Накрыло

Субботним утром аврора Рональда Уизли мучили две вещи: зверское похмелье и совесть. И если с похмельем все было более или менее ясно, нужно было только заставить себя подняться и дойти до шкафчика с зельями, то совесть принялась за Рона всерьез. Она кусала, грызла, выдирала куски, и Рон совершенно не знал, что с ней делать. Вчера вечером он в первый раз изменил любимой жене — и не с кем-нибудь, а с Гарри Поттером, мужем собственной сестры. То, что Гарри Поттер одновременно являлся его лучшим другом, только усугубляло содеянное. И как исправить эту ситуацию Рон не знал. Все получилось как-то внезапно. Накануне они с Гарри решили отметить завершение операции по задержанию группы торговцев незаконными ингредиентами. Это, конечно, были не Упивающиеся Смертью, но тоже достаточно неприятные и опасные типы. Авроры гонялись за ними полгода, и вот, благодаря тщательно разработанному Гарри плану, ловкие контрабандисты наконец-то попались в ловушку. Вот только Дин, который всего лишь страховал группу захвата, влетел под шальное Секо и, пожалуй, простился бы с жизнью, не окажись у Гарри с собой портключа прямо в Мунго. Рон передал Дина с рук на руки колдомедикам, а потом аппарировал в аврорат. Приняв душ и смыв с себя кровь и усталость, он отыскал Гарри, который сидел в своем кабинете и заканчивал отчет об операции. Выглядел тот неважно, и Рон предложил пропустить по стаканчику, чтобы снять напряжение. Сначала они с Гарри выпили прямо в аврорате, оприходовав походную фляжку. А потом, прихватив по дороге бутылку Огденского, завалились домой к Рону. Благо, Гермиону Кингсли отправил на какую-то очередную конференцию, посвященную взаимодействию волшебников с магическими существами. С любыми бытовыми проблемами Рон справлялся на «раз-два» — мамина школа — так что отсутствие Гермионы было им с Гарри только на руку. Вряд ли супруга позволила бы ему выпить лишнюю рюмку, да и Гарри бы не постеснялась отправить домой, к жене. А так, пока Рон соображал нехитрую закуску, по-быстрому нарезая сыр и колбасу, Гарри послал сову Джинни и с чувством выполненного долга снял мантию и развалился на диване в гостиной. Выпили по первой за удачную операцию, потом сразу же по второй за скорейшее выздоровление Дина и по третьей за дружбу. А потом вдруг случилось то, что Рон до сих пор не мог сам себе объяснить. Он закрыл глаза и снова вспомнил вчерашний вечер. Вот Гарри, рассказывая анекдот, по-дружески кладет руку ему на плечо. Потом рука медленно ползет вниз, ласково поглаживая напряженную спину Рона. Рон смотрит на Гарри, но тот не отводит глаз и медленно, робко касается его щеки губами. Гарри пьян, но не настолько, чтобы не понимать, что он делает. А вот Рону сложно разобраться в происходящем. Он пытается что-то спросить, но Гарри прижимается губами к его губам, раздвигает их языком и медленно исследует его рот. Рон и сам не понимает, почему не отталкивает друга. Он же и представить себе не мог, что вообще способен целоваться с мужчиной, и уж тем более с Гарри. Он ловит себя на мысли, что поцелуй с мужчиной по большому счету ничем не отличается от поцелуев с женщиной. Это приятно, настолько приятно, что Рон чувствует, как к паху приливает кровь. А потом Гарри с явной неохотой отстраняется и начинает говорить. Он говорит много и сбивчиво, о том, что совершенно запутался в своих чувствах, что очень любит и ценит Джинни, но уже долгое время испытывает к Рону отнюдь не братские чувства. Гарри нервно ходит по комнате, размахивает руками и пытается объяснить, что все началось слишком давно, еще в школе, что он боролся с собой и никогда бы не посмел ни словом, ни взглядом даже намекнуть на это запретное чувство. Но сегодня Секо, под которое так нелепо подставился Дин, летело прямо в спину Рона, а он, Гарри, был слишком далеко, чтобы поставить щит. Гарри говорит, что его достало терять дорогих людей, так и не сказав, что он их любит. Сначала родители, потом Сириус и Дамблдор. За ними Ремус и Тонкс, Фред и даже профессор Снейп, которого Гарри, разумеется, не любил, но считал себя ему обязанным, за все, что тот сделал для победы. И о том, что когда Рон отправился с Дином в Мунго, он для себя решил, что больше не будет скрывать своих чувств. Он, Рон, может даже проклясть его, но все равно ничего не сможет изменить, потому что Гарри все равно будет любить его. Рон слушает Гарри и понимает, что все, о чем тот сейчас говорит, относится и к нему самому. И у него каждый раз обрывается сердце, когда Гарри рискует жизнью и бросается в самый центр схватки, забывая о собственной безопасности. Раньше Рон думал, что это всего лишь боязнь потерять лучшего друга, но нет, это чувство больше простой дружбы. Это не любовь, это то самое странное желание, которые Рон давно уже загнал в самую глубину подсознания. Гарри собирается сказать что-то еще, но Рон прикладывает палец к его губам и пристально смотрит ему в глаза. В зеленых глазах Гарри немой вопрос, и Рон легким кивком обозначает свое согласие. На самом деле ему нечего бояться, он будет делать только то, чего хочет сам. Гарри снова целует его, уже не так робко, а со всей присущей ему страстью. — Ты уверен, Рон? — спрашивает он. — Ты в самом деле хочешь этого? Рон снова кивает и быстро снимает с Гарри одежду, а потом раздевается сам. У его друга отличное, крепкое, мускулистое тело и чуть смуглая кожа. Его грудь и ноги сплошь покрывают черные курчавые волосы. Член Гарри покороче и немного потолще, чем у него самого, он уже стоит, и Рону почему-то очень хочется сжать на нем пальцы. Не то чтобы Рон не видел обнаженного Гарри раньше, все-таки шесть лет учебы они провели в одной спальне. И после тренировок в аврорате в душ ходят вместе. Но так близко — в первый раз. Он красив, красив той мужской и чуть диковатой красотой, что у Рона окончательно сносит крышу. Он опускает голову, не смея смотреть на Гарри, ему одновременно сладко и стыдно. Но Гарри пальцем приподнимает его подбородок и снова целует. Он ласкает шею друга, гладит грудь. Потом переворачивает Рона на живот и массирует его плечи и спину. Рон плавится от удовольствия, и все тревоги и сомнения тают, как только его тела касаются сильные и ловкие руки. Гарри обнимает его, и чуть грубоватые и одновременно такие нежные пальцы гладят Рона по спине и спускаются все ниже, к ягодицам. Рон закрывает глаза. Он чувствует, как возбужденный член Гарри ненароком касается его ног. Его сердце бьется часто-часто только при одной мысли, что Гарри может пойти дальше. Кровь приливает к низу живота, и ему становится ужасно неудобно лежать на диване именно в этой позе. Он снова поворачивается на спину и обнимает Гарри. Тот отвечает на объятие, они целуются. Гарри целует его плечи, живот и, подавшись вперед, утыкается лицом в густую поросль между ног Рона. Сначала он нежно ласкает языком возбужденный член, потом начинает усиленно сосать, и Рон орет дурниной от удовольствия. Это круто, намного круче того, что проделывает с ним Гермиона. Впрочем, в этот момент Рон меньше всего думает о жене. Первый раз немного неловкий, потому что у обоих такое впервые. Гарри, лежит сверху, плотно прижимаясь к Рону, неспешно двигается, не забывая при этом целовать его. Рон охотно отвечает на поцелуи, еще больше возбуждаясь от прикосновения к своему лицу небритого подбородка Гарри. Некоторое время в гостиной слышится только скрип дивана и стоны двух мужчин, полностью поглощенных друг другом. Постепенно они приспосабливаются к ритму и увеличивают темп. По телу Рона проходит волна дрожи, он выгибает спину, громко стонет и кончает. И вместе с ним кончает его нечаянный любовник — его Гарри. Еще час они лежат, обнявшись на диване, ни о чем не говорят, просто наслаждаются близостью. Потом Гарри наскоро принимает душ и отправляется домой. Когда он уходит, Рон, недолго думая, допивает бутылку и проваливается в спасительное забытье. А утром просыпается в компании похмелья и слишком обострившейся совести. Рон заставил себя встать и побрел на кухню к шкафчику с зельями. Нашел антипохмельное и осушил почти половину флакона. В голове сразу же прояснилось. Он попил воды, потом пошел в ванную, принял душ и побрился. Вернувшись в гостиную, Рон принялся наводить порядок, и некоторое время механически убирался и мыл посуду, протирал пыль и даже полил всеми забытый кактус, подаренный когда-то Невиллом. И никакой магии — в быту Рон предпочитал обходиться без нее. Но думал он только об одном — как объяснить самому себе вчерашнюю историю. Рон не видел ничего дурного в любви между мужчинами. В конце концов, и его брат Чарли был геем. Но за собой Рон не замечал ничего такого, его всегда привлекали только женщины. Заниматься сексом с Гермионой ему нравилось: его жена, не смотря на внешнюю строгость, была очень горяча в постели, что Рона, безусловно, устраивало. То, что случилось вчера, не поддавалось никакому логическому истолкованию. И одно он знал точно — ему было очень хорошо, а значит, оно того стоило. А потому Рон решил не искать логики в сложившейся ситуации. Он любит Гермиону и не собирается от нее уходить. Он хочет прожить с ней долгую жизнь, растить детей, делить на двоих и радости, и горести и, по возможности, умереть в один день. А Гарри любит его сестру и тоже не собирается с ней разводиться. Еще бы, ведь Джин родила ему троих детей, о которых он мечтал еще в школе. Так кому будет плохо, что иногда они станут снимать напряжение таким вот странным способом, если никто и никогда об этом не узнает? Уж точно не Рону Уизли. В конце концов, это у него самая лучшая в мире жена и самый лучший в мире любовник. Рон улегся на диван, обнял подушку и провалился в сон. Ему снились полные солнца сны, в которых он целовал то Гермиону, то Гарри и был совершенно доволен таким положением. Его совесть, мирно свернувшись в клубок, тоже уснула. Что толку спорить с этим рыжим, видимо, решила она, если он даже в такой щекотливой ситуации умудрился найти для себя оправдание. В конце концов, не зря говорят, что рыжим всегда везет. Особенно — таким нахалам как Рон Уизли.