Четки провидца

Будучи человеком скептичным, я не сразу осознал, что за ценность попала ко мне в руки. Ровные черные бусины завораживали своими отблесками и приятно стучали друг о друга, создавая едва ощутимую вибрацию. Четки можно было перебирать часами, забыв обо всем на свете. Казалось, все проблемы отступали, и можно было сосредоточиться на своем внутреннем мире, своих мыслях, далеких от будничных проблем. Но не только в этом была ценность украшения, купленного у бабки в переходе. Началось это все в ресторанчике, напротив моего офиса. В обеденное время всегда много людей. Обычно я оставлял четки в своем столе, но сейчас надо было доделать работу, а черные бусины помогали сосредоточиться на тексте, отрешиться от окружающего шума. На этот раз они не помогли. Мое внимание в один миг было отвлечено на сотрудника, а точнее на его необычное поведение. Обычно унылый и забитый мужчина средних лет был сегодня весел и улыбчив. Он чуть ли не светился, одаривая окружающих своим хорошим настроением. Но никто этого не замечал… Бусины стукнули меж пальцев и выскользнули из руки. Я поднял ладонь, чтобы потереть глаза, а когда вновь посмотрел, сотрудник снова был в своем привычном одиночестве за столиком. Уже не было той ауры счастья и света вокруг, а окружающие по-прежнему предпочитали его не замечать. Взгляд мой упал на украшение. Его отполированные элементы «смотрели» в ответ отблесками солнечного света. Через некоторое время видения стали приходить чаще. Это бывало в людных местах, теперь я чаще ходил на прогулки, только лишь для того, чтобы поймать эти «призраки», как я их окрестил. Мысли о том, что четки позволяют видеть людей лучше, чем они есть, отпали быстро. Я видел различных «призраков»: они ходили с видом самоубийц и мессий, с отвращением ко всему на лице и с выражением вселенского счастья. Сначала я считал, записывал, кого я видел, но потом их стало так много, что это потеряло смысл. Попытки запомнить каждого встречного изначально были обречены на провал и я понял, что подхожу к решению не с той стороны. -Добрый день, - я легко улыбался, подсаживаясь к мужчине на лавочку в сквере. Он выглядел посредственно: взгляд, как и небо этого города, серый, безынтересный. Но его «призрак» выглядел добродушно. Потому я и выбрал его для разговора. – Закурить не найдется? Нашлось. Мы оба задымили, а я и ловил на себе подозрительные взгляды. Голуби, которых я спугнул своим приближением, которых прикармливал человек, снова возвращались, ожидая нового лакомства. -А они вас уже любят, - заметил я после неловкого молчания. Мужчина поежился и кивнул головой, кидая «крысам» семечек. -Каждый день встречают, знают, у кого просить… - снова молчание. Я думал, что на этом моя попытка провалилась, но стратегия оказалась верной. – Уже три года хожу, с тех пор, как Барсик умер. А нового кота завести не могу, память… Эх, хорош был чертяга. И мы говорили. Я лишь с участием задавал вопросы. Алексей Палыч говорил не так много, но куда больше мне поведал его «призрак». Сжимая четки в руке, я будто слушал рассказ двоих. Тот эфемерный образ иногда пропадал, сливаясь с настоящим, но когда разговоры заходили о прошлом, снова появлялся, оживая, захлебываясь словами и образами. Вместе с «призраком» становился все разговорчивее и его носитель. Он поведал мне о всех своих животных, о жене, умершей от рака, о том, как жизнь ломала. Алексей не жаловался на жизнь, был человеком, который принимает все удары судьбы, как должное. А под конец нашего разговора он был мне благодарен. Я же пребывал в сомнениях. Эксперименты продолжались. Вскоре четки стали показывать мне не просто призраков, а мысли и воспоминания. Теперь не обязательно было говорить с людьми, просто находиться рядом и смотреть-смотреть-смотреть… Пока образы не накатят волной. Я никогда не принимал наркотиков, но эти наваждения, должно быть, были чем-то схожим. Ведь помимо картинок были и эмоции. Чужие, которые переживаешь, как свои. И это было заразнее всего. Я начал охотиться за ними. Меня мало интересовали добрые «призраки», в прошлом переполненные состраданием и внутренним светом. Я искал калек. Морально подавленных, с личными проблемами, переживаниями, несчастными случаями. Нет, я не помогал им, я просто смотрел и впитывал в себя происходящее когда-то, пока четки мягко вибрировали в моей руке. За прошедшие несколько месяцев я уже знал тысячи историй, переживал их перед сном, размышлял над различными исходами. Все эти люди не знали, но я познакомился с ними куда ближе, чем они думали. К родным и знакомым я стал более учтив, это было заметно, но воспринялось положительно. В конце концов, им я позволял себе помочь советом или просто добрым словом. Было чертовски приятно осознавать себя хранителем чужих тайн, секретов, крамольных мыслей, обид и боли. Это помогало почувствовать себя лучше, хотя мысли о том, что это подло и не правильно не раз посещали меня в моменты очередного наслаждения чужой жизнью. Эта игра в Бога. И я утешал себя тем, что не использую это себе во благо… Кроме моментов, касающихся женщин. Они оказались падки на понимающего слушателя, и не раз были готовы отдать себя после приятного ужина и разговора. Их уже не волновало ни кольцо на безымянном пальце, ни заветы добрых матерей, которые я видел в моменты сомнений очередной особы. Но больше черт личного пространства «призраков» я не переходил. Пока, во время очередной вечерней прогулки я не почувствовал призрак настолько лакомый, что невольно пришлось остановиться, выискивая этот порыв отчаяния взглядом. Все ранее испытанные эмоции показались мелочными, в сравнении с тем, что я увидел в этой женщине. Она была одета во все красное и нервно курила на остановке, ожидая автобуса. Ее «призрак» в панике шарил глазами вокруг, зарываясь руками в волосы и что-то ища. В сравнении с ним, носитель казался эталоном спокойствия в своем сдержанном нервном образе. Я не успел просмотреть ее прошлое, поэтому зашел в этот же автобус, сев позади. «Призрак» смотрел на меня, а я принял позу поудобнее и сосредоточился на нем. А очнулся лишь когда девушка вышла. Но эти минуты были лучшим, что я когда-либо испытывал, с момента приобретения этих четок. Ада, так ее звали, выросла в проблемной семье. Я видел ее маленькой, жмущейся к младшей сестре, пока из соседней комнаты доносились крики и звуки ударов. Пик детского страха наступил, когда женский визг раздался в последний раз, а из-под двери медленно начала растекаться темно-вишневая лужа. Эта дрожь и беззащитность завораживали и пугали тем, что нравились мне. Голубые глаза, которые захватил страх уже никогда не посмотрят на мир с улыбкой. Это лишь подтвердилось в детском доме, куда сестер определили после долгих судебных разбирательств, в которых дети еще мало понимали. Когда орущего и проклинающего Аду отца увели люди в форме, девочка не понимала, за что он ее так ненавидит. А потом, когда старшие мальчики раздевали ее в каморке после отбоя, она сама возненавидела. Тот маленький мир. Я еще долго ехал в том автобусе, не в силах отойти от пережитых эмоций, прокручивая у себя в голове их снова и снова. Во рту пересохло, а ноги отказывались двигаться. Я впервые почувствовал желание вновь встретиться с этим «призраком», впервые захотел досмотреть историю до конца. И ново было желание… Помочь. Ее страдания словно секли сердце на части, но впитать их все, не оставить ни капли боли – было высшим пиком наслаждения. На следующий вечер я ждал ее на остановке. Четки я даже не трогал, меня не интересовали иные. И еще три дня я, как зависимый, чувствуя эту ломку, приходил за час до времени нашей первой встречи, пока наконец не пересекся с ней снова. Но времени от остановки до остановки будет слишком мало. Я торопился познать ее, скорее попробовать помочь, заговорить, пусть это и будет в жертву «разговору с призраком». Одного ощущения этого внутреннего отчаяния рядом было достаточно. И я заговорил. Долгое время разглядывал ее сзади, подбирая слова, а потом рискнул. Нелепые первые слова о том, как ей идет красный шарф, ее первая учтивая улыбка мне. Я волновался, хотя обычно не возникало проблем с тем, как подойти к человеку, добиться от него ответа. Тут помогло лишь частично. На первый взгляд Ада оказалась адекватной женщиной, знающей себе цену, но с благодарностью принимающей похвалы в свой адрес. Вскоре ее улыбка была уже искренней и она поведала мне о своей работе в одной фирме, а я все вспоминал ту девочку из детского дома и размышлял над тем, как же она смогла так вырасти. Замечая мой внимательный взгляд, Ада сама о чем-то размышляла. А когда пришло время выходить, она сунула мне в руки визитку с ее номером. Мы встречались с ней на протяжении недели, и за все это время я ни разу не позволил себе коснуться четок. Они обиженно «смотрели» на меня, манили своими запретными знаниями, но я, как последний извращенец, оттягивал удовольствие, пока наслаждаясь воспоминаниями о прошлом. Всему будет свое время, а пока было время встречи с Адой… Я впитывал каждый миг с ней, как цветок впитывает влагу, чтобы не завянуть. Этот интерес был на грани интереса маньяка, но моей пассии это, казалось, нравилось. Настолько, что она пригласила меня в свой загородный дом. В своем пеньюаре в спальне на втором этаже она была прекрасна, как богиня. Меня лишь подогревали воспоминания о ее слезном взгляде из прошлого, когда она манила меня наверх, на чердак. Ее светлые глаза горели таким же желанием, что съедало и меня, а я краем сознания понимал, как могло сказаться произошедшее в детстве на желаниях взрослой женщины. Это заводило еще больше. А когда я первым ступил во тьму чердака, спину обожгло ударом тяжелого лома. Мир пошатнулся, я упал. «Бог» ошибся? В ее глазах стояло безумство, а широкая улыбка была прекрасна в тот момент, когда она снова и снова наносила по мне удары. Прежде чем наступило забвение я успел вдоволь налюбоваться ее искалеченной душой.