Джаз в крови

Кровь повсюду. Красная, влажная, пульсирующая, обволакивающая. Ею залито всё — руки, шея, колени, лицо. Губы. Он может попробовать её на вкус — медь, железо и калий — и совсем не помнит, что было до появления крови. Он весь в крови, он пропитан кровью, но хочет больше. Он голоден. В тёмном и алом мире он больше не может отличить металл от плоти. Ему нужна кровь. Больше. Она где-то рядом, совсем близко, он слышит, как она струится в венах, слышит... — Харви. Звучание собственного имени отрезвило. И голос знакомый: на мгновение он вспомнил, каким был мир до того, как его растерзали на части. Он вспомнил... *** Вечернее тусклое солнце пробивалось сквозь стёкла манхеттенской Галереи Джаза, и в его умирающем свете молоденький паренек безмятежно настраивал и полировал свой саксофон. Вокруг стоял шум, состоящий из множества одновременных разговоров: люди обсуждали, что концерт вот-вот начнется, и вечеринку, что состоится на этой же улице после. Постоянные посетители всё время подходили к молодому музыканту, и он обращался к каждому с неизменной улыбкой, никогда не покидая своего места. И даже через всю комнату шум его крови музыкой звенел в ушах, манил и звал, и становилось всё сложнее его игнорировать. — Играете сегодня? — спросил Харви, вставая под светом ламп вместо вечернего солнца. — В первый раз? Молодой человек поднял удивленный взгляд, учтиво улыбаясь. Его блестящие глаза были голубыми — слишком светлыми для темных волос. — Верно, — мягко ответил он, и в голосе звучало удивление — как будто не к нему всю ночь подходили посетители. Он протянул Харви руку: раскрытая ладонь, длинные пальцы, залитые солнечным светом. — Добрый вечер, меня зовут Майк. Вы здесь впервые? — Нет, — Харви не принял его руки, хотя очень хотелось. Но свет мгновенно выдал бы все секреты, чего нельзя было допустить. Майк явно смутился и после неловкой заминки убрал руку, потер её о штаны. — Я спонсор. — Ох. Музыкант? — тут же оживился Майк, очнувшись от краткого момента смущения. Харви рассмеялся. — О, нет. Мой отец был умелым музыкантом, а я всего лишь преданный поклонник, — он склонил голову, заменяя рукопожатие поклоном. — Харви. — Как скажешь, Харви, — Майк старательно подчеркнул голосом его имя, — мне очень приятно познакомиться с поклонником. Надеюсь, тебе понравится представление. — Уверен, что так и будет, — мурлыкнул Харви, и попал в точку, судя по пульсации крови Майка и запаху его кожи. Концерт был захватывающим — в лучший из некоммерческих джаз-клубов города любителей не приглашали. Харви не лгал относительно своего интереса: ему правда нравился джаз, по-настоящему нравился. Ритм, душа и жизнь этой музыки опьяняли, и он впитывал каждое мгновение этого зрелища. Наверное, слишком часто обращая пристальный взгляд на Майка, поглощённого своей игрой, но немного внимания не повредило ни ему, ни кому-то другому. Последующая вечеринка ниже по улице едва ли имела отношение к Галерее Джаза, но один из спонсоров арендовал это место, чтобы отпраздновать успешное выступление, и Харви не собирался пропускать всё веселье. Спонсоры, подобные ему, столь часто вкладывающие деньги в Галерею, ожидали отдачи. В любом случае, ночь была молода, и Харви не терпелось найти себе развлечение в её зыбких тенях. Быть порождением ночи гораздо сложнее, чем люди это описывают. Это больше, чем просто бегство от солнца. Постоянное желание — больше крови, больше вина, музыки, секса, в любом момент, когда сжимаются тиски ночи. Харви описал бы это желание одним словом: ненасытное. Он избегал соблазнов так часто, как только мог, не позволяя себе отношений, избегая публичных мест, связанных с общением и развлечениями, обеспечил себе постоянную занятость на работе. Но джаз... Против этого соблазна он не мог устоять, и Галерея Джаза стала его прибежищем на те времена, когда домашних записей было недостаточно. Вечеринка полнилась знакомыми и новыми лицами. Харви чуял музыкантов лучше, чем видел: они затерялись в толпе, вспотевшие от радостного возбуждения и света прожекторов, несущие аромат своих инструментов на руках. Вокруг царила непринужденная атмосфера, и Харви растворился в ней, расслабился, забывая о своих желаниях, пропитанный энергетикой концерта. Пока стул через три от него не оказался занят обладателем саксофона и соблазнительного, манящего запаха крови. — Майкл, — ему не нужно было поднимать голову. — Майк, — поправил тот, заказывая бельгийское красное пиво. Бармен взяла бутылку, а Майк потянулся за деньгами, но Харви опередил его, протянув свою карту. — Я угощаю, — он смотрел на бармена, пока она не кивнула и не забрала карту, и перевел взгляд на Майка. — Ты сегодня прекрасно выступил. Позволь мне купить тебе выпить. Он прекрасно слышал, как гулко застучала кровь в висках Майка, чуял его нерешительность, но когда их глаза встретились, пульс Майка успокоился, и он даже возражать вслух не стал. Харви слегка удивился — он ожидал другой реакции. Когда бармен вернулась с бутылкой для Майка, тот указал глазами на бокал Харви. — А что пьет этот господин? — «Old fashioned», — понимающе улыбнулась женщина. Майк ответил легкой улыбкой, и Харви залип на ней, чересчур быстро опрокинув в себя остатки коктейля. Майк не должен был так улыбаться. Его улыбка пробуждала голод. — Кажется, ему нужно повторить заказ. Я плачу, — Майк положил на стойку пару купюр. — Сдачи не нужно. Я получаю достаточно. — Конечно. Благодарю, — она улыбалась Майку, игнорируя присутствие Харви, как будто это Майк был обольстительным творением ночи, а не идеальным примером хорошего дневного мальчика. Ладно, Майк очень привлекателен, с этим не поспоришь. Харви усмехнулся, принимая новый бокал. — Отлично сработано. Майк пожал плечами, как будто привык поступать подобным образом. Бармен поставила перед ним стакан и наполнила его пивом — тёмным, красным, покрытым тонкой шапкой пены. Кто-то мог бы принять это пиво за вино, зачем-то покрытое сливками. Харви же выбор Майка казался кровью, сладкой, как сахар, плотной и вязкой. Если бы не сильный запах вишни, сахара и дрожжей, он бы так и подумал. Тем не менее, смотреть, как Майк пьет это, было довольно сложно. Тёмная кровь в бокале коснулась губ музыканта и определила его судьбу. Харви не мог, просто не мог сопротивляться соблазну. Он искал кого-то, чтобы заманить в темноту, утолить голод, и Майк идеально подходил — приятная внешность, сладкий запах крови, и никаких назойливых друзей или семьи. Алкоголь в крови Харви окончательно сорвал все тормоза. Майк заметил настойчивый взгляд Харви лишь к третьему бокалу, и тяжело сглотнул. Его горло ещё поблескивало от пота, а тело полнилось адреналином, и по его глазам Харви понял, что бельгийское пиво не было первой за вечер выпивкой. — Поклонник, значит? — спросил Майк, не отводя взгляда. — И весьма страстный, — откликнулся Харви, поднимая бокал и глядя на Майка поверх его кромки. Между ними никого не было, и Майк бессознательно и нервно глотнул своего пива. Харви провел раскрытой ладонью по бедру, вниз и вверх. Майк следил взглядом за этим движением, отчётливо следил. Его сердце частило ударами, неровно и быстро. Внезапно отвернувшись, Майк одним глотком прикончил пиво и соскользнул с кресла. Харви следовал за ним взглядом, даже вновь развернувшись к стойке. Майк прошел сквозь толпу и исчез в комнате отдыха вместо мужской уборной. Харви слегка улыбнулся и спокойно допил свой коктейль, оставил под бокалом щедрые чаевые и проследовал в том же направлении. Остановившись у дверей, он сделал вид, что раздумывает, а сам прислушался к биению чужого сердца. В уединении комнаты отдыха Майк определенно не собирался заниматься своими делами; вместо этого он смотрел прямо на дверь, ожидая. Харви усмехнулся. Не стоит и дальше тянуть. Запах Майка пьянил и звал, а нервозность может его испортить. С самым безмятежным видом Харви нажал на ручку и шагнул в комнату. Майк тут же захлопнул дверь за его спиной, щелкнул замком — и прижался губами к губам Харви, не заботясь, как многие молодые люди, о том, что ничего о нём не знает. Серийный убийца или восхитительный любовник — Майк был готов отдаться ему, и Харви с удовольствием принял его порыв. Когда первый стремительный пыл был утрачен, и в движениях Майка появилась скованность, Харви решительно взял инициативу в свои руки и прижал мальчишку к себе. Приник к губам, пробуя на вкус его рот, вишнёвый и сладкий от пива. Его пальцы ласкали шею Майка, кружили вокруг кадыка, спускались ниже и ниже по его груди, пока не добрались до ремня — и снова скользнули вверх. Майк зарывался пальцами ему в волосы и дергал за воротник, оглаживал по груди. Харви ловил губами его срывающееся дыхание. Кровь стучала в жилах Майка, и Харви жаждал её попробовать. Ему так нужно было испить её. Майк предлагал ему себя на блюдечке с голубой каёмочкой, и его кровь полнилась столь сильной страстью, что Харви не мог сосредоточиться даже на простых ласках. Он прервал поцелуй и прихватил губами шею, лизнул вдоль яремной вены и услышал мягкий стон. Майк заводился всё сильнее, прикосновения к шее были чем-то особенным для него — и для Харви тоже, к сожалению. Он чувствовал, как бьется кровь под тонкой кожей, чуял её, был так близок к тому, чтобы попробовать её на вкус. Майк схватился за ремень Харви, стиснул его сквозь штаны, и Харви застонал, пойманный меж двух страстей. Он забыл удерживать настойчивые руки Майка выше пояса, но теперь схватил его за запястья и толкнул к стене, прижал над головой. — А мне уж стало казаться, что только я увлечён происходящим, — Майк задыхался, смотрел затуманенными от выпивки и возбуждения глазами, и Харви засмотрелся, не смог удержаться. Он крепко поцеловал Майка в губы. — Не волнуйся, — сказал и сам удивился: никогда он такого не говорил своим жертвам. Потому что у них были причины для беспокойства. Харви накрыл губами ходящий ходуном кадык Майка и втянул нежную кожу у сонной артерии, оставляя засос. Майк застонал и закусил губу, стараясь сдержаться. Его пальцы беспомощно сжались. У него не было шанса освободиться из цепкой хватки. Харви ощутил, как лезут клыки, царапают кожу, но Майк повел бедрами, потёрся пахом о пах, и Харви упёрся лбом ему в плечо, сдерживая стон. Он делал это так много раз — выбирал кого-то, далёкого от толпы, мягко увлекал в уединенный полумрак и умело соблазнял, чтобы испить горячей, полной страсти крови. Так много раз его жертвы умирали в слезах от желанного укуса... Так много раз за последнее столетие — он должен был стать мастером в этом. Но сейчас Харви совершенно ясно осознал, что даже не помнит, когда в последний раз поддавался совсем другому желанию. — Чёрт возьми, — прорычал он и поднял голову, чтобы встретить голодный взгляд. Голодный, как его собственный. Он отпустил руки Майка и расстегнул свой ремень, пока Майк возился с пуговицами на своих джинсах, и они оба избавились от штанов. Майк потянулся к нему, но Харви перехватил его за плечо и вжал лицом в стену. — Господи, меня не лапали так с тех пор, как... Чёрт, да меня никогда так не лапали, — прошептал Майк, но в его крови бурлил восторг и возбуждение от подобного обращения. — Привыкай, — промурлыкал Харви ему на ухо, окончательно отказываясь от плана выпить всю его кровь до капли, едва покончив со всем остальным. — Мне это нравится, — простонал Майк, поощряя ласковую ладонь на своем члене, потёрся щекой о стену. *** Кровь застила глаза, заставляя воспоминание рассеяться, и Харви раздражённо зашипел, осознавая это. Бурная интерлюдия в комнате отдыха удовлетворила его похоть, и он — невероятно! — позволил своей жертве ускользнуть живой. Злость клубком ворочалась в животе, стоило вспомнить об этом. Сейчас он хотел крови. Одна мысль о том, что он позволил уйти обладателю самой вкусной и манящей крови за последнюю половину столетия приводила его в ярость. Он хотел его крови! Пытаясь дышать ровнее, Харви искал тот самый запах, как делал несчётное множество раз, но нос забивал запах несвежей крови, живой, воняющей дешевым табаком. Он не чувствовал той сладкой крови. Манящей, такой сладкой. Он хотел её. Хотел! Смутно удивившись, он осознал, что сжимает руки на горле уже мёртвого человека, и зашипев, отшвырнул от себя труп. Переулок был залит кровью, но ему было всё равно: отдалившись от тела, Харви вновь попытался найти желанный запах, поймал его лишь на мгновение — сладкая кровь, полная джаза — и вновь потерял, давясь автомобильными выхлопами. Больше зверь, чем человек, Харви вздёрнул на ноги лежащее без движения тело и услышал, как слабо и медленно бьется сердце в его груди. Кровь ещё свежа. Не думая, не чувствуя ни малейшего сопротивления, он всадил зубы в беззащитную шею. Никакой борьбы. Никакой... *** Майк был другим. Он был бойцом, не просто любовником, Харви знал это. За три месяца, прошедшие с первого концерта, он видел Майка на пяти других мероприятиях Галереи Джаза, и каждый раз они оказывались где-нибудь наедине — в комнате дешёвого отеля, в пустой студии, везде, где было темно и пусто. И каждый раз они занимались сексом до полного изнеможения, когда ни один из них больше не мог даже пошевелиться. И Майк продолжал жить, а Харви — недоумевать почему. Его кровь была столь драгоценна, столь прекрасна, что временами Харви проводил сутки напролет, вожделея испить её, но до сих пор не сделал даже глотка. Каждый раз, когда интимная темнота смыкалась вокруг, Харви мог покончить со своей личной пыткой, запустить зубы в эту шею, открытую, беззащитную, и каждый раз его отвлекали эти глаза, эти руки, и вместо того, чтобы убить Майка, Харви трахал его. На пятую ночь вместе они оказались в квартире Майка, и Харви разрывался от противоположных эмоций. С одной стороны, Майк совершил ужасную ошибку. Позволить кому-то вроде Харви узнать, где ты живешь, где тебя можно найти, уязвимого и беззащитного в темноте ночи... Мысль о том, что он может сотворить с этим знанием, подняла очень тёмные желания со дна сознания Харви. С другой стороны, квартира была настоящей свалкой, окрестности оставляли желать лучшего, и Харви неожиданно ощутил настойчивое желание вытащить Майка из этой дыры и привезти к себе. Никогда раньше ему не хотелось дать кому-то надёжную защиту, но сейчас он просто не мог противиться самому себе: Майк был его и только его, и должен был оставаться в безопасности и наивном счастье. Этой ночью, перед тем, как заняться сексом, Майк играл для Харви на саксофоне. Сел на диван и подмигнул Харви, прежде чем заиграть. Он не успел закончить и двух мелодий, как Харви опрокинул его на спину и мягко отобрал инструмент, чтобы поцеловать улыбчивые губы. Джаз был его тайной слабостью, а Майк знал, как его играть. Той ночью пришлось признать, что Майк тоже стал его слабостью — партнёром для общения, не для употребления. В венах Майка струился джаз, губы хранили сладкий вкус гладкой древесины от саксофона, и запах его жгучего возбуждения стал подобен героину для Харви. За свою жизнь он многих трахал и многих убил, затуманив похотью разум, но никто до сих пор не любил его так, как Майк, и его запах сводил Харви с ума. — Я хочу знать, — он прижимал Майка к дивану, целуя скулы и щёки. — Что именно? — Майк стаскивал расстегнутую рубашку с его плеч. — Всё, — Харви серьезно склонился над ним. — Хочу знать о тебе всё, Майк. Например... — Он сжал губы, вспоминая, как легко было каждый раз ускользать от людей, избегая взглядов. — Почему ты всегда один? — Я теряю настрой, — предупредил Майк, дразня его улыбкой. — Я серьёзно, — Харви выпрямился, стягивая рубашку, и смотрел Майку прямо в глаза, пока тот не выдержал и не отвернулся. В конце концов, он неуютно поёрзал под Харви и покачал головой. Сердце тяжело колотилось у него в груди — из-за эмоционального напряжения, не возбуждения, и Харви понял, что беспокоится. — Прости. Не лучшая тема для разговора, как я понимаю, — он склонился, чтобы поцеловать его открытую грудь. — Забудь об этом вопросе. — Мои родители умерли, когда мне было восемь, — внезапно признался Майк, положив ладонь на загривок Харви, пока тот медленно покрывал его кожу поцелуями. — Меня вырастила бабушка... Она умерла в прошлом году. — Сожалею, — сказал Харви, втягивая носом его запах. Всё, что он мог чувствовать, всё, о чем мог думать — только Майк. — Мой лучший друг продавал наркотики, и я не видел его с тех пор, как всерьёз занялся музыкой, — Майк подавился дыханием, когда поцелуи Харви достигли пояса расстегнутых джинсов. — Он... Ему никогда не нравился джаз. — Я обожаю джаз, — промурлыкал Харви, любуясь, как нежная кожа покрывается мурашками от его дыхания. Майк засмеялся. — О, я знаю. Вряд ли ты приходишь в Галерею только за сексом. Харви помедлил, его сердце билось ровно и медленно. Он приходил ради музыки, но каждый раз под голубой луной в Галерею его вёл голод. Да, до Майка он никогда не заманивал в свою постель никого из Галереи, но всё же нельзя сказать, что приходил он только ради джаза. — Господи, ты правда приходишь только за сексом? — отреагировал Майк на заминку, и Харви, усмехнувшись, приподнялся, чтобы его поцеловать. — Нет. Ты всего лишь бонус, — промурлыкал он, любуясь, как блестящие глаза Майка темнеют, скрываясь за расползающимися пятнами зрачков. Разговоры закончились. Харви стянул с Майка джинсы с нижним бельем и продолжил его целовать, подбираясь к желанному призу, взял осторожно в рот. И среди стонов и загнанного дыхания Майка затерялись обрывки искренних слов. — Я тоже, — проскулил он, царапая обивку дивана, сжимая пальцы в волосах Харви, — я тоже. Я хочу... Хочу знать, ох... Всё... Харви потёр свой член сквозь брюки и застонал. Майк не знал, о чём спрашивал, не подозревал, сколь многого он не знает, и что никому не нужно об этом знать. Но слова и желания, сплетаясь, разрывали Харви душу — если она у него ещё была. Потому что он хотел, чтобы Майк всё узнал. Хотел рассказать ему всё — о своей семье, обо всех годах, что он видел, всех местах, в которых побывал. Он хотел рассказать Майку, как сильно его тело подается навстречу ласке, и что от этого творится с ним самим. Хотел объяснить, как сладка его кровь, как сияют его глаза, и как Харви чует его на расстоянии четырёх кварталов, и улыбается, как будто... Как будто такие способности нормальны и совершенно обычны. Он хотел, чтобы Майк всё это узнал, но не мог ему рассказать. Не сейчас. Никогда. Но слова Майка, бессмысленные сами по себе, для самого Майка имели огромное значение. Они задели в душе Харви нечто, что он считал давно погибшим. Заставив Майка кончить, Харви поцеловал его в губы, прислушиваясь к усталому медленному дыханию. Прикоснулся губами под его левым ухом и улыбнулся. — Может, когда-нибудь, — прошептал тихо, — ты узнаешь. Майк узнает, потому что невозможно скрывать такое вечно. И тогда он сбежит, и Харви придется его преследовать, чтобы наконец вонзить в его тело зубы, вытягивая из него жизнь... *** Харви брезгливо отбросил уже мёртвое тело. На вкус его кровь была словно смог, а воспоминания наполняли Харви надеждой и полным разочарованием. Ни одно тело, ни одна капля другой крови не была так сладка, как желанная кровь Майка, но он был близко, очень близко. Городские запахи пытались спрятать его, но не тут-то было. У Харви просто не было иного выбора. Инстинкты будто взбесились, вынуждая вести охоту. — Харви? И снова этот голос. Он развернулся, оглядываясь, но поглощенная кровь стучала в ушах, мешала услышать. Небеса над его головой медленно светлели, солнце лениво разливало над городом утро, и необходимость найти убежище становилась все острее и острее с каждой минутой. Харви совсем не хотел сгореть под беспощадным солнечным светом. Поэтому он прикрывал одеждой большую часть тела: многие думали, что он просто сноб — или подозревали одну из форм ОКР. Ему было наплевать. Для объяснения годился любой вариант. Когда солнечные лучи падают прямо на кожу, она мгновенно темнеет от жутковатого загара, вспухает ожогами и вспыхивает, осыпаясь клочьями пепла. Ни одна мазь не поможет свести эти следы. И любой внимательный прохожий отметит странность в судорожном бегстве в тень. Никто не может беспечно смотреть, как человек сгорает заживо, едва тронутый солнцем. В переулке все были мертвы, но вскоре люди обязательно здесь появятся: собрать или выбросить мусор, вернуться с ночной смены или выползти на утреннюю. Нужно было бежать сейчас, но голова полнилась голосом, грохочущей пульсом желанной крови. Найти одно или другое... Прежде, чем придется скрыться. *** — Ты никуда со мной не ходишь! — заявил Майк. Они стояли посреди квартиры Майка, и пришли не из Галереи. Прошло шесть месяцев, и Харви осознал, что его визиты к Майку домой приобрели завидную регулярность. Майк прекрасно понимал его профессиональную занятость, но Харви понимал, что всё слишком хорошо, чтобы продлиться вечно. Эта ссора была лишь напоминаниям, что таким, как Харви, не следует ввязываться в серьезные отношения с такими, как Майк. — Это не так, — Харви оставался спокойным, — я просто... — Прячешься. Вот что ты делаешь, Харви. Скрываешься от всех! От спонсоров и музыкантов Галереи, от Тревора — который все ещё не верит в твое существование, к слову, — и от меня тоже. Я сказал, что хочу узнать тебя, и ты обещал когда-нибудь рассказать мне о себе всё, но прошли месяцы, Харви! Месяцы, а я едва тебя знаю! — Майк со злостью отбросил подушку, которую стискивал в руках, обратно на диван. — Я рассказал тебе всё, что мог, — ответил Харви. Так и было, он не мог рассказать всего, но говорил с Майком о брате... Не упоминая, что тот умер около века назад. И рассказал о родителях — всё, кроме того, что именно из-за них он стал вампиром. О своей работе. Он раскрыл Майку свою любовь к музыке, не только к джазу: джаз был любимым, но не единственным. Майк знал, что он любит стейки и предпочитает латиноамериканскую кухню — хотя понятия не имел о том, что они просто добавляли в еду достаточно специй и пряностей, чтобы Харви действительно мог ощутить их вкус. — Но ты все ещё прячешься от меня, — парировал Майк. — У тебя есть какие-то секреты, тьма секретов от меня. Что ты скрываешь? Ты женат? Твоя жена знает обо мне? Может, дело в твоих клиентах? Ты не хочешь, чтобы они знали обо мне, и мы не можем появляться вместе на публике? Его руки беспорядочно двигались, сердце бешено колотилось в груди, а светлые глаза потускнели от грусти. Харви схватил Майка за руки и прижал к себе — так близко, как тот позволил. — Нет, — твердо сказал он, — нет, Майк. Всё это бред. Ничего такого, что ты успел вообразить. Честное слово, тебе... Тебе лучше не знать. Я хочу ходить с тобой повсюду, — он не позволил Майку возразить, — в кино, по музеям, ужинать, куда угодно. Но я не могу. Слишком рано. Солнечные лучи просачивались сквозь шторы на окнах, и Харви прекрасно знал, который сейчас час. Майк отстранился, и Харви позволил ему. — Да кто ты такой? Вампир, что ли? Он вскочил и сбежал на кухню, оставив Харви пялиться вслед. Вампир. Отвращение в голосе Майка было ощутимо физически, и инстинкты взвыли, всколыхнулись внутри. Убить его. Высушить прежде, чем он подойдет ещё ближе. Или сбежит дальше. Кровососатель. Монстр. Вампир. Харви тихо подошел к Майку и обнял его, заставив вздрогнуть от удивления, опустил голову, касаясь носом беззащитной шеи, и глубоко вздохнул. Сердце Майка, колотящееся от злости, вдруг затихло, забилось медленнее, и Майк склонил голову ещё немного, открываясь сильнее. — А что если так? — пробормотал Харви, касаясь его кожи губами. — Что бы ты сделал? Понял бы? Или... — Сделай это, — выдохнул Майк так тихо, будто не хотел быть услышанным. Харви вскинул взгляд — глаза Майка были закрыты. — Майк, — осторожно позвал он. — Если ты вампир, то все равно это сделаешь, — ответил тот. — Ты не сможешь вечно сопротивляться соблазну. Жажда сделала из Дракулы монстра, жажда заставляет всех вампиров внушать жуткий ужас. Они ведут себя, как обычные люди, как те, кому можно доверять — а потом сдаются своему голоду и убивают. — Майк развернулся в руках Харви; его глаза были больными и злыми. — Если ты монстр, как и они, то сделай это. Покончим с этим сейчас. У Харви болезненно скрутило живот. Майк снова не понимал, что творит. Предлагать себя вот так... Харви видел жилку на его шее, слышал, как тяжело стучит кровь под нежной кожей. Так просто запустить в неё зубы и ощутить сладость этой крови. Покончить со всеми страхами Майка, покончить с его жизнью в краткие минуты агонии. Вот что Майк ему предлагал. Харви склонился вперед, сдерживая свои желания, и поцеловал Майка. Поцеловал крепко, ухватив за загривок, грубо впился в губы... Потому что не мог этого сделать. Не мог убить Майка — не сейчас. Никогда. Желанная кровь была слабостью, но Майк стал его якорем. — Никогда, — прошептал Харви в поцелуй, глядя, как дрожат ресницы на стиснутых веках. — Почему? — тихо выдохнул Майк. Из-за музыки, которую он играл, из-за того, как он выглядел на сцене, из-за того, как реагировало его тело в руках Харви. Из-за его ищущих рук, одиноких глаз, из-за любви к вафлям с черничным сиропом, из-за открытой двери в ванную комнату. Из-за его удивительной памяти, из-за отсутствия друзей и острой необходимости в ком-то, стоящем доверия, рядом с ним. Потому что Харви хотел стать для Майка таким человеком, потому что Майк заставлял его по-настоящему чувствовать, потому что... — Потому что я люблю тебя, — сказал он, и что-то внутри сломалось с оглушительным треском от того, что он произнес это вслух. Наконец-то облёк в слова то, что держал внутри, почему не мог отпустить эти отношения, почему возвращался снова и снова, зная, что всё это не выдержит испытания временем. — Что? — Майк задохнулся, но Харви уже отшатнулся от него и натягивал перчатки, стоя в дверях. — Подожди, Харви... — Ты прав, — оборвал его Харви, держась за ручку двери, — вампир должен покончить с этим. — Слова отдавали горечью на языке. — По крайней мере, он должен попробовать. Он захлопнул за собой дверь и исчез прежде, чем Майк распахнул её снова. Он был далеко от соблазна, уюта и всего прочего. И он не останавливался, пока не перестал чуять запах желанной крови. *** Музыкальная кровь, кровь, в которой бьется ритм джаза. Харви нашёл, откуда сочится манящий запах. Во рту ещё стоял вкус крови — дурманящий, сладкий. Он видел все до одной линии вен, слышал, как колотится сильное сердце. В его жертве было так много жизни, но она не торопилась сбежать; Харви сделал глубокий вдох и нашел глазами рану на его голове. Он склонился, чтобы разглядеть её, и зарылся носом в мокрые от крови волосы. Запах окутал его, одуряющий, сильный... Отвратительный. Харви схватили за руку, и он вздрогнул, зарычал и вздернул чужую голову за подбородок. На него смотрели яркие синие глаза. — Харви... Это что-то значило, это имя и эти глаза, и звучание этого дрожащего голоса заставило его мечтать о том, чтобы вспомнить. Но кровь, кровь была повсюду, её запах забивал ноздри, заставляя дрожать от страсти. — Ты... Ты не приходил, — прошептал Майк, глядя в безумные, жаждущие крови глаза. — Ко мне домой. И в клуб тоже. Харви фыркнул, пытаясь избавиться от забивающих обоняние запахов, чтобы сосредоточиться, но стало только хуже. — А я даже не знаю, где ты живешь, — Майк тяжело дышал, упираясь ладонью ему в грудь. Харви накрыл его руку своей ладонью, стиснул крепко, впиваясь ногтями в кожу. — Х-харви, — позвал Майк. Существо — сейчас больше животное, чем человек, — вскинуло взгляд, слегка ослабив хватку. — Я знаю... Знаю, что происходит. Я знаю, потому что... Я и до того знал. Знал, кто ты. Харви закрыл глаза, мучительно сводя брови, и зарычал, потому что Майк ничего не знал. Майк не мог знать, или он не стал бы вести себя так, как вел. Он не знал — или его бы здесь не было. Его кровь, музыкальная, желанная кровь должна быть ложью. — Ты пытался сказать, — Майк застонал, схватившись за голову, — и я дразнил тебя... А ты не солгал мне. Ты сбежал... Я пытался на... Найти тебя. — Вампир, — выплюнул Харви, обретя голос. Проколоть кожу острыми зубами, посмотреть на тонкие ручейки алой крови и пить, пока не останется ни одной драгоценной капли, а тело бросить волкам, или диким собакам, или крысам. Без разницы. Он просто хотел крови. Но Майк потряс головой. — Харви, — поправил он, — и тогда Тревор... Майк вздрогнул, когда Харви зашипел, обнажая зубы, глядя через его плечо. Опасность. Там были враги, и Харви должен был их убить, должен испить их крови, должен защитить... Защитить? Руки коснулись его лица, и настала очередь Харви вздрогнуть. — Все хорошо, — прошептал Майк. — Все хорошо. Ты... Ты убил их. — Он тяжело сглотнул, и Харви вновь прилип взглядом к его глотке. — Нет... Не его. Он сбежал после первого же удара, но ты спас меня. Харви, ты спас меня. Адреналин ещё пульсировал в его венах, и Харви чуял, как сладка сейчас его кровь. Он оскалился и кивнул, указывая на грудь Майка, где за ребрами бешено колотилось его правдивое испуганное сердце. Пустые слова, ведь правда так очевидна. Правда в том, что... — Да, я в ужасе, — признался Майк, и снова сглотнул, тяжело дыша. — Харви, ты так выглядишь... Ты весь в крови, и я только что видел, как ты разорвал голыми руками двоих и едва не сожрал их. И твои глаза... Они не выглядят, как твои глаза, и ты продолжаешь молчать. Это, блять, действительно пугает. Инстинкты всколыхнулись внутри. Харви был голоден. Он так долго не сдавался своему голоду, не утолял своей жажды месяцы — или десятилетия? И сейчас, стоя так близко от желанной крови, он из последних сил сопротивлялся инстинктам, требующим убить и взять свое. — Но... О! — Майк ахнул, когда Харви потянул его за волосы, открывая чистое нежное горло. Кровь умоляла взять, попробовать на вкус, лишь попробовать — или выпить до капли. В венах Майк от ужаса бешено вскипал адреналин — самый сладкий, почти как самая яркая страсть. Харви так долго ждал. Эта кровь — как хорошее вино, состарившееся до совершенства, и он наконец-то готов откупорить бутылку и понять, какое оно на вкус. — Просто сделай это, — проскулил Майк, и Харви отстранился, глядя на него. Его веки были стиснуты, а на аллею медленно всползало солнце, золотило кончики его волос. — Солнце всходит, и ты у всех на виду. Не знаю, почему ты больше не можешь себя контролировать, может, это из-за меня, но тебе нельзя больше здесь находиться... Нельзя быть здесь, когда прибудет полиция, потому что я не позволю тебе отправиться в тюрьму. Я знаю, что ты хотел этого с того дня, как мы встретились. Сделай это. Харви задохнулся от облегчения, которое прорвалось через желание защитить. Медленно он провел по открытой шее холодными пальцами, вызывая слабую дрожь, и впился клыками в беззащитное горло. Майк тихо, удивленно вздохнул, распахнув глаза, и застонал. Его тело ослабло в надежной хватке. Вкус его крови коснулся языка, и Харви зажмурился. Сладкая на запах и вкус, эта кровь была лучше, чем он мог вообразить — дерево, фрукты и что-то особенное, что-то схожее с джазом, который Майк так умело играл. Кровь, в которой бьется ритм джаза — неудивительно, что он звал её так. В ней были тёмные номера и освещённые сцены, звенящие ритмы, освещённые солнцем диваны и тёмные уголки для быстрых тайных поцелуев, и Майк... — Майк! — Харви отшатнулся, облизывая клыки. К окружающему миру стремительно вернулись цвета, а Майк у него на руках был практически мертв. Во рту ещё стоял фантастический привкус его крови, и осознание придавило к земле, стиснуло горло. Что он наделал. Зачем он сдался?! Майк бессильно висел на его руках, а Харви силился понять, сколько же он успел выпить, прежде чем пришел в себя. Паника захлестнула его с головой. — Нет, нет, Майк. Посмотри на меня. Приди в себя! — приказал он, с силой встряхивая его за плечи. Он пытался услышать сердцебиение, но кровь Майка струилась в его собственных венах, заглушая все остальные звуки. Харви обхватил Майка за плечи и осторожно приподнял его голову — реакции не было. — Майк, — прорычал он, — чёрт возьми, Майк! Он убил его? Убил Майка? Жажда медленно отступала, и он вспомнил все — как вышел в ночь, чтобы проветрить голову — так же, как многие ночи за эти долгие месяцы, избегая и страстно желая компании Майка после разрыва с ним. Записи больше не успокаивали, и он вышел на зов луны, искал себе жертву, когда ощутил запах Майка. Сбежать было первым его инстинктом, сбежать и спрятаться, но в тот же миг он ощутил запах спора и дрянного мусора, который витал иногда у Майка в квартире. Запах Тревора. Волнение и злость гнали Харви вперед, пока он не добрался до места действия — двое мужчин и Майк, ни следа Тревора. Один из них держал окровавленную биту, а Майк сползал по стене, истекая кровью. Когда бита поднялась во второй раз, Харви уже был в движении. Он использовал не слишком много силы, но один из нападающих порезался, перелезая через забор, и когда он ударил Харви, кровь плеснула в лицо — и мира не стало. Всё понеслось под откос. Вспоминая произошедшее шаг за шагом, он вспомнил и Майка — умоляющего его остановиться. Но охотничий инстинкт сплелся с желанием защитить своего мальчика, и остановиться он просто не мог. Даже когда не осталось никого, кроме Майка. И теперь... — Майк, — Харви прижал обрывок его рубашки к ранкам на горле. Кровь ещё сочилась из них, даря ему надежду. Не получив ответа, Харви зажмурился и прижался поцелуем к теплым приоткрытым губам. Он ещё жив. Он ещё... У Майка вырвался стон, и Харви отстранился, заглянул ему в лицо. Седативный эффект укуса медленно сходил на нет, и Майк приоткрыл мутные больные глаза. — Харви, — он снова застонал, сотрясаясь. — Майк, — Харви не мог дышать, никак не мог протолкнуть воздух сквозь стиснутое горло. — Прости меня. — Ты снова нормальный, — Майк с трудом поднял руку и стер кровь с его лица. — Слава Богу. — Все это не имеет никакого отношения к Богу. Каким идиотом надо быть... Нельзя просто так предлагать кому-то себя убить! — Харви стиснул Майка за плечи. Тот слабо пожал плечами. — Ты слегка свихнулся, и я знал... Я вспомнил, что ты никогда не касался моей шеи после самого первого раза, и вспомнил, как ты любишь вдыхать её запах, и все это вдруг обрело смысл. Ты был голоден и все это время сдерживался. Я просто подумал... Что если ты получишь то, чего так страстно желал так долго, может, ты снова станешь собой. — Давай кое-что проясним, Майк: если свихнувшийся вампир хочет твоей крови, ты должен приковать его, пока у него в голове не прояснится. Ты не должен обнажать шею и умолять его укусить себя. Когда мы встретились, я так хотел укусить тебя, но сейчас, Майк... Я... — Любишь меня? — выдохнул Майк, улыбаясь. Харви вздохнул, прикидывая, как быстро сумеет добраться до дома. Но уйти от Майка он сейчас не мог. Он только хотел, чтобы с ним все было в порядке, хотел бы притвориться, что не сдавался той страшной жажде, которая едва не убила Майка. А тот улыбался ему светлыми синими глазами и ждал, тихо ждал его решения. Облегчение больно кольнуло в груди, и Харви склонил голову на плечо Майка. Даже запах его крови так близко, теперь нисколько не отвлекал его. С Майком всё хорошо. Он жив. И он не кричит и не убегает, даже признав, что Харви приводит его в ужас. Он всё ещё здесь. — Да, люблю, — прошептал он. — Господи. Я люблю тебя. Прости. Я говорил, что не должен этого делать, и все равно сделал. Я даже не могу солгать, что мне не понравилось. Прости меня. Майк зарылся пальцами ему в волосы, нежно потягивая пряди. — Все хорошо, Харви. Все в порядке. Ты меня не убил... И я бы солгал, если бы сказал, что мне это не понравилось. — У нас обоих пунктик относительно шеи, — усмехнулся Харви, не поднимая головы. Когда вампир кусает человека, укусу сопутствует что-то вроде эйфории — сдерживая от криков — но Майку действительно понравилось. — А я теперь стану вампиром? — Майк погладил его по загривку. Покачав головой, Харви счастливо вздохнул. — Нет. Чтобы стать таким, как я, нужно больше одного укуса. И нам не нравится слово «вампир». Лучшего ещё не придумали, но мы не любим этого имени. Слишком грубый ярлык. — А есть другие? Харви поднялся и помог Майку встать на ноги. Майк прислонился к его груди. — Я знал нескольких. Мы жили в разных местах, чтобы не привлекать внимания. — Звучит одиноко, — Майк нахмурился и взял его за руку. — Возможно. Но такова суть жизни, — и Харви посмотрел на него, намекая, как мало человеческих отношений успел завести Майк до того, как Харви вошел в его жизнь. — Пожалуй, — Харви все ещё удивлялся тому, с какой простотой Майк находился рядом, прикасался к нему после всего, что случилось на его глазах. Майк крепко сжал его руку. — Харви... Я знал, или думал, что знал... Кто ты и что ты. И я наговорил лишнего. Прости. Мы можем начать с начала? Я с радостью постараюсь понять, что значит быть тобой, и, может быть, мы сможем сделать все правильно. — Ты меня боишься, — напомнил Харви и попытался освободить свою руку — но Майк держал крепко. Должно быть, он знал, что если Харви захочет, то его хватка не станет помехой. А ещё он знал, что Харви ни за что не навредит ему. — О да, ещё как. Но только когда твои глаза чернеют, и ты меня не слушаешь. Думаю, если будем работать вместе, то я сумею этого не допустить. Ты всё держишь под контролем. Я же вижу. А если вдруг что-то случится, я всё исправлю. — Майк наклонил голову, открывая два маленьких прокола на шее, и Харви обхватил ладонями его лицо, мучительно хмурясь. — Прошу, не нужно, — прошептал он. — Заткнись, Харви. Ты меня больше не напугаешь. Сегодня — точно. Просто... Отведи меня домой, ладно? Я без сил, — и Майк тяжело привалился к Харви, окружая его своим запахом. — Это от потери крови, — пробормотал Харви, но принялся осматриваться, пытаясь понять, как добраться домой по тёмным проулкам, ещё не тронутым солнцем. — Харви, — позвал его Майк — и поцеловал, стоило лишь обернуться, стирая все сомнения и страхи одним прикосновением губ. Стараясь не улыбаться, Майк все равно не удержался от смеха. В отместку Харви подхватил его на руки, как невесту, и слегка встряхнул. — Прижмись ко мне. Не хочу, чтобы ты поранился. — Каким образом? — Майк послушно прижался к его плечу. Харви усмехнулся и бросился вперед по аллеям, избегая главных улиц и освещённых переулков. Совсем скоро он оказался у дома и замер перед огромным небоскребом. Никаких особых суперспособностей, но он быстро бегал, и сумел оказаться в лифте прежде, чем консьерж заметил их обоих и то, во что превратилась в пылу драки одежда. Майк ошарашенно молчал пока лифт поднимался вверх. — Где мы? — наконец, выдавил он. — Ты говорил, — промурлыкал Харви, — что не знаешь, где я живу. Лифт открылся, и Харви поставил Майка на ноги в коротком коридоре перед дверью. А внутри Майк сумел в полной мере оценить продуманный стиль двадцать первого века. Никаких древних фресок или гробов, а одно из окон было открыто, пропуская желтые солнечные лучи. Желание всколыхнулось у Майка в крови, но Харви оборвал его порыв одним строгим взглядом. — Ты не в том состоянии, чтобы задумываться о чем-то таком. Мы поменяем одежду, примем душ и отдохнем. Тебе нужно восполнить потерю крови. — Знаешь, с тобой очень весело, — съязвил Майк, но послушно направился в ванную. Все закончилось общим душем, но Харви не позволил Майку особенно напрягаться: в последнюю очередь тот нуждался в приливе адреналина. Может, завтра... И с этим обещанием Майк улегся к Харви в постель, обвился вокруг него и засопел, стремительно засыпая. Харви прикусил губу, медленно вспоминая последние события. На месте преступления не должно было остаться улик, ведущих к нему или Майку, но и вернуться, чтобы зачистить сцену, не представлялось возможным. Единственным, о чем стоило волноваться, был Тревор. Но что-то подсказывало Харви, что Тревор — трус, а не боец, и не станет большой проблемой. Майк, наконец, уснул, и Харви обнял его крепче. Он прожил целое столетие, прежде чем обнаружил Галерею Джаза, и ещё больше, прежде чем нашел Майка... И сколько времени понадобится, чтобы обратить его — или оставить навечно? Как долго он сможет охранять своего мальчика? А тихий голос внутри нашептывал, что Майк остался с ним, надеясь обрести собственное бессмертие... Но Майк вдруг пошевелился, и выдохнул тихо: «Я тоже тебя люблю», и Харви стало так спокойно, как не было на протяжении долгих десятилетий. Солнечный свет едва проглядывал из-под тяжелых штор, заливал комнату тусклым светом, и все, о чем Харви мог думать — это Майк. Где-то за пределами этой комнаты у него назначено совещание, а Майк должен сейчас играть на своем саксофоне, но здесь и сейчас Харви было плевать. Майк едва не умер от рук торговцев наркотиками — и едва не умер от его собственных рук, но остался жив. Они оба живы. Харви поцеловал Майка в лоб и откинулся на подушки. Здорово было бы остаться здесь навсегда. Только он, пластинки, Майк и его саксофон. Только они вдвоем — и звуки джаза.