертельно. Нужно всего лишь зашить живот и отлежаться несколько дней, и все заживет как на собаке. Но он ранен, он очень слаб - даже слабее обычного. И если кто-либо заметит это его состояние... - Бесполезный кусок говна. Добить тебя, что ли? По спине стекает капля холодного пота, боль отступает на второй план. «Он может», - мелькает мысль. Белый понимает, что Калеб сомневается. Разум захлестывает паника, он начинает говорить, быстро вываливая все, что узнал в надежде доказать свою пригодность. Умирать страшно. Белый живет достаточно долго, чтобы это понимать. - Я тут узнал кое-что интересное на счет куклы Беллы. Ты даже представить себе не можешь, что... Калеб отмахивается от него как от мошки: - Да похеру, - он смотрит в упор, и Белый видит в его глазах приказ старшего в стае: - Еще раз запятнаешь мое имя - пущу на собачий корм. Усек? Белый слишком напуган даже для того, чтобы кивнуть. Следует долгое мгновение раздумий, когда Калеб смотрит на него в упор, держа за шкирку, как бестолкового звереныша, и брезгливо отбрасывает в сторону. - Живи пока. Он уходит, ворча, а Белый остается лежать, старательно собирая осколки самообладания. Он приподнимается на локте, подстегиваемый болью, и чувствует, как беспомощность и унижение превращаются в злобу. В голове появляются мысли о мести, о том, как сладко будет выпить все накопившиеся в Калебе души, включая жалкие огарки его собственной. Спустя несколько дней, когда память о причиненной телу боли стирается вместе с белесыми следами швов, Белый решается навестить Калеба. Уязвленная гордость взывает об отмщении, и он поступает бездумно, еще безалаберней, чем обычно. Когда Белый приходит, на дворе царит день. Большинство D-людей предпочитают разбавлять свой досуг наркотическими грезами или идиотскими сборищами, но Калеб держится особняком. Он - волк-одиночка, слишком гордый, чтобы общаться с шавками, слишком дикий, чтобы бегать с ними в одной связке. Если бы не Арес, его бы здесь уже давно не было. Все помещения в замке все пропахли сыростью, камнем и кровью, но в покоях Калеба всегда стоит запах крепкого скотча и дорогого табака. Сейчас к нему примешивается вонь дешевых духов. Комната пуста, пастель разобрана и несет явные следы недавнего чужого присутствия; из открытой двери в дальнем конце доносится плеск воды - значит, Калеб недавно был на ринге и теперь смывает кровь - свою или противника - это уж как повезет. Может, даже приволок с ринга какую-нибудь бабенку. При мысли об этом становится противно. Белый быстро обшаривает помещение взглядом и прячется за громоздким старинным шкафом, нащупывая на поясе метательные ножи. Выходка безрассудна даже для него, но от этого, как ни странно, даже весело. Калеб появляется спустя мгновение, мокрый и разгоряченный. Встряхивается, как собака, и накидывает на плечи полотенце, наскоро обтирая тело. Он стоит спиной ко входу, и Белый быстро выглядывает, подготавливая бросок. Калеб невысокий, коренастый, но широкоплечий. Его тело - инструмент насилия, это Белый знает отлично. Первый нож входит аккурат в бок между ребрами, второй врезается в плечо, а третий прошивает насквозь подставленную ладонь. Не проходит и секунды, как Белый задыхается от мощного удара в живот. Следующий удар толкает его к противоположной стене, а потом железные пальцы перехватывают горло, отнимая возможность дышать. Ножи падают на пол, будто игрушечные, так и не причинив серьезного вреда. Регенерация у Калеба быстрая, просто невероятная. Сказывается количество поглощенных душ и прожитых лет. - Белый? - в голосе и разочарование, и удивление, и брезгливость. От такого коктейля хочется взвыть. - Что за херню ты опять творишь? Его кидают на незастланную кровать, как месячного щенка. Калеб нависает сверху, легко зажимая руки и горло; так он кажется куда крупнее, чем есть на самом деле. Костяшки пальцев сбиты, на левой скуле наливается багровым свежий ушиб, угол рта сильно рассечен и из ранки то и дело показывается кровь. Время от времени появляется розоватый язык, чтобы слизнуть каплю, и Белый ловит себя на мысли, что сам хочет это сделать. - Ты дебил или как? Совсем жить надоело? - почти сочувственно спрашивает Калеб, явно принимая молчание и пустой взгляд Белого за признаки прогрессирующего слабоумия, - и зачем полез на меня со своими зубочистками? Внимания тебе, что ли, хочется. Калеб издевается, нарочито растягивая слова, а Белый не может сосредоточиться: чужое дыхание так близко, и чуть влажное тяжелое тело придавливает его к кровати всем своим весом. Они с Калебом не близки, они просто трахаются иногда, а еще Калеб по каким-то своим причинам считает Белого своей собственностью. И тот не против. - Дурак ты, - почти нежно ворчит Калеб и наклоняется ближе, меняя хватку. Он все еще держит запястья и шею Белого в стальных тисках своих пальцев, но теперь в этом нет угрозы, только собственническая уверенность. Их поцелуи похожи на грызню - то и дело клацают, сталкиваясь клыки, мелькают зубы, раздается рык, и кровь течет уже не только из ранки в углу рта - верхняя губа Калеба прокушена. Он отстраняется, облизываясь довольно. Его взгляд напоминает взгляд хищника, увидевшего беззащитную добычу: расслабленный, голодный, таящий в себе жестокость и чуточку нежности. Белый раздевается быстро - иначе его одежда будет порвана. Такое уже бывало и не раз, так что Белла до сих пор гнусно улыбается, глядя на крупные, неумелые швы на его любимом костюме. Белый отвечает ей прищуренными глазами и усмешкой в уголках губ, он знает, что между ней и Калебом сейчас ничего нет, и ее гложет обычная зависть. У Калеба большие руки. Белому нравится ощущать их на себе, в себе. Он подается навстречу, расслабляясь, и только кусает плечо, оставляя на нем тонкую вереницу проколов от острых клыков. Ранки затянутся быстро, но белые точки буду несколько дней напоминать о сегодняшнем. Можно было бы подумать, что Калеб грубый любовник, но это не так. Он придерживается старых традиций, которые запрещают насилие в постели. «Чертов дженльмен, строит из себя хрен знает что, а ведь он всего лишь джентри», - с ухмылкой думает Белый. Он знает Калеба, кажется, уже целую вечность, знает лучше, чем кто-либо, и в то же время не знает вовсе. В следующую секунду на мысли не хватает сил. В целом мире не остается ничего кроме их потных тел на смятом хлопке постели, пропахшей чьими-то приторными духами, табаком и мускусом. Белый чувствует Калеба в себе, со сдавленным стоном подается навстречу и колкие искры удовольствия пробегают о позвоночнику. Сильные широкие ладони Калеба гладят бедра, приподнимают их, чтобы сделать их соитие еще более полным. Нега прошивает мышцы, и руки, неожиданно свободные в своих действиях, находят плечи, царапают спину. Пальцы зарываются в жесткие волосы, похожие на собачью шерсть, притягивают голову ближе. Калеб утыкается в подставленную беззащитно шею, целуя и вылизывая собственноручно оставленные синяки, а Белый отворачивает голову и старается сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь. Напротив кровати стоит старомодное зеркало в деревянной раме. Оно дает отличный обзор, и Белый видит в нем себя - распластанного на кровати, раскрытого, жаждущего. И Калеба - с жадностью берущего то, что по праву принадлежит ему. Игра мышц его спины, рук и бедер гипнотизирует, не дает оторвать взгляд. Их тела двигаются в унисон, как хорошо отлаженный механизм. Они не спешат, но и не медлят, потому что в этом нет смысла для тех, кто живет так долго. Белый отлично понимает, что секс ничего не меняет между ними. Только подтверждает принадлежность: его - Калебу. Но в тот момент, когда Калеб вздрагивает, кончая, и позволяет слизнуть выступившую кровь со своих губ, Белый понимает кое-что. Пусть Калеба боятся все остальные, а ему бояться нечего. Калеб не убьет его. Потому что он тоже чуть-чуть, самую малость, но принадлежит Белому.