Принц

― Что у нас на сегодня? ― смотрю на Лухана, катящего тележку с очередным трупом. Мы вдвоём перекладываем закрытый пакет на металлический стол, и тот неприятно звякает, разнося эхо. Фыркаю, надевая полупрозрачные резиновые перчатки, открываю чёрный полиэтилен, не глядя совсем на труп, который, скорее всего, как прошлый ― в одних избиениях. Женщину, которую привезли сюда буквально пару дней назад, избил муж до смерти, да так, что на той и живого места не осталось. Пришлось вызывать санитаров, чтоб помыли бедняжку. Глянув на совсем молодого на вид Лухана, в который раз спрашиваю себя ― за что парнишка с такой мордашкой пошёл работать в морг? Лучше бы в модели заделался или стал певцом каким-нибудь. Голос-то у него хороший, я сам несколько раз слышал, как тот, увозя трупы, напевал какие-то песни. Но тот, походу, реально кайф хватал, стоя и наблюдая, как я режу слегка отвердевшую кожу мёртвого в виде английской «Y». ― Говорят, отравили его, ― Лухан пожимает плечами, помогая мне расстегнуть мешок, стоя по ту сторону металлического стола. Запах в моей обители немного неприятный, оно и ясно ― трупы кругом. Но я привык, потому что третий год вскрываю мёртвых, записываю причину смерти в их карточки и отправляю в похоронку. К моему удивлению, труп вовсе не пахнет этим привычным для меня запахом, а кожа молодого парня на столе оказывается ещё тёплой. Невольно прикасаюсь к его шее, ощупывая пульс. ― А он точно мёртвый? ― не отрываясь от красивого лица лежащего, спрашиваю у Лухана я. ― Нет, блин, я пошутил, ― фыркает тот, тряхнув светлой головой с неподкрашенными корнями. Я бы сделал ему замечание за отсутствие шапочки, но только снова поругаемся. ― Конечно мёртвый. Полчаса назад привезли, он в соседнем квартале живёт. Жил. Хмыкнув, наклоняюсь ухом к носу трупа, слушая дыхание. Так уж и быть ― мёртв. Откатив стол, снимаю перчатки, выбросив тут же в мусорное ведро рядом, направляясь к своему столу. ― Отравили, говоришь… ― сев за стол, роюсь в папках, пытаясь найти так и не выученный материал по ядам. ― Чем? ― Я тебе что ― гугл? Откуда я знаю, чем? ― Лухан плетётся за мной. ― Оставь его на потом, Се? ― и обнимает меня со спины, прижимаясь влажными губами к моему уху. ― Пошли домой, а? Поздно уже. ― Иди. ― Против объятий не возражаю, но слегка отстраняюсь. ― Если его отравили, то нужно быстрее узнать, чем именно, потому что некоторые яды не оставляют следов практически. Лухан недовольно фырчит, надувая губы. Он обиженно прикусывает кожу на моей шее и тут же целует туда же. ― Ну, Се, ты совсем дома не бываешь, зависаешь тут со своими трупами, ― тянет гласные парень, а потом отстраняется, обходя кругом и садясь на стол передо мной, загораживая экран компьютера. ― Лу, ― тяжело выдыхаю, ― наверняка, у него, ― тычу пальцем за спину, ― есть семья и родные. Молодой ещё, сам видишь. Не могу же я в карточке написать: «Не знаю, отчего помер, мне было лень, и я выбрал секс со своим парнем, а не работу». Он снова хмурится, бросив взгляд за лежащий на столе труп. ― Хорошо, я пойду домой. Обещай провести со мной все выходные? Я договорюсь с Чунмёном, он найдёт замену, ― Лухан берёт мою руку и переплетает пальцы. ― Ладно, договорились, ― совсем невесомо касаюсь губами его запястья, поднимаясь со стула и кладя папку на стол. Устраиваюсь между ногами парня, обняв за талию и сцепив руки в замок за его спиной. Лухан, в свою очередь, обвивает рукой мою шею и обхватывает ногами торс, потянувшись к губам. Губы у него тёплые, постоянно влажные, потому что он любит облизываться, да и сам Лухан тёплый. Целую его медленно, без намёка на привычную для меня жёсткость и грубость, к которой старший вполне привык и считает обычным проявлением страсти. Он, в свою очередь, отвечает на поцелуй, прижимаясь ко мне ближе и зарываясь пальцами в мои волосы. Чувствую, как он мгновенно возбуждается, потому что в такие моменты Лухан весь дрожит и особенно горячий. Запускаю руку под его рабочую рубашку зелёного цвета, вызывая мурашки, веду вдоль позвоночника, заставляя прогибаться, проскальзываю рукой в штаны такого же зелёного цвета. Лухан стонет мне в губы, когда я проникаю в него одним пальцем, поглаживая стеночки подушечкой. Парень неловко ёрзает на столе, сжимая колечком мышц мой палец, кусает мою губу и старается оттолкнуть. ― Се, не тут же… ― он отстраняется, облизывая губы. Я вынимаю руку из его штанов и целую в щёку, отпуская без разочарования, потому что секс в морге мне слегка неинтересен. Лухан вырывается из объятий и встаёт со стола, подходя к шкафчикам. Я молча наблюдаю, как он переодевается в обычные джинсы, кеды и свитер, подаренный мною на годовщину. Надевает куртку, заматывает шарф вокруг шеи и подходит ко мне. ― Не задерживайся, ладно? Я тебя подожду, но не обещаю, устал очень. ― Он бегло чмокает меня в подбородок. И, развернувшись, уходит, сунув наушник в одно ухо. Я провожаю его взглядом и поворачиваюсь к трупу, взяв со стола его карточку. Подходя, читаю вслух: ― Бён Бэкхён, девяносто второго года рождения, поступил в морг через полчаса после смерти. Видимых повреждений нет, кроме царапины на правой скуле, длиной примерно в два сантиметра. Вскрытие проводит патологоанатом О Сехун. Время, ― смотрю на часы настенные, висящие над столом, ― семь сорок пять после полудня, двадцать четвёртое февраля, две тысячи пятнадцатого года. Отложив карточку, снова надеваю перчатки, направив лампу к лицу парня. Оттянув пальцем верхнюю, а потом нижнюю губы, оглядываю идеально ровные и белые зубы, хмурясь. Поднимаю веки, не замечая на глазном яблоке никаких изменений. Зрачок не реагирует на свет. Записав данные в карточку, принимаюсь за осмотр тела. Потянув молнию к ногам, раскрываю пакет трупный полностью, обводя взглядом выпирающие ключицы, стройную фигуру и длинные ноги. ― На левом бедре замечен кровоподтёк, предположительно от удара тупым предметом, радиус равен пяти сантиметрам, ― всё по привычке вслух, словно в тишине морга меня кто-то слушает, кроме пробегающих порой крыс. ― Под рядом рёбер слева замечен также кровоподтёк диаметром в восемь-десять сантиметров. Чиркнув в карточке, вглядываюсь в лицо парня. Красивый, очень даже: волосы иссиня-чёрные, чёлка до глаз, прямой аккуратный нос, выразительные чувственные губы. Кожа белая, слегка совсем посиневшая, с еле заметным румянцем щёки. Коснувшись их, понимаю, что это косметика, а не естественный цвет. Обращаю внимание на подведённые чёрной подводкой глаза, и мысленно спрашиваю себя ― зачем? Может, он был каким-нибудь известным человеком? Может, в фильмах снимался, или пел. А может, деятель? От интереса я даже прочитал его досье. ― «… сольный певец, актёр…» ― снова цитирую вслух, цокая языком и переводя глаза на парня. ― Ясно всё с тобой, певец. Ну, давай, рассказывай, что с тобой случилось? Я подкатываю тележку с инструментами ближе, беру скальпель и уже собираюсь сделать надрез. Что-то останавливает меня, и я наклоняюсь к телу, вдыхая едва уловимый аромат духов. Касаюсь носом его шеи, слегка трясь, прикрываю глаза. Сняв перчатку, пробегаюсь пальцами по груди от пупка до яремной впадинки, поднимаясь по шее и касаясь губ. Обвожу их контур, затем по носогубной складке, носу и, наконец, зарываюсь в мягкие волосы, пропуская их сквозь пальцы. Присев на стул, подпираю голову рукой, повторяя путь своими пальцами по телу парня. ― Странно, что тебе так ещё мало лет, а ты уже лежишь у меня на столе мертвяком, ― бормочу под нос. ― Я бы послушал твои песни. О чём ты поёшь, м? О любви? О жизни? Или, может быть, о смерти? А что за фильмы, в которых ты снимаешься? Я задаю слишком много вопросов трупу. Тому, кто уже никогда на них не ответит. Встаю со стула и подхожу к компьютеру. Хорошо, что местные санитары уговорили главного врача провести вай-фай, иначе бы я тут присоединился к местным. Трупам, в смысле. Порой люди живут и совсем не умирают, а мне работы нет, хотя, если подумать, работа есть всегда. То приборы помыть, то почитать и поучить яды, которые я давно не могу осилить, то помочь судмедэкспертизе, что на втором этаже. А бывает и так, что попросят вообще полы помыть, ведь: «Ну, Сехун, рабочих рук не хватает, а полы в кабинете главного неделю не мыты. Ты помой, а он тебе зарплату поднимет». И мне, в общем-то, не трудно, но я всё же предпочитаю вскрывать трупы, а не работать шваброй. Парень на металлическом столе вызывал у меня восторг. Подобных нам ещё не привозили, честно говоря. А может, во мне это говорила исключительно гейская натура, привыкшая видеть возле себя красавчика Лухана с упругой задницей и тонким голосочком. И я редко встречал парней симпатичнее, чем Лухан, по крайней мере, в столь «интересном» заведении, как морг. Но Бэкхён превзошёл все мои ожидания: я не мог перестать смотреть на его лицо и тело, проводил ладонями по стройной талии, бёдрам, ногам. Касался невероятно красивых пальцев, плеч, ключиц. Очерчивал губы, рисовал узоры на его груди. Из колонок полилась музыка. ― Так вот как ты поёшь, ― я вслушался в сильный голос, берущий высокие ноты, несколько раз прослушал одну и ту же песню, а потом и сам начал подпевать немного. Но работа есть работа. На груди парня красовался шрам в виде английской буквы «Y», а я собирался домой, медленно переодеваясь у того же шкафчика, что и Лухан пару часов назад. Глянув на время, я ткнул кнопку выключения компьютера и потушил свет. Закрыв дверь на ключ, я оставил своего Принца одного, а в наушниках уже играла одна из его песен.

***

― Ты долго, ― Лухан сонно перевернулся в кровати, когда я лёг рядом и обнял его со спины, утыкаясь носом в его шею. Лухан пах гелем для душа с вишней, а ещё домом и теплом. Он натянул одеяло повыше, положил руку поверх моей, лежащей на его животе, а потом тихо засопел. ― Прости, что задержался, ― я коснулся губами его шеи. ― Работы много оказалось. ― Ничего. ― Парень зевнул. ― На выходных ты мой. Я кивнул согласно, закрывая глаза.