Оплошность

В вулканической тюрьме четыре уровня. Четыре кольца, опоясывающих жерло, поднимаются одно над другим. У здешней охраны заведено так, что дежурство в верхнем, самом прохладном и просторном кольце — это привилегия, а смены в нижнем никто не ждёт. Более того, туда могут сослать и в наказание. И вовсе не из-за обжигающего жара кипящей лавы. Запертая в раскалённой железной клетке, Минг-Хуа улыбается. Скоро шесть вечера, а в шесть вечера ей положено приносить ужин. Она может презирать себя за то, что становится на колени, чтобы есть, как собака, из поставленной на пол миски, но даже в этой унизительной процедуре есть одна приятная деталь: в клетку заходят охранники, как правило, провинившиеся. Каждый раз новые. Из народа Огня, племени Воды, царства Земли... Их объединяет только одно. Страх. Они стараются не показывать этого, но липкий, терпкий аромат страха, ненависти и отвращения окружает каждого, кто входит в её темницу. Каждый охранник, каждый боец «Белого Лотоса» осведомлён, насколько опасна вверенная им преступница. Они знают, как жестоко она расправлялась с их товарищами. Как топила, удерживая щупальцами лицо, как разрывала на части ледяными когтями, как набивала льдом... И пусть сейчас, в тюрьме, у неё нет смертоносных водных рукавов, она всё равно внушает страх. Охранники шагают медленно, спускаться в лавовое пекло никто не хочет. Но порядок есть порядок, и заключённую, даже такую опасную, положено кормить. В кои-то веки Минг-Хуа благодарит правителей, запретивших смертную казнь. Конечно, вулканическая тюрьма — вовсе не курорт, но, по крайней мере, у неё осталась жизнь. И злость. — Время ужина, Минг-Хуа. Ты знаешь правила. — Старший охранник останавливается у клетки и сурово хмурит брови. Из-за его спины выглядывает молоденькая девица в новенькой, с иголочки, серо-синей «лотосовой» униформе. В руках у девчушки подрагивает поднос, на щеках играет смущённый румянец. Интересно, что она такого натворила, что её сослали сюда? — К решётке. Спиной. И на колени, — голос у охранника сухой, отрывистый, он будто отвечает заученный урок. — Мы должны видеть твои ноги. Минг-Хуа покорно отходит к противоположной стороне клетки и садится, прижимаясь спиной к решётке, сквозь которую тут же быстро просовывают цепочку-ошейник. Горло чуть сдавливает, но это ничего. Двое дежурных заходят в клетку и тщательно осматривают каждый угол, каждую щель. Даже потолок подвергается внимательнейшему осмотру. Но темница пуста, здесь нет ни единого тайника. Сдвоенный скупой кивок — и молоденькая девушка входит, пытаясь спрятаться за своим подносом, как за щитом. — С-сегодня на ужин рыба и... рис, — голос у неё чуть-чуть подрагивает. — Я оставлю это перед тобой, а ты поешь. Я должна видеть, что ты не делаешь глупостей. Понятно? Минг-Хуа дёргает головой, хватая ртом воздух, отчего растерявшийся охранник с цепью чуть-чуть уменьшает хватку. Самую малость. Но этого достаточно. Девушка наклоняется, ставя поднос прямо перед Минг-Хуа, и торопится выскочить обратно из страшной клетки. У неё не выходит. Выдохнув, Минг-Хуа поддевает ослабевшую цепь подбородком, затем зубами, и наконец выворачивается из неё, как заяц из силка. В металлических звеньях остаются выдранные пряди волос, но она едва обращает на них внимание. Один длинный, стремительный прыжок — и молодая охранница уже подмята ею. Девушка оглушена, испугана, и короткий удар коленом в солнечное сплетение начисто выбивает из неё воздух. А потом... Потом начинается самое интересное. Минг-Хуа впивается в юное красивое лицо, будто в спелый плод. Плоть рвётся неохотно, приходится сжимать зубы изо всех сил, чтобы хрустнула хрупкая носовая перегородка. Дёсны колют мелкие косточки, но это ничего. Губы у девушки тёплые, язык — мягкий и податливый, и тем приятнее вгрызаться в него, пока ополоумевшая от боли охранница не в силах даже закричать. Минг-Хуа разрывает её щёку, сдирает с левого глаза тонкую плёнку века, и напоследок цепляет зубами аккуратное маленькое ухо с колечком серьги. Резкое движение головой — и оно отрывается с восхитительным звуком, будто кто-то разворачивает шуршащую упаковку на подарке. Это и есть подарок — те три секунды, что медлят ошеломлённые охранники «Белого Лотоса». Лучший из всех, что только можно придумать. Пиршество заканчивается, когда по позвоночнику бьёт хлыст молнии — тюремщики наконец приходят в себя. Минг-Хуа корчится в электрической агонии несколько секунд и без сил падает на пол, а старший охранник подхватывает жертву, у которой теперь вместо лица — рваный кусок мяса, и торопливо ретируется. Клетка вздрагивает и почти падает в лаву: у испуганного стражника трясутся руки, и плавно провернуть механизм он не способен. В тюрьме бьют тревогу, тут и там слышны взволнованные крики. Минг-Хуа по-прежнему лежит без движения в центре своей темницы. На полу вокруг неё — остатки несостоявшегося ужина, окроплённые кровью, и куски плоти. За все годы заключения, что «Белый Лотос» держал известную преступницу в вулканической тюрьме, она не произнесла ни слова, даже лишнего звука не издала. Но в этот день она смеётся.