Метод кнута без пряника

- Раздевайся. Может показаться, что Пулеметчик чем-то недоволен, зол на кого-то, но на самом деле он в таком настроении всегда. Медик раздраженно отвлекается от эксперимента, над которым увлеченно работал, медлит несколько секунд, потом, выругавшись, срывается с места и запрыгивает на стол, на ходу скидывая сапоги. Ему не нравится здешний операционный стол - твердый, металлический, холодный, неудобный. На таком неприятно проводить операции, а уж тем более - лежать самому. Но Медик быстро усвоил правило: если Пулеметчик пришел к нему в кабинет, значит разложит на операционном столе. Пытаться что-то поменять смысла нет, противиться - тоже. С тоской взглянув на незаконченный эксперимент по сверхбыстрому выращиванию глазных яблок - придется начинать заново - Медик торопится снять штаны, предварительно вынув из кармана смазку. Дальше можно и не раздеваться, а вот если он не успеет себя растянуть, это будут только его проблемы. Но Пулеметчику долго раздеваться - классическая форма не приспособлена для быстрого из нее освобождения. В ней много деталей, на взгляд Медика - лишних, и он рад, что ему не запрещают носить привычную одежду. Медик ни капли не возбужден, напряженные мышцы не поддаются даже собственным скользким пальцам. Прикосновение резины неприятно, но Медик не тратит время на то, чтобы снять перчатки. Он закрывает глаза, стараясь расслабиться как следует, но звук расстегивающихся кнопок - последнего, что Пулеметчик расстегивает в своей одежде - этому не способствует. Руку Медика резко отстраняют, и он недовольно морщится, как-то неосознанно придвигаясь ближе к краю стола, потому что знает: Пулеметчик сам положит его, как нужно. Все, о чем Медику стоит заботиться - его собственные ощущения, хотя толку от этого мало. Проникновение ожидаемо болезненное, но Медик только покорно раздвигает ноги, прикусывает губу, стараясь вести себя как можно тише. Пулеметчик никогда не дает ему привыкнуть, и просить подождать - бесполезно. Он возьмет свое и уйдет, и чем быстрее он это сделает, тем лучше. Медику еще повезло, что Пулеметчик застал его в кабинете. Встретил бы в коридоре - трахнул бы прямо там. Медик успел убедиться и в том, что он запросто может сделать это на виду у остальной команды. Пытаясь унять дрожь и подавить рвущиеся из горла жалобные звуки, Медик прогибается навстречу движениям сильных бедер, бесцеремонно вгоняющих член в его тело. Медик никогда не думал, что будет спать с мужчиной, но раз уж это происходит, он бы предпочел по-другому. Вопреки тому, что Пулеметчик с ним делает, Медику хочется его поцеловать, провести языком по его оскалу, обнять за мощную шею. Но он знает, что любую подобную попытку Пулеметчик пресечет в самом начале. Если Медик попробует к нему прикоснуться, он вывернет ему руки. Или сломает. Медик устал лечить себя каждый раз после его прихода, поэтому просто смотрит и украдкой вдыхает его запах, если Пулеметчик решает принять ту позу, в которой это возможно. Поначалу Медик не стеснялся кричать, что ему больно. Даже плакал, но сломанной челюсти и разбитых очков хватило, чтобы понять: больше всего Пулеметчик ненавидит слезы. Истерический смех, который Медик иногда не может сдержать, прерывается тем же способом. Без очков Медик видит плохо, и у него остались только одни, поэтому он разрывается между желанием снять их и хотя бы отложить на расстояние вытянутой руки, или оставить и смотреть на Пулеметчика. Тот не запрещает, а Медику нравится, как он выглядит во время секса. Пулеметчик единственный из команды, кто до сих пор поддерживает себя в отличной физической форме, что не может не радовать Медика, искренне интересующегося человеческой анатомией. Стол издает громкий скрежет, сдвигаясь под напором Пулеметчика в определенном ритме, всегда четком, ровном, предсказуемом. В этом есть некоторое удобство - под этот ритм можно настроиться, предугадать его. Но иногда Пулеметчик все же делает неожиданные вещи, от которых не спасает абсолютное послушание. Он может положить руку на горло Медика, сжать и не отпускать, пока тот не потеряет сознание. Может навалиться и переломать ребра. В большинстве случаев Медик способен помочь себе сам, но несколько раз доползать до лечебной пушки приходилось на последнем издыхании. Поэтому он уже не удивляется, когда замечает кровь на члене, почти полностью покидающем его тело перед каждым размашистым толчком, только откидывается и ждет, пока все закончится. Медик много раз пытался отделаться минетами, но он, видите ли, недостаточно хорош в этом. Пулеметчик корчил недовольные гримасы и за волосы оттаскивал Медика от своего члена. Единственный способ уменьшить боль - это анестетики, которые Медик принципиально не использует ни на своих подопытных, ни на себе. Медик считает, что может это пережить, он даже пытался получить удовольствие от происходящего, но Пулеметчик очень внимательно следит, чтобы такой возможности не было. Несмотря на боль, иногда Медик может почувствовать, как член Пулеметчика задевает его простату. Но Медик не может сдерживаться, если ему хорошо - он стонет по-другому, дышит по-другому, его лицо принимает совсем не такие выражения. Он неизбежно выдает себя, и Пулеметчик просто начинает трахать его под другим углом или меняет позу. Трогать себя Медику тоже не разрешается. Пулеметчик не делает никакого рода поощрений, и в лучшем случае не бьет Медика слишком сильно, если тот ведет себя послушно. Медику совсем не нужно, чтобы его выперли из команды, и только поэтому он позволяет издеваться над собой. Но, сколько бы Медик не размышлял над этим, он никак не может понять, какая у Пулеметчика цель и есть ли она вообще. Возможно, ему просто нравится заниматься сексом, причиняя боль партнеру, и на самом деле ему не нужны ни страх Медика, ни унижение, ни привязанность. Но чем больше проявляется равнодушие Пулеметчика, отсутствие всякого интереса к чувствам Медика, тем ярче Медик ощущает парадоксальную привязанность. Он не понимает, как это работает. Под особенно грубыми толчками Медик перестает сдерживаться. Он стонет в голос, стараясь при этом не задохнуться: каждое движение Пулеметчика выбивает воздух из его легких. Но Пулеметчик уже не замечает этого; он ни на что не обращает внимания, когда кончает. Его сперма выплескивается тугой горячей струей, и Медик хорошо чувствует ее внутри себя. Это неприятно, но этим обыкновенно все заканчивается. Пулеметчик на несколько мгновений замирает. Тяжело дышит, нависая над вздрагивающим измученным телом. Медик не может перестать смотреть на него, ему безумно хочется дотронуться до плотно сжатых губ, до синих стекол очков, мешающих понять, куда Пулеметчик смотрит. Зацепиться за операционный стол пальцами не удается - облаченные в перчатки и покрытые смазкой, они предательски скользят по металлу; Медик нащупывает край собственного халата и сминает его в руке. Пулеметчик отстраняется, с отвращением скалится, кидая взгляд на свой окровавленный член, и начинает одеваться. Медик отворачивается, он и так много раз видел, как Пулеметчик уходит. Неторопливо, молча разбирается со всеми застежками на своей одежде - всегда в полной форме, готовый к внезапной миссии; Медик восхищается им, как безоговорочным лидером команды. Медик не может подняться даже после того, как Пулеметчик выходит из кабинета, громко, до звона расставленных на полках склянок, хлопнув дверью. Слабость невидимой рукой прижимает Медика к поверхности, не давая встать. Стол, нагретый его телом, уже не кажется таким холодным и жестким. Медик некоторое время так и лежит с разведенными ногами, в том положении, в котором его оставил Пулеметчик, апатично разглядывая набор инструментов на стене. Они остались от прошлого хилера и выглядят безнадежно устаревшими, но блестят как новые. Медик не уверен, что ими вообще когда-то пользовались. Будто бы развесили, как коллекцию, да так и оставили. Медик не пытается довести себя до оргазма, все равно это никогда не получалось. Он мог бы попробовать после того, как вылечит себя, но у него обычно еще долго не возникает такого желания. В этот раз у него даже не стоит. Когда звон тишины становится невыносимым, когда все начинает расплываться перед глазами, когда успокаивается бешено бьющееся сердце и напряжение отпускает по одной каждую мышцу в его теле, Медик наконец снимает перчатку и проводит тыльной стороной ладони по лбу, стирая уже остывший пот. Медленно спускает ноги на пол, наблюдая, как несколько красных капель, проложив дорожки по внутренним сторонам бедер, разбиваются о кафель. Нетвердыми, осторожными шагами подходит к единственному, что толком здесь оборудовал - лечебной пушке. Зафиксировав рубильник во включенном состоянии, Медик садится на пол и, подобно ростку, набирающемуся сил под лучом солнца, впитывает в себя теплый красноватый флюид. Боль постепенно уходит, исчезает мерзкое чувство растянутости, светлеют ссадины на бедрах, оставленные короткими твердыми ногтями, кровь испаряется с перемазанного ей халата. Больше нет никаких физических напоминаний о том, что сейчас произошло, но на душе остаются ненависть к собственной беззащитности, непонятная, неизвестно откуда взявшаяся горечь. Стыда нет. Стыдиться Медику нечего. Мозг неустанно перебирает причины, по которым Пулеметчик так ведет себя. Иногда Медику кажется, что его воспитывают, приучают к чему-то. Неужели Пулеметчик всего лишь добивается полного подчинения? "Пусть думает, что у него это получилось", - думает Медик. Его губы растягиваются в насмешливой улыбке. Кое-что странно успокаивает: Пулеметчик - жуткий собственник, и пока он трахает Медика, тот может быть уверен, что больше никто из команды его не тронет.