Астра и лилия

Она была не такой. Совершенно не такой. Неподходящей для Люциуса Малфоя. Люциус сразу это понял, стоило ему увидать Молли Прюэтт на четвёртом курсе, после каникул, когда растрёпанная Молли ворвалась на платформу 9 ¾ в помятой мантии, волоча за собой несуразную, подскакивающую на каждом шагу, коляску с вещами. Кажется, одно из колёс в этой коляске было меньше других, но Молли это ни капли не смущало. Или даже веселило? Вульгарная. Это словечко как нельзя лучше подходило к гриффиндорке Молли Прюэтт. И откуда такая взялась в почтенном семействе? Даже Фабиан с Гидеоном, при всей их несносности, были менее... менее развязными, менее вызывающими, чем эта ярко-рыжая, похожая на морковь, яростно пылающая девчонка. Пылающая, да. Пышущая здоровьем и весельем, плюющая на условности, живущая, словно каждая минута в её жизни грозила стать последней. Молли врывалась в размеренную, расписанную по часам и минутам, жизнь Люциуса Малфоя, словно ураган. И совершенно этого не замечала. Что ей за дело до надменного слизеринца? Они вращались в разных кругах. Даже в Слаг-клубе не пересекались: Гораций Слагхорн на робкое предложение Люциуса ввести гриффиндорку в круг избранных несколько растерянно поглядел на Малфоя и недоумённо пожал плечами: — Зачем? Её будущее, мальчик мой, совершенно непривлекательно, уж поверь мне. Выскочит замуж за кого-нибудь из своих, нарожает кучу детишек, будет готовить им обеды... Она обыкновенная ведьма, Люциус, а мы здесь собираем выдающихся, понимаешь? Люциус понимал, поэтому сухо извинился, сгорая со стыда за глупое предложение. За глупую поблажку чему-то глубинному, мерзкому, тёмному, чему он сам никак не мог подобрать названия. На пятом курсе, став старостой, Люциус нещадно штрафовал Молли за наималейшее нарушение правил. И, разумеется, не пригласил её на бал. Это было бы... абсолютно неприемлемо. Они не подходили друг другу. Совершенно. Совсем. А сны... что ж, это всего лишь сны. Молли они не снились — Люциус был убеждён в этом. Он слишком хорошо успел изучить Молли Прюэтт. Она не обращала на него внимания. Разве что хмурилась в ответ на очередное взыскание, чтобы через минуту рассмеяться с одной из своих многочисленных гриффиндорских грязнокровных подружек. Если взыскание оказывалось слишком строгим, то Молли плакала в кругу тех же подружек и честила Малфоя словами, о значении которых Люциус предпочёл бы не знать. Но он знал. Он знал обо всём, что касалось Молли Прюэтт. Некоторые словечки даже взял на вооружение — Абраксас Малфой был в шоке, услыхав одно из них, зато указывать магглорожденным и грязнокровкам их место стало значительно легче. Но даже в этих слезах не было места Люциусу — Молли воспринимала слизеринского старосту, как вариант... стихийного бедствия, наверное. Хотя на самом деле стихийным бедствием являлась именно она. Молли Прюэтт была пожаром, алым пожаром с золотыми танцующими искорками. Воплощение Гриффиндора. Она и её факультет очень подходили друг другу — несносные, всюду сующие нос, готовые спорить и взрываться по любому поводу. Молли Прюэтт была фейерверком, подобным тем, которые запускали Фабиан с Гидеоном, стоило преподавателям упустить близнецов из виду. Молли Прюэтт... она просто была. И это отравляло жизнь Люциусу Малфою. А Молли даже не подозревала. Шумная и бестактная гриффиндорка, она не понимала ничего. Она даже не задумывалась, насколько они с Малфоем несхожи, потому что никогда не думала о Малфое дольше пары секунд. Может, оно и к лучшему, что Молли никогда о нём не думает, яростно твердил себе Люциус. Определённо к лучшему. Так никто ничего не заподозрит, потому что ничего и нет. Просто староста наказывает очередную нарушительницу порядка. А больше между ними не происходит ничего. И это правильно. На бал Люциус пригласил однокурсницу-слизеринку, Пернелль Гринграсс, первую красавицу, хрупкую блондинку, по всем статьям идеальную пару для отпрыска Малфоев. Как и положено, он вручил избраннице букет лилий, а одну из лилий вставил в петлицу парадной мантии. Однокурсники завидовали, Пернелль сдержанно улыбалась, преподаватели умилённо качали головами, Гораций Слагхорн пустил слезу... Люциуса и Пернелль почти единогласно признали лучшей парой бала. Против были только некоторые гриффиндорцы, но кто их вообще слушает? Молли пришла с Артуром Уизли. Её мантия была ярко-алой, вызывающей, невыносимо вульгарной. Ей чертовски шло. В петлице у Артура болталась растрёпанная красная астра. Слизерин посмеивался и язвил, строя предположения, с какой клумбы Артур сорвал цветок перед балом. Уизли не обращал на подколки внимания. Он был слишком занят: сиял и горел. Два рыжих язычка пламени посреди бальной залы. Эти двое друг другу весьма подходили. После бала Люциус впервые в жизни напился. Кажется, он спьяну пытался облапать Пернелль, за что получил заслуженную оплеуху. А Молли кружилась с Артуром под весёлый рил, а рядом выплясывали Фабиан с Гидеоном — с кем пришли эти два разбойника, Люциус не помнил. Впрочем, близнецы всё равно меняли подружек раз десять за бал... А Молли выплясывала с Артуром, и её алая мантия развевалась, и они смеялись, глядя друг на друга... И для этих двоих больше ничего в мире не существовало. Для Люциуса Малфоя — тоже. Он должен был подойти к Молли и просто станцевать с ней. Просто встать, оставив Пернелль, и присоединиться к общему веселью, поправ все правила, нарушив все границы. Это было бы абсолютно неправильно, совершенно немыслимо, и все застыли бы с недоумёнными гримасами... Но Молли бы тогда заметила Люциуса. Наверняка бы заметила. Просто подойти, наплевав на всё, наплевав на своё неумение танцевать этот чёртов рил, просто усмехнуться, можно даже кривовато, и повести Молли Прюэтт в танце. Просто сбросить все условности в мусорную яму и станцевать рил. Просто перестать быть собой. Загореться, как она, и сгореть дотла. А там — будь что будет. Она бы поняла. Она бы оценила. Люциус слишком хорошо изучил Молли, чтобы твёрдо осознавать: да, вот такое эта девушка способна понять и оценить. Только такое. Сумасшедше-гриффиндорское. И будь что будет. Разумеется, ничего хорошего не произошло бы. И поэтому Люциус остался там, где он остался. А Молли вышла замуж за предателя крови Артура Уизли. Они оказались почти идеальной парой. Ровно настолько неидеальной, чтобы никогда не устать друг от друга. Ну а Люциус женился на Нарциссе Блэк. И они тоже подходили друг другу идеально. То есть совсем идеально. Из Нарциссы получилась хорошая жена и великолепная мать для Драко. А из Молли — великолепная мать для семерых шумных, неугомонных отпрысков Артура Уизли. И это было правильно. Просто с тех пор Люциус терпеть не мог рил и Артура Уизли. Но это ведь абсолютно нормально для чистокровного... Иногда Люциусу казалось, что Нарцисса всё понимает. Иногда ему хотелось спросить, с кем когда-то не пошла танцевать свой рил его жена. Разумеется, Люциус не спрашивал. Спутницу жизни следует уважать и не задавать ей бестактных вопросов, на которые всё равно не получишь ответа. Точно так же Люциус Малфой не спрашивал сына, почему он так ненавидит Гермиону Грейнджер. Но иногда он завидовал сыну — они с Грейнджер хотя бы соперничали, а значит, оба думали друг о друге. Хотя Драко — постоянно, а Гермиона, похоже, периодически. Люциус поощрял это соперничество, хотя, естественно, дал Драко понять, насколько ему, главе рода Малфоев, противна сама мысль о магглорожденной. И когда он распекал сына, то чувствовал, как за его плечами поднимаются все те поколения чистокровных, так и не пригласивших на рил девушек, которые им совершенно, ну вот ни капли не подходили. Драко был послушным сыном. Он во всём подчинился воле отца, и Люциус разочаровался в отпрыске. Но оставалась надежда на внуков.