Музыка тишины

Весна в Итилиэне отцветала, и ей на смену спешило жаркое лето. В долине Андуина вода отступала от берегов, оставляя в воздухе легкий запах ила. Холмы Эмин Арнена покрылись, словно снегом, первыми летними цветами, и аромат их, смешиваясь с запахом реки, делал воздух почти осязаемым. За десять лет древний край возродился из тьмы – там, где раньше было запустение или царствовали дикие неухоженные заросли, поднялись прекрасные сады и рощи. Меж ветвей зеленеющих деревьев вновь поселились певчие птицы. Богато и ярко цвели, благоухая, сливы и яблони вокруг дома князя Итилиэна. Каждое утро в этом дивном краю начиналось с легких звонких песен лесных эльфов, нашедших здесь свой новый дом, с переклички голосистых птиц, с задорного смеха детей, сбегавших по холмам к реке, чтобы там с шумом броситься во все еще прохладную воду. За десять лет Итилиэн стал практически таким, каким его описывали старые сказания. Здесь, среди высоких полевых трав, среди благоухающих цветов и неторопливых своенравных волн реки, между зеленых холмов и вековых стволов поселилась гармония, которой в Средиземье уже почти никто не помнил. Здесь каждый день был празднеством жизни. И хотя границы Мордора еще были опасны – время от времени остатки вражеских орд совершали вылазки из темных глубоких пещер – а в Минас-Моргуле все еще гнездились остатки злых сил – в Итилиэнском княжестве царствовали покой и благополучие. Так было не только из-за того, что природа щедро одаривала эти земли, а все времена года были к ним благосклонны. Люди, поселившиеся в этом ныне благословенном краю, верили, что таким его в большой мере сделало мудрое правление князя Итилиэна Фарамира. Леголас, который с небольшой группой своих сородичей прибыл в Итилиэн вскоре после того, как Фарамир переселился сюда окончательно, видел, с какой любовью и вниманием, почти трепетом князь принимался за любое дело, направленное на процветание и счастье своей новой вотчины. Казалось, отложив до поры меч в сторону, Фарамир наконец оказался на своем месте. Когда после первой зимы земля нехотя просыпалась, казалось, он готов был лелеять каждый росток, каждую набухшую на ветвях почку. Леголас рассказывал ему о голосах деревьев, и очень скоро стало казаться, что Фарамир действительно обучился их языку. Под его умелыми любящими руками даже самый слабый саженец набирал силу и тянулся к небу, обещая стать раскидистым древом. Даже лесные эльфы дивились такому таланту, а Леголас, наблюдая за Фарамиром, испытывал странное, но очень приятное чувство гордости, словно князь и правда был его младшим братом, наконец нашедшим свой путь в жизни. Когда меж холмов Эмин Арнена начал подниматься новый город, Фарамир наконец сочетался браком с роханской принцессой Эовин, и союз их стал символом вечной связи между Гондором и Роханом. Празднество длилось несколько дней, и Леголас снова наблюдал за тем, как тот, к кому он так сильно прикипел душой, по кирпичику отстраивает собственное счастье. - Если бы ты мог это видеть,- шептал он, глядя на то, как нежно сжимает князь руку своей невесты, с какой любовью смотрит ей в глаза. За десять лет в Итилиэне поселилась новая жизнь, и земли эти, казалось, навсегда избавились от памяти о покрывавших их прежде тьме, о царившем здесь раньше ужасе и скорби. И Леголас был рад быть частью этого торжества жизни. Здесь, среди цветущих садов, среди ароматов трав и музыки радостных голосов, он обрел умиротворение и снова учился радоваться мелочам. Он приветствовал каждый новый рассвет каждого нового дня, и так – маленькими шажками, стараясь не споткнуться, двигался дальше и дальше. Для эльфов и столетие было лишь мигом, для Леголаса же каждый миг мог обратиться столетием, но он научился так жить, зная, что рано или поздно этому тоже придет конец. Но не сегодня – говорил он себе каждый день – не сегодня. Время от времени в Итилиэн приезжали его прежние спутники – даже Мерри и Пиппин наведались из далекой Хоббитании, чтобы навестить князя и его супругу и поздравить их с рождением первенца. Чаще прочих же в Эмин Арнен, конечно, приезжал Гимли. Сам он большую часть времени нынче жил в Минас-Тирите – гномы Эребора, как и было обещано, быстро и споро справились с восстановлением городских Врат и стен, но решили остаться в городе, с позволения и благословения Государя Элессара, чтобы сделать новую столицу еще прекрасней, а также начать восстановление столицы прежней – Осгилиат за десять лет тоже начал обретать прежние черты, хоть еще и не успел вернуться к прежнему состоянию. Гимли в Итилиэне не особо нравилось – слишком равнинно, говорил он, даже глядя на холмы Эмин Арнена, и всякий раз, приезжая, уговаривал Леголаса отправиться вместе с ним в Минас-Тирит – хотя бы на несколько дней. Леголас от этих предложений всегда отказывался. Здесь, на щедрой земле Итилиэна, он обрел хрупкий покой, и боялся, что возвращение в город, каждая стена которого помнила и хранила имя его потерянного возлюбленного, сломает это неуверенное равновесие. Гимли, к счастью, относился к этому с пониманием и никогда не настаивал. За десять лет могло измениться многое, но связывающая их дружба осталась неизменной. И лишь одно обстоятельство мешало жизни Леголаса войти в обычное русло. Когда он навсегда покидал Ласгален, отец подарил ему саженец дерева, которое посадил в честь рождения сына, надеясь, что тот, обретя новый дом, посадит его в новую почву. Лишь держась корней, можно жить – сказал тогда Трандуил. И хотя Леголас чувствовал, что отец его прав, места для того, чтобы посадить свое дерево, он так и не нашел. В Итилиэне Леголасу было хорошо и спокойно. Здесь он обрел друзей, призвание – даже брата. Но домом эта земля для него так и не стала. Дом там, где сердце – это он знал точно. А его сердце было далеко за пределами этой земли, за пределами смертной жизни, и не давала покоя давнишняя, но недостижимая теперь мечта – посадить дерево под окнами дома, где они с Боромиром поселились бы вместе. Саженец, охраняемый магией Лесного Короля, продолжал жить, так и не пустив корни в плодородную почву. Свежее утро на границе весны и лета началось с дурных вестей – на восточном рубеже произошла стычка между пограничным отрядом и небольшой шайкой орков. Непонятно было, на что рассчитывали нападавшие – защитников было почти вдвое меньше, но вооружены они были куда лучше, да и доблести им было не занимать. Из всего отряда в этом нелепом сражении голову сложил лишь один воин – Эорлед, который в свое время прибыл в Итилиэн в дружине царевны Эовин, чтобы найти в этих землях свой новый дом. С великими почестями внесли его тело в город на носилках, и впервые за много месяцев улицы погрузились в скорбную тишину. Эорледа – отважного потомка Эорла – знали многие. Его меч и щит отдали на хранение его молодой жене, чтобы позднее она передала их сыну, который сейчас был всего лишь младенцем. Конечно, люди терпели потери и прежде, но в этот раз удар был нежданным и жестоким. Эорледа хоронили по традициям рохирримов, и утром следующего дня траурная процессия прошла по главной улице города к Западным воротам, за которыми начинался просторный светлый луг, ведущий к берегу Андуина. Солнце не успело еще подняться в зенит, когда итилиэнцы во главе со своим князем и его супругой сопроводили воина в его последнем походе. Тело Эорледа, укрытое расшитым покровом, возложили на погребальный костер – рохирримы, в отличие от гондорцев, никогда не хоронили и не бальзамировали своих мертвых, по крайней мере, тех, кто пал в бою, и сейчас, держа факел в руке, к скорбному ложу подошел сам князь с княгиней. Эовин, прикрыв глаза, склонила голову и тихо запела. Легкий утренний ветер относил ее слова в сторону Андуина, и Леголасу, который, хоть и не любил присутствовать на подобных церемониях, но на этот раз присоединился к шествию, вдруг вспомнилось иное утро и иной ритуал погребения. Тогда, после жестокой сечи у Хельмовой Пади рохирримы тоже хоронили своих павших воинов, и та же песня разносилась по горной долине. Княгиня пела, и слова ее подхватили и другие – было слышно, что один за одним печальный тихий напев передают из уст в уста, и Леголас поймал себя на том, что вместо того, чтобы присоединиться к общему хору, начал прислушиваться, стараясь уловить смысл. Это могло показаться проявлением неуважения к оплакиваемому витязю, но он ничего не мог с собой поделать. Как и прежде, под Хельмовой Падью, он слышал в этой песне отзвук надежды. Безумной, почти мистической, но рохирримы провожали мертвого не в последний путь, а словно были уверены в новой встрече. Когда печальная церемоний была окончена, Леголас ушел в город в одиночестве – ему нужно было поразмышлять, привести мысли в порядок. Им овладело вдруг странное ощущение, что он упускает что-то важное, в упор не видит подсказок судьбы и даже не представляет, о чем эти подсказки. Хотя все было совсем просто, пряталось прямо у него под носом. В главном городском саду на склоне самого высокого холма было прохладно и тихо. Леголас прошел между цветущих деревьев, потом свернул с тропы и одним ловким движением взобрался на высокую яблоню. У средины ствол ее раздваивался, образуя удобную излучину – на ней эльф и устроился в тени густых листьев. Он и раньше, бывало, приходил сюда, когда на него вдруг накатывали воспоминания о любимом, и им овладевала тоска. Или когда душа требовала уединения и времени для раздумий. Леголас прислонился спиной к теплой шершавой коре, прикрыл глаза и застыл. Его губы едва заметно двигались – он почти неслышно запел прощальную песню, которая только что отзвучала над городом. Слова сплетались легко – эльф не слишком хорошо знал роханский язык, но сейчас песня лилась словно сама собой, и в ней раз за разом повторялось одно и то же название – Чертог Неушедших. Чертог Неушедших… Леголас вздохнул и замолчал. Сердце болезненно сжалось в груди, а к глазам подступили слезы, он и сам не знал, почему вдруг ему стало так грустно и муторно на душе. Возможно, из-за того, что сегодня в городе царил дух печали, но эльфу казалось, что его причины глубже и безотчетней этих, очевидных. - Я нашел тебя! – донесся вдруг до него задорный звонкий голос. Леголас открыл глаза и поглядел вниз. Там, у корней яблони стоял и с широкой улыбкой смотрел вверх сын Фарамира Элборон. Ему совсем недавно перевалило за шесть, и сам он считал себя отважным итилиэнским следопытом, но, как и всех детей, общая скорбь почти не касалась его своими холодными пальцами. Элборон был рослым и смышленым не по годом – в нем уже сейчас чувствовалась древняя кровь нуменорцев, хотя лицом и золотом волос он больше походил на мать. Леголас не чаял в нем души и с удовольствием учил мальчика всему, что умел сам. Сейчас Элборон сжимал в руках вырезанный специально для него лук и смотрел на эльфа так, словно тот был птицей, и юный охотник собирался подстрелить его себе на ужин. - Но я и не прятался, досточтимый Элборон,- возразил Леголас. То, что его размышления так бесцеремонно прервали, было даже хорошо – в последнее время он слишком часто позволял грусти взять над собой верх, а это был дурной признак. С каждым днем все больше земных дел оказывались завершенными, и все отчетливее душа эльфа рвалась прочь из тела. И слишком многие не простили бы Леголасу такого предательства, как бегство из жизни. А в этом мальчике было столько света и радости даже в этот день скорби, что хватило бы на них двоих. - Нехорошо врать,- пожурил Элборон Леголаса,- ты всегда прячешься здесь – я же знаю. Спускайся, поиграем. Леголас помедлил мгновение, потом соскользнул с ветви и мягко приземлился на траве рядом с Элбороном. - Ты грустил из-за Эорледа? – спросил мальчик. Взгляд его серых глаз был пытливым и внимательным, хоть ему и приходилось задирать голову, чтобы смотреть Леголасу в лицо. Тот же, и так единожды соврав ребенку, не решился на еще одну полуправду. - Из-за него сегодня грустит весь город,- проговорил он,- Эорлед был отважным воином и погиб с честью. Очень жалко его семью. - Ничего,- беззаботно тряхнул головой Элборон, и Леголас невольно нахмурился – детская непосредственность – это было одно. Но цинизм – совсем другое, едва ли Фарамир или Эовин учили этому сына. – павшие в бою никогда не умирают для тех, кто их помнит,- туманно и, скорее всего, заученно, продолжал мальчик,- так что его семья еще с ним встретится. - Чертоги Неушедших,- пробормотал Леголас, едва ли осознавая, что произносит это вслух, но Элборон, расслышав его, кивнул. - Ага,- подтвердил он,- мама рассказывала о них, только я плохо слушал. Мне больше нравится стрелять из лука и тренироваться с мечом, чем слушать старые сказки,- и мальчик потряс своим оружием с явным нетерпением,- идем же, Леголас! С человеческими легендами Леголас был знаком мало – у него не было ни возможности, ни желания погрузиться в них – для него самого до недавних пор люди были не слишком интересной расой, а потом было просто не до этого. Сейчас же он вдруг с удивительной ясностью понял – его избранник тоже был человеком – как и Элборон, как и Эовин, как и погибший Эорлед, как и все те, кого песнями провожали в этот Чертог Неушедших. Павшие в бою не умирают… Леголасу вдруг стало страшно – а что если вспыхнувшая в нем искра надежды – всего лишь иллюзия, старая сказка? И что было хуже – не иметь надежды вовсе или вновь обрести ее, чтобы снова лишиться? Он с жаром посмотрел на Элборона. - Где сейчас княгиня Эовин? – спросил он у него. Мальчик заметно сник – он сразу понял, что играть эльф не настроен, и сейчас ему больше хочется пообщаться с матерью, чем с сыном. - На поминальной трапезе,- нехотя ответил он,- хотя она, наверно, уже закончилась. Леголас присел на корточки перед Элбороном и посмотрел в его ясные серые глаза, сейчас чуть замутненные обидой. - Я обещаю тебе, Элборон, что, когда поговорю с ней, я вернусь к тебе и научу стрелять двумя стрелами сразу,- проговорил он уверенно. Лицо Элборона просияло, и он поспешно кивнул. Эовин вместе с Фарамиром Леголас нашел в главном чертоге княжьего дворца. Поминальная трапеза и правда уже закончилась, и слуги убирали ее остатки. Княгиня с радостью согласилась поговорить с Леголасом. Эльф всегда подозревал, что Белая дева Рохана недолюбливала его с самой первой встречи. Чем это было вызвано, он точно не знал, да и было ли ее поведение признаком неприязни или проявлением сурового характера - тоже, но за последние годы все это сгладилось, и теперь эльф был желанным гостем в княжеском чертоге в любой момент. Сейчас, однако, княгиня выглядела усталой и бледной – наверно, дело было в потере верного товарища, но чутье подсказывало Леголасу, что вскоре в семье князя будет вдвое больше приятных хлопот, чем ныне. Он бы с удовольствием отложил разговор на более удачное время, но нетерпение его было слишком велико, будто Леголас боялся упустить возможность, погасить едва забрезживший луч надежды. Все втроем они прошли в дальний покой дворца, где княгиня опустилась в кресло у открытого окна, а Леголас устроился напротив. Фарамир же встал за спинкой кресла, оперевшись на нее. Он смотрел на эльфа прямо и внимательно, и, как показалось Леголасу, с легким подозрением, хотя прежде между ними почти не было серьезных секретов, как не бывает их между братьями. Из открытого окна одурманивающе пахло цветущей сливой и слышались голоса – теперь, когда буря ушла за горизонт, жители Итилиэна возвращались к своей обычной размеренной жизни. Молчание же в комнате затягивалось, потому что Леголас никак не мог подобрать первого слова. - Ты хотел поговорить со мной,- начала за него Эовин, и в ее тоне слышалась тень нетерпения. – я тебя слушаю. - Верно,- кивнул Леголас, надеясь, что тон его не выдает волнения,- но мои слова могут показаться странными и нелепыми. Эовин чуть нахмурила светлые брови, но кивнула. - Сегодня, когда мы провожали Эорледа, ты пела песню,- продолжал Леголас. - Похоронную песню моего народа,- подтвердила княгиня,- Эорлед происходил из рода Эорла и достоин был наших почестей, хоть и уехал из Рохана за мной следом. - Безусловно,- теперь уже Леголас попытался прогнать из тона нетерпение,- он пал славной смертью, и мое сердце скорбит вместе с тобой, но я хотел спросить о том, что услышал в этой песне. О Чертогах Неушедших. Эовин удивленно посмотрела на него. - Почему тебя заинтересовали легенды рохирримов? – спросила она, но прежде, чем Леголас успел ответить, Фарамир вмешался – он будто заметил что-то в лице эльфа, что помогло ему понять, к чему тот клонил. И это понимание почти напугало его. - Эорлинги хранят предания о Людях сумрака,- заметил он,- и они куда древнее, чем те, что рассказывают об отроке Эорле и его подвиге. - Это так,- согласилась Эовин,- наш народ происходит из этой ветви людей Запада. И среди прочих мы храним память о землях, которые лежат в пределах нашего мира, но за пределами наших жизней. Это земли тех, кто погиб, сражаясь, и чьи души не успели проститься с теми, кем дорожили больше всего, с кем были связаны клятвами. Эти земли называют Чертогами Неушедших, ибо души погибших не могут уйти в небытие. Или Землей Ожидания – ибо они ждут тех, с кем не успели проститься. Леголас молчал – он почувствовал на себе тревожный тяжелый взгляд Фарамира. - Мы знаем много легенд,- подхватил он рассказ княгини,- а о том, что ждет нас за границей смерти, никому не ведомо. - Это верно,- Эовин прикрыла глаза,- но иногда в тяжелых снах я снова вижу битву, в которой пал мой король, которого я любила больше, чем отца, и, просыпаясь, я утешаю себя верой, что там, за границей смерти, я снова свижусь с ним, потому что мы так и не успели попрощаться. И словно осененное памятью об ужасной битве десятилетней давности, лицо княгини осунулось и еще больше побледнело. Леголас поднялся на ноги, и Фарамир, обойдя кресло, присел рядом с его подлокотником и взял Эовин за руку. - Прости, что пробудил в тебе злые воспоминания,- Леголас склонил голову,- отдыхай, княгиня, а я еще обещал Элборону поиграть с ним. Эовин смутно кивнула, не открывая глаз, и эльф поспешил выйти из покоев. Вскоре, однако, в коридоре его догнал Фарамир. - Эовин действительно нужно отдохнуть,- объяснил он,- и она просила оставить ее одну. А я как раз хотел поговорить с тобой. Леголас улыбнулся князю. - Извини, что расстроил твою супругу,- сказал он,- как я понимаю, расстройство может ей повредить? - Иногда мне кажется, она сильнее и меня, и тебя, и всех в этом княжестве,- отмахнулся Фарамир,- она справится. А вот к тебе у меня разговор серьезный. Леголас вопросительно посмотрел на него, но Фарамир молчал, словно собирался с мыслями, пока они не вышли из дворца в сад. Солнце грело уже совсем по-летнему, и с ветвей на спутников обрушился дождь из белых лепестков. - Я знаю, почему ты спрашивал об этой легенде,- заговорил наконец Фарамир, и Леголас понял, что отпираться бессмысленно. - Думаю, догадаться было нетрудно,- отозвался он. - Как нетрудно и предположить, что ты задумал что-то, что может противоречить здравому смыслу,- кивнул Фарамир. Леголас беззаботно улыбнулся. - Есть много вещей, которые наполняют нашу жизнь счастьем, при этом противореча здравому смыслу,- ответил он,- и ты, встретивший свою судьбу перед лицом смертной тьмы и вернувшийся из царства ужаса, должен это понимать, как никто другой. Фарамир пару мгновений молчал, потом кивнул. - Я это понимаю. Но понимаю я также и то, что нельзя бросаться в омут, опираясь лишь на слова и пару песен,- сказал он серьезно,- не зная дороги, больше шансов погибнуть, чем дойти до цели. - Пусть я еще и не принял окончательного решения,- покачал головой Леголас,- но отговаривать меня бессмысленно. - А я и не собирался,- возразил Фарамир и остановился. Леголас тоже встал и удивленно посмотрел на него,- я сказал, что неразумно опираться лишь на слова и песни. Но так случилось, что большую часть детства и значительную часть юности я провел в библиотеке Минас-Тирита, вчитываясь во все древние фолианты, которые был в состоянии прочитать. И я теперь уверен, что там можно найти нечто более весомое, чем устные сказания. Осененный внезапным пониманием, Леголас в порыве чуть было не бросился Фарамиру на шею. - И ты поможешь мне? – спросил он, дрожа от волнения,- поможешь найти то, что я ищу. - На беду или нет, но да,- кивнул Фарамир,- я тоже любил его, хоть, видимо, и не так сильно, как любишь ты. И если мы действительно что-то найдем, так я смогу отплатить ему за все счастливые дни, что мы провели вместе, и за все опасности, что он отвел от меня, чтобы я сегодня мог стоять здесь, в этом саду, и разговаривать с тобой. Леголас протянул руку и сжал сильную ладонь князя. - Спасибо, брат мой,- тихо проговорил он. *** За десять лет Леголас не был в Минас-Тирите ни разу. С того самого дня, как Митрандир возложил корону на голову короля Элессара, эльф и близко не подходил к стенам древнего города. Он понимал, что это было не слишком разумно и, может быть, даже не почтительно, но заставить себя войти в столицу Гондора он никак не мог. Слишком красочно описывал свою родину Боромир, слишком сильно Леголас мечтал побывать там вместе с ним, чтобы теперь оказаться в одиночестве. Но в тот день, ведомый надеждой, поднявшей несмелую голову, как нежный первоцвет, пробившийся сквозь снежный наст, он даже не задумался об этом. Вместе с Фарамиром они прибыли в Минас-Тирит ближе к закату. Пламенеющее небо начало отцветать, когда стражи на башне торжественно приветствовали князя Итилиэна со спутником. Они ехали без свиты и охраны – Фарамир рассудил, что их двоих будет вполне достаточно, даже если кому-то взбредет в голову напасть. Однако путешествие прошло спокойно, и Леголас впервые с конца войны въехал в Минас-Тирит. Об их визите было известно государю, и прибытия их ждали во дворце – Леголасу было немного стыдно от того, что на теплое дружеское приветствие Элессара он ответил так скупо и поспешно. Всю дорогу его тяготила мысль о том, что прежде, чем отправиться в библиотеку и зарыться в древние свитки, ему придется пережить множество формальностей и ритуалов. В конце концов, поселившись в Итилиэне, эльф принес присягу государю Гондора, и потому теперь обойтись без приветственной части было никак нельзя. Но все вышло совсем иначе – Элессар, казалось, был прекрасно осведомлен, зачем его бывший спутник прибыл в столицу, и препятствовать его замыслу не собирался. - Я надеюсь лишь, что прежде, чем снова уехать, ты уделишь старым друзьям немного времени, Леголас,- сказал он, улыбаясь, как прежде, сбросив с себя налет королевского величия и становясь вновь Арагорном – Бродяжником. - Как жаль, что Гимли нет в городе,- совершенно искренне ответил Леголас,- вот бы кто удивился, увидев меня здесь. Не теряя времени, вместе с Фарамиром эльф наконец отправился в библиотеку. Итилиэнский князь приветливо кивнул старому смотрителю – тот знал Фарамира еще с тех пор, как он, еще совсем мальчишка, приходил сюда вместе с Митрандиром и проводил целые дни, пока сверстники его были увлечены играми во дворе. - Если бы мой брат знал, как ему может пригодиться это «пыльное царство», он не старался бы так сильно вытащить меня отсюда,- заметил Фарамир с ностальгической улыбкой, ведя Леголаса за собой по длинному освещенному факелами коридору с высоким сводчатым потолком. - Не подгоняй удачу,- тревожно ответил Леголас,- мы еще ничего не нашли. В просторном каменном помещении пахло бумажной пылью, а воздух был сухим и колким. Здесь стояла такая оглушающая тишина, что Леголасу начало казаться, что даже его легкие шаги отдаются под сводами железным грохотом. Света в зале было не достаточно, чтобы осветить его целиком, и бесчисленные полки, заваленные и заставленные книгами и свитками, терялись в безмолвной темноте. Фарамир уверенно двинулся между ровными рядами дубовых шкафов, и Леголас пошел за ним, оглядываясь по сторонам. Корешки большинства книг были темными, старинными, и разобрать то, что было на них вытиснено, не представлялось возможным. Эльфу в какой-то момент начало казаться, что спутник его двигается наугад, но тут Фарамир остановился и огляделся по сторонам. - С чего нам начать? – спросил Леголас осторожно. Спутник его вздохнул. - Здесь хранится огромный запас знаний,- ответил он,- и чтобы ознакомиться даже с малой частью его, не хватит человеческой жизни. - Это очень воодушевляет,- заметил Леголас. С каждой минутой затея казалась все более нелепой, и в душу его липкой темнотой вновь заползало отчаяние. - Я понимаю причины твоего сарказма,- отозвался Фарамир, - но не бойся – кое-что из этого массива я успел прочесть, и, если интуиция меня не подводит, искать нам следует здесь – среди свитков, рассказывающих предания Людей Сумрака. Мы с братом происходим из иной ветви, но не думаю, что судьбы человеческих душ после смерти их тел сильно рознятся. Ведь в конечном итоге, нас отличает внешность и происхождение, но смерть стирает эти границы. Леголас отошел от него к одной из полок и осторожно провел кончиками пальцев по шершавой зернистой поверхности свитка – одного из тысячи. - Это может занять годы,- проговорил эльф безо всяких эмоций, просто констатируя факт. Внутри, как червоточина, зарождалось смутное подозрение – что если Фарамир, приведя его сюда, на то и рассчитывал, что Леголас, увидев невыполнимость своей задумки, откажется от нее, сдастся, вернется к своей жизни в Итилиэне, утратив последнюю надежду. Эльф повернулся к человеку и пристально посмотрел на него. Фарамир смотрел на него прямо и спокойно, и по этому взгляду Леголас сразу понял – нет, все совсем не так. Фарамир любил его и ценил его общество и помощь, но он искренне хотел помочь эльфу. Видимо, потому, что читал в чужих сердцах слишком умело, и потому понимал – без этого шанса Леголас не сможет оставаться среди живых, ибо его земной путь подходил к концу. Эльф шел на множество сделок со временем, выигрывал у него по крупинке, по дню, но больше так продолжаться не могло. Не пустив корни, жить невозможно. Фарамир, научившийся понимать язык деревьев, тоже теперь это знал. - Это и займет годы,- подтвердил он наконец,- и не думай, что я привел тебя сюда лишь затем, чтобы чем-то занять твое свободное время. Я сделал это лишь потому, что верю, если кто-то и сможет что-то найти, то это ты. Леголас молчал. Каменные стены, сухой запах пыли и неровный свет факелов вдруг начали давить на него со всех сторон, и посреди этого огромного хранилища древней мудрости, эльф почувствовал себя маленьким потерянным мальчиком. - Пока я в силах, я буду помогать тебе,- продолжал Фарамир,- я не смогу посвятить этому все свое время, но для меня это будет такой же мечтой, как и для тебя. Леголас все еще не произносил ни слова. Окружающая тишина давила на него, нашептывала злые советы сдаться, отступить. Ведь чего было проще – вернуться вместе с Фарамиром в Итилиэн и продолжать жить там. В том краю была жизнь, был свет и стремление в будущее, здесь же, среди пыли и камня, блуждали лишь смерть и призраки прошлого. Что если он зря цеплялся за них? Ведь можно было вернуться туда, где его любили. Смотреть, как растет Элборон – Леголас давно стал замечать, что мальчик нравом все больше походил на своего дядю. Ухаживать за садами и по утрам воспевать каждый новый рассвет. Отправиться в путешествие и повидаться со старыми друзьями, у каждого из которых была теперь своя жизнь, каждый из которых обрел собственное счастье. Может быть, даже навестить отца – вместе с Владыкой Келеборном тот теперь жил в покое и благости, наконец достигнув этого после стольких веков… Но все это были чужие жизни. Чужие радости. Чужие семьи и земли, чужие песни и чужая надежда. А жизнь Леголаса была пока что заключена здесь – средь этих тяжелых пыльных стен. - Эовин ждет тебя только через несколько дней, а Государь ждет нас к ужину через несколько часов,- Леголас впустил в свой голос ободряющую улыбку, и увидел, что Фарамир улыбнулся ему в ответ,- и я буду очень признателен, если ты покажешь, с какого свитка мне лучше начать.