"Кто я? Кто ты? Кто эти чёртовы люди, что окружают нас? Что это за гребанный мир?" К сожалению, в это утро у Хончоля нет ответов на эти вопросы. Поэтому он снова уходит, оставляя все вопросы за закрытой дверью.
***
Когда сумерки опускаются на город и зажигаются первые огни, телефон оживает от пришедшего сообщения в какао. "Приходи" И больше ничего. Но Хончолю и этого достаточно, чтобы заметаться по съёмной крохотной квартирке в поиске более-менее приемлемых (читать как "которые надеть хоть можно") вещей. Его пристанище больше напоминает свалку. В углах шаткие башни, сделанные из коробок из-под обуви. Тут и там раскиданы листки с обрывочными фразами. Иногда можно зацепиться за случайно оставленную банку пива (благо уже пустую). Через минут десять или двадцать (Хончоль хуево следит за временем) парень выползает на улицу. Выползает практически в прямом смысле этого слова. Последние дня два он безвылазно находился дома, пытаясь написать сносную лирику, но не вязалось, что раздражало бесконечно. Зубами на ходу вытаскивая последнюю сигарету из пачки, он спускается по ступенькам. В тишине отчетливо слышен шелест подошвы обуви по бетонному покрытию. На улице порывистый ветер лохматит волосы, парень с сожаление вспоминает о забытом снэпбеке. Закурить выходит не с первого раза: пламя потухает под порывами ветра. Из приоткрытого рта сизая дымка, и глоток уличного холодного воздуха. Сильнее кутаясь в кожанку, практически бегом до автобусной остановки. Ехать на другой конец города, поэтому заднее сидение, капельки в ушах и прислоненная к дребезжащему стеклу голова. Хончоль успевает даже вздремнуть и чуть было не пропускает нужную ему остановку. В ответ на звонок привычное: "Открыто, заходи." Парень качает головой на такую беспечность этого недо-хёна, на ходу стягивая тимберленды. Тот возится на кухне, гремя посудой, что подозрительно от слов: "Ахуеть, блять и что происходит". И не только потому что младший сомневается в способностях Шиёна к готовке (ладно, пиздец как сомневается), просто у хёна никогда в холодильнике еды нет. Вообще никакой. - Я тут это... - красноречиво объясняет старший и топит свой взгляд в глубокой сковородке, когда Хончоль прислоняется к дверному косяку. Это еще более подозрительно, но младший молчит, потому что такого сосредоточенного Шиёна он вообще видит чуть ли не впервые. Старший словно чувствует прожигающий взгляд спиной, просит Хончоля открыть бутылку вина. Спустя несколько мгновений белое полусладкое уже разлито по пузатым бокалам, и младшему вновь нечем заняться. Он подходит ближе и тычется губами в открытый участок шеи, смыкая ладони на впалом животе Шиёна, пока тот мешает креветки. Старший от неожиданности на пару секунд выпадает из реальности и теряет деревянную лопаточку в глубокой сковороде, потому что Хончоль вырисовывает только ему понятные символы, чуть царапая ногтями чувствительную кожу. "Поищи рисовую лапшу на верхней полке," - потому что еще немного и Шиён нахуй пошлет этот романтический ужин, который ему за каким-то хером сдался. Младший в ответ только хмыкает и пытается найти эту лапшу. Только вот ее нет. О чем Хончоль и сообщает хёну. Тот хмурит брови и говорит, что она там точно есть, просто малой слепой мудила. Романтический настрой скатывается к чертовой бабушке ("Бедная бабушка," - думается младшему) потому что Шиён проебался и элементарно забыл купить эту чёртову лапшу. Благо у старшего есть упаковка риса, и ужин вроде бы как спасен. Когда вкусная (на удивление хён готовит божественно) еда исчезает с тарелок, разговоры перетекают с рабочих, дежурных тем на более интимные. Шиён вообще не понимает, кто и когда ему так качественно промыл мозги, но наглое сознание услужливо подкидывает пьянку с Сонмином и его ебанные обои с тюльпанами. Но Сонмин-то по девушкам, а вот сам, гири-хён, сидит тут с Хончолем, который смотрит на него чуть мутноватым от выпивки (от выпивки ли?) взглядом. Их отношения с натягом можно назвать нормальными, если это применимо к двум ослам, один из которых шепчет: "Я не гей," - между поцелуями/укусами в шею, а второй наслаждается всем. Утром они просыпаются в квартире Хончоля на футоне. Вдвоем. Голые. Под одним одеялом. Шиён не гей, а как же. Младший тоже не гей, только вот прижимать к себе гири-хена до ебеней приятно. Хончолю вообще многое позволено по отношению к старшему. Брать за руку, когда они всей тусовкой бухают ( икчже, хён-гандон, удивленно смотрит на них, а во взгляде читается: "Блять, малой, ты серьезно?"). Только Хончолю можно сминать бока под супримовской майкой и целовать мягкие губы Шиёна. Только Хончолю можно гладить острые коленки старшего, когда они смотрят фильм. Только ему можно трахать Шиёна до фосфенов. И только, блять, ему можно так уебански сваливать на несколько дней, потом не отвечая на звонки и не появляясь на совместный тусовках совсем. В такие моменты гири-хёна кроет, да так, что потом квартира больше похожа на место сражения. Потому что ебанный мудак Хончоль опять трусливо сбегает, раз за разом. И теперь Шиён просто хочет узнать, что же он значит для младшего. Поэтому и затеял эту фигню с романтикой-хуянтикой. - Мне понравился момент, где ты надеваешь туфельку Сонмину, - Хончоль ржет как мудак последний, а вот гири-хёну совершенно не до смеха. Потому что у младшего бесы в глазах зажигают костры инквизиции. Для него. - А ты не понял намека? - дрожь в руках, когда Шиён наполняет их бокалы, выдает волнение. Хончоль обходит стул старшего, вставая позади. Кладет ладони на напряденные плечи Шиёна, чуть разминая. - Как думаешь? - губами дотрагиваясь до чувствительной кожи мочки. Старшего кроет окончательно. Он встает и притягивает к себе этого невыносимого мудака. Поцелуй жесткий, подчиняющий, хотя это обычно Хончоль подчиняет его себе. Нелепые пластмассовые очки летят на пол. Собственнические засосы расцветают на шее и ключицах, а в районе кадыка алеет укус. Шиён стаскивает майку с младшего и толкает того к стене. От удара у Хончоля окончательно сбивается дыхание. И это... заводит безумно? Они словно срываются с цепей. Игра "перетяни одеяло" началась. Только у младшего явно в этом случае преимущество. Он буквально трахает рот старшего языком, сжимая задницу сквозь джинсовую ткань, заставляя Шиёна сильнее прогнуться в пояснице. - Кровать... - хрипит старший, пока Хончоль гладит его бедра, иногда сжимая до синяков, и выцеловывает каждый сантиметр обнаженного тела. Шиён захлебывается вздохом, когда младший сжимает его член через джинсы. Ему нужно большее, чем это. Он приспускает хончолевы джинсы до щиколоток, и губами мажет по выступающему под нижним бельем члену. И теперь очередь младшего захлебываться вздохами. Потому что У Шиёна невозможный взгляд из-под челки, когда он обхватывает губами головку. Красные борозды остаются на плечах старшего, когда тот заглатывает глубоко: так, что член упирается в горло. Запах секса и желания, кажется, можно пощупать. - Подожди... - у Хончоля сдают тормоза, потому что желание обладать старшим запредельное. - Смазка под подушкой, - подсказывает Шиён младшему, а тот ухмыляется: все этот хён предусмотрел. Только вот как-то неловко называть хёном парня, которого ты втрахиваешь в кровать. Старший скрещивает ноги на пояснице Хончоля и стонет совершенно по-блядски, запрокидывая голову и открывая вид на блестящую от пота шею. Младший не раздумывая кусает кожу возле выступающего кадыка, оставляя бардовый след. Движения быстрые и беспорядочные, спинка кровати бьется о стену и Хончоль думает, что старшему пора поменять эту кровать на что-то более устойчивое. Младший надрачивает Шиёну так же беспорядочно, как и трахает его. Их кроет оргазмом. И, похоже, это катастрофически для обоих. Ну и может быть для кровати старшего. Им нужно время, чтобы отдышаться и вытереть следы спермы с кожи и простыней. Решать такой важный вопрос сразу после того, как вы переспали, не лучший вариант, и Шиён это понимает, но ничего не может с собой поделать. - Хончоль, кто я для тебя? - тихий голос прорезает тишину. Младший закуривает прямо в кровати и задумчиво выдыхает сизый дым, а хён ждет. Парень докуривает и потом целует Шиёна в уголок рта. - Моя жизнь. Я хочу чтобы стал для меня всем и, желательно, как можно дольше. Прости, что сбегал тогда.***
- Гандон, где мои очки?! - Выкинул. Отдал парочку Икчже и Донхёку. Ты и без них лапочка. - Что?! Я тебя убью! - Я тоже тебя люблю мудила. Сделай кофе, будь котиком.***
Шиён задает себе вопрос: какого черта уже третий год он живет с этим невыносимым человеком, а потом вспоминает о сонном Хончоле по утрам, о разбросанных вещах, о поцелуях в щеку вечерами, когда он занят написанием текста - и всё встает на свои места. Он просто его любит таким, какой он есть. И это есть счастье. И теперь Шиён знает, кто он.