Ей двадцать два

Он живёт в доме напротив, и каждое утро, выходя на балкон покурить, Клэр машет ему рукой. Сигарета в её тонких пальцах дрожит на ветру, пепел в причудливом танце взлетает в воздух - раньше, чем она успевает его стряхнуть. А он стоит на своём балконе и смотрит на неё так пристально, словно пытается впечатать её образ себе в зрачки. То, как она пытается заправить непослушную прядь светлых волос за ухо, а та постоянно выбивается и танцует румбу в лучах утреннего солнца. То, как набирает сообщения на телефоне одной рукой. Как кладёт подборок на кованные перила и смотрит вдаль, щурясь от солнца и свежего ветра Монмартра. Затем ей звонит Карл, всегда в одно и то же время("пунктуальность в мужчинах, милочка, чрезвычайно важна",- говаривала её тётушка за воскресными ланчами), и она уходит в дом. Занавески трепещут на ветру, она путается в прозрачной органзе и иногда, скрытая складками ткани и тенью квартиры, оглядывается, будто надеясь увидеть, как он смотрит на её прямую спину в белой хлопковой майке. но он всегда уходит раньше. Карл - это её жених. У него есть всё, что положено иметь герою женских романов, вышедших из-под пера какой-нибудь заплаканной француженки. Метр девяносто идеального тела, голубые, цвета июньского неба над васильковым полем, глаза. Уложенные в идеальнейшую прическу светлые волосы. Улыбка, ослепляющая своей белизной(его мать - известный парижский стоматолог, но, конечно, принято считать, что белоснежные зубы - заслуга исключительно отцовских генов). Карл носит отутюженные костюмы с хрустящими сорочками и строго подобранными галстуками с понедельника по четверг. В пятницу, собираясь на работу, он распускает только что повязанный галстук и говорит с улыбкой: "Скажем нет дресс-коду!". И вместо рубашки с твёрдыми манжетами надевает такую же хрустящую белизной футболку. Он выкуривает одну сигару субботним утром, смакует бокал старинного коньяка в воскресенье вечером и иногда летает с Клэр "развлечься". Они снимают виллу на побережье Англии, и он с утра до вечера играет в гольф с соседями-аристократами, пока она валяется на шелковых простынях огромных кроватей и зачитывает до дыр местную библиотеку. Карл не читает ничего, кроме классики и новостных газет. Он щедро дает официантам на чай, не отказывает ей ни в какой прихоти - только иногда, когда она просит что-то совсем сумасшедшее("не ходи сегодня на работу, милый, посмотри, какая погода, мы так давно не бродили по городу вдвоем!") - устало улыбается и целует её в макушку. Он любит Клэр, мечтает прожить с ней всю свою долгую и размеренную жизнь. Воспитывать трёх детей и большую собаку и ездить в отпуск в загородной дом в Швейцарии. Клэр любит его. Она смеётся над его планами, морщит нос от дыма его сигары, метит территорию его дома пустыми пачками из-под дешёвых сигарет и ненавидит собак и вообще любые планы. Но в целом. В целом им довольно хорошо вместе. Клэр художница. Она ненавидит порядок, правила, планы и рамки(кроме как те, что для картин). Она приходит в шортах и летящем парео на торжественные приёмы, пьёт красное полусладкое из горла, презирает напыщенных аристократов и может процитировать с точностью до запятой дневник Сальвадора Дали. она обожает Дали. Ещё она любит маленькие чёрные платья и красные кеды. Губную помаду необычных цветов, смеяться, джаз и ходить босиком. Гулять с ней - невыносимо для Карла. Клэр гладит всех встречных кошек, часто без повода утаскивает его на другую улицу, заглядывает во все кафешки и с восторгом рассматривает мимов. "Она ещё совсем ребёнок",- думает Карл, и, словно слыша его мысли, она становится совсем другой. Лямка вечернего платья словно случайно сползает с загорелого плеча, в изгибе полных губ появляется невиданная чувственность. Клэр снимает обувь и идёт по улице босая - как не ходят по подиуму лучшие модели. Покачивает бёдрами, как каравелла на волнах, раскачивается на пальцах на перекрестках, смотрит на прохожих из-под полуопущенных век, и Карл буквально видит желание, исходящее от окружающих мужчин. Она сводит их с ума, и он спешит поскорее её обнять, прижать к себе и зарыться носом в пахнущие летом волосы. Они стоят посреди оживленной улицы, и под его руками Клэр становится прежней - улыбчивой, шумной и похожей на большого ребёнка. А ему всё время кажется, что однажды, качнув своими точеными бедрами, она уйдет под руку с кем-то другим, и он не успеет её догнать. Поэтому они редко гуляют. (И вовсе не потому, что у него нет на неё времени) (Хотя его и вправду нет). Однажды вечером Карл задерживается на работе. В доме пахнет ментоловыми сигаретами и пустотой. Плохо так, что хочется выть - и Клэр открывает вторую бутылку вина(по правде говоря, она и первую-то не допила, оставила на балконе, но позабыла об этом). Затем срывается и подбегает к зеркалу. Сдирает осточертвешие домашние тряпки, вытаскивает из шкафа длинное, винтажное платье чёрного бархата и через пару минут из взъерошенной блондинки превращается в даму высшего света. Ночь пахнет рекой, выпечкой и свежескошенной травой. Клэр ловит такси и едет в бар - потому что пить в одиночестве уже невыносимо, а тут Париж, фонари сияют как звезды, улицы шумны и полны народа, ей двадцать два и жизнь прекрасна. Она бодрится вплоть до четвертого паба. Когда она опускается на высокий стул возле бара, ей кажется, что она рассыпается на части, которые больше не собрать. Острые осколки Клэр хриплым голосом заказывают водку. Грамм двести, чтобы забыться окончательно. Ей двадцать два, она выходит замуж за всё то, что она ненавидела всю жизнь. Клэр опрокидывает в себя стакан и резким движением руки стирает остатки водки с губ. И помаду. Красная помада размазывается по лицу, и ей хочется плакать от того, какой жалкой она выглядит. Бармен протягивает ей салфетку. Бармен смутно знаком, как тот, кого ты видишь каждый день, но не обращаешь должного внимания. Он наклоняется к ней и сильным, но нежным движением стирает остатки помады с краешков её губ. Клэр смотрит бейджик на его клетчатой рубашке. Фредерик. Фредерик просыпается по утрам от громогласного треска будильника. Заваривает крепкий кофе и выходит на балкон - ждать, когда из недр квартиры напротив выплывет сонная Клэр. Он смотрит, как она долго пытается прикурить на ветру и мечтает шагнуть к ней, крутануть колёсико зажигалки и поджечь эту чёртову ментоловую сигарету в её тонких пальцах. Он любит её. Любит самозабвенно и жутко, сходя с ума от того, что она так близко - и так дьявольски далеко. Он сбегает на работу, лишь бы не видеть её удаляющуюся прямую спину в тонкой хлопковой майке, под которой проступают лопатки. Ему хочется целовать эти лопатки и гладить эту прямую спину, забираясь пальцами под ткань. А потом она приходит к нему в бар. Он видит, как трескается её спокойствие, как она распадается на куски с краями такими острыми, что он думает, что порежется, если дотронется до неё. Сквозь шерховатость салфетки он чувствует мягкость её кожи, когда стирает разводы помады с её щёк. Он хочет перегнуться через барную стойку и притянуть Клэр к себе, и целовать эти губы с остатками винно-красной помады до полного изнеможения. Вместо этого он наливает ей сок. Гранатовый. Кидает в стакан зелёную трубочку - цветом как её глаза(если, конечно, представлять их всего одним скучным оттенком) и отходит к другим клиентам. Его спина напряжена, он чувствует каждой клеточкой своего тела её блестящий взгляд и сжимает бокал так, что тот разбивается в его руках и ладонь теперь кровоточит - совсем как его омертвевшее сердце. И тогда он подходит к ней, и протягивает ей левую, всё ещё неповрежденную руку, и говорит непринужденным тоном: "Привет, я Фредерик. я живу в доме напротив, давай я сегодня тебя проведу". Его руки большие и грубые, но пальцы сжимают её ладонь осторожно, словно она вся из стекла. Она и ощущает себя стеклянным бокалом, разбитых вдребезги его уверенным движением. Он сжимает её ладонь и она рассыпается под его взглядом. Его радужка такая тёмная, что сливается с зрачками и Клэр видит своё отражение в его глазах. У него хриплый голос, он царапает её кожу, и ей кажется, что это он целует её, прижимаясь к щеке колючей щетиной. Его небритость, помятость и взъерошенность сводит её с ума. Всё, на что она способна - кивнуть ему и продолжать тянуть гранатовый сок сквозь зеленую трубочку, не отрывая взгляда от его сильной спины, пока он с улыбкой обслуживает посетителей. У него не улыбка, а оскал. Он похож на волка. Темные волосы топорщатся, словно волчья шерсть на загривке, движения плавные и напряженные одновременно. Клэр думает, какие на вкус его поцелуи и легко представляет горячую ладонь у себя на талии. И как он прижимает её к себе под мигающим фонарем возле своего дома. И как легко поднимает на руки и заносит в квартиру, покусывая за мочку уха и оставляя синюшные засосы на покатых плечах. Она смотрит, как Фредерик смешивает коктейли, как подбрасывает бутылки в воздух и ловко хватает на полпути к падению. Ей хочется так же падать, и чтобы он её поймал. Но. Из бара её забирает Карл. Извиняется, неуклюже обнимает. Она смотрит поверх его плеча на Фредерика. Его оскал пугает. Сквозь бинты на сжатой в кулак ладони проступает кровь. Ей хочется сказать: "Не отдавай меня ему". Ей хочется крикнуть: "Забери меня отсюда". Она смотрит в его глаза, мир кружится в пьяном хороводе, ей хочется срывать себя одежду и танцевать перед ним голой на столе, и горланить непристойные песни, и заниматься с ним любовью на крыше заброшенного дома. Клэр обнимает жениха, целует его в щеку, гладкую, пахнущую утренним одеколоном и уходит с ним под руку. Она чувствует себя мёртвой, выжженной изнутри, пепелищем по цвету схожим с волосами Фредерика. Она чувствует его взгляд даже когда садится в машину. Он впервые смотрит, как она уходит. Клэр не выходит на балкон ни завтра, ни через неделю. Карл увозит её на виллу в Англии, спать на шелковых простынях, зачитывать до дыр местную библиотеку и вычеркивать из памяти мужчину из дома напротив. Ей двадцать два, она выходит замуж. И больше она не курит.