Погасшие звезды.

Люди всегда удивлялись тому, как эти двое хорошо ладят между собой. Одна команда, одна идея, одна душа – слишком роскошная особенность для брата и сестры. Просто они слишком хорошо изучили друг друга, чтобы упустить хоть одну мелочь. Уже взрослые. Родители не могут всучить им тяжелые сумки и билеты на автобус до Гравити Фоллз, как они делали это несколько лет подряд. Близнецы делали это сами: сами собирали чемоданы, сами стояли на вокзале в очереди и брали билеты, которые потом клали в шкатулку, спрятанную под половицами на чердаке. Они так страстно рвались в это захолустье, с нетерпением ожидали первого летнего дня и пинали друг друга под столом во время семейного завтрака, перекидываясь странными взглядами. Дома нужно быть предельно осторожными. Одно неверное движение, один звук – и их жизнь превратится в кошмар. “Говорят, что звезды настолько далеки от Земли, что их лучи достигают ее поверхности через много световых лет.” Автобус всегда был практически пуст, и Пайнсы занимали самые дальние сидения, чтобы тихонько шептаться и украдкой обнимать друг друга. Диппер всегда резко поднимал голову и осматривал пассажиров: его паранойя усиливалась с каждым годом, но потом он успокаивался, поглаживая шелковистые волосы сестры, лежащей у него на плече. Они ехали в Гравити Фоллз, оставляя позади только клубы пыли и едкий страх, сдавливающий пленкой органы и нервы. Их встречал дядя, отвозил в Хижину, по дороге расспрашивая о том, как прошел этот год. В основном говорила Мейбл, радостно блестя глазами, а младший Пайнс влюблено пялился в окно, думая бог знает о чем. В эти моменты он становился счастливее, но никогда бы не рассказал об этом окружающим. Они закрывались на чердаке. С вечера до самого утра занимались раскладыванием вещей, валянием дурака и только под самую ночь они сдвигали на середину свои кровати и ложились рядом, сжимая ладони друг друга. Они не смущались, как в первый раз, потому что теперь они знали друг о друге все. И лунный свет треугольником падал на кровать, накрывая бледной вуалью обнаженные тела подростков, которые впервые за год могли почувствовать себя свободными. И так вся ночь, пока Мейбл в последней полуулыбке не прижмется к брату, не поцелует его в щеку, как она это обычно делает, а Диппер снова погрузится в мысли, которые иногда вырывались из груди хриплым бормотанием. “ Представь, Мейбл, ты видишь ее, эту прекрасную сияющую звезду, и, кажется, что она вот-вот появилась на небе. На самом же деле ее давно нет. Она взорвалась сто, а, может, тысячу лет назад. Но ее свет все еще целует нашу землю каждую ночь.” И он целовал ее: ее плечи, ладони, ноги, ее грудь, живот. Он целовал ее везде, потому что она принадлежала только ему. И он ей – тоже. А на утро – каждый по своим углам, словно ночью ничего не было. Каждый раз слишком близко, опасно близко. Они отталкивали друг друга в шумных компаниях, не смеялись над шутками, не смотрели глаза в глаза, но не выдерживали, срываясь с места, неся чушь о том, что срочно нужно идти, они бежали, сломя голову, в хижину и снова запирались на чердаке, впиваясь ногтями в губы друг друга, лишь бы не кричать так громко. И Диппер, стоя на крыше Хижины, смотрел на расползающееся ржавым светом по горизонту солнце и ждал сестру. Она обещала прийти к семи, но здорово опаздывала. Но Пайнс был слишком увлечен наблюдениями, прерываемый только шорохом и неясными звуками с противоположной стороны, которые он пытался игнорировать. Не получилось. “Она взорвалась сто, а, может, тысячу лет назад. Но ее свет все еще целует нашу землю каждую ночь.” Она стояла там, такая невинная, с задранной юбкой и болтающимся на одной руке свитером, пока какой-то ублюдок прижимался своим грязным телом к ее идеальной коже. И она наслаждалась действом, словно игрой, совсем забыв про реальность. “Звезды, Диппер,” - говорила она сквозь непрекращающиеся потоки слез, блестящих в закатном солнце, - “Погасшие звезды, свет которых доходит до Земли спустя миллионы лет и целует ее...” И она потянулась ближе к брату, чтобы коснуться губами его окровавленных губ. Пайнс бил его, пока Мейбл кричала рядом на них обоих, путаясь в рукавах розового свитера. А потом она вцепилась в плечо своего брата, обдирая его кожу до крови, лишь бы он остановился – психически неуравновешенный мальчик, так отчаянно борющийся за сестру, за сокровище – единственное, которое было у него. А теперь… теперь его нет. Она отстранилась от Диппера, заглядывая ему в глаза, стараясь найти там прощения, но не видела ничего, кроме бездны. “На небе сгорела еще одна звезда, Мейбл,” – прошептал он, не моргая, - “Вдруг скоро их вовсе не останется?” Люди всегда удивлялись тому, как эти двое хорошо ладят между собой. Одна команда, одна идея, одна душа – слишком роскошная особенность для брата и сестры. Просто они слишком хорошо изучили друг друга, чтобы упустить хоть одну мелочь. Но упустили.