Родными глазами

В мгновение, когда гномы появились в нашем доме, я ясно поняла, что наша жизнь уже не будет прежней. Что-то надвигалось, что-то страшное и неотвратимое, и чем светлее становился взор старшего гнома, тем больше мрачнел мой отец. Я видела, что он уже и не рад был, что связался с ними, и внутри себя я стыдилась, что это из-за нас он согласился принять гномьи деньги, согласился провести их в город. Мы были причиной, пусть и невольной, по которой наш город сгорал дотла. Эльфы пришли так стремительно, что я даже не успела толком разглядеть их. Они лечили, дрались, защищали себя и нас, и я помогала им, и укрывала собой Тильду, втолкнув ее под стол, когда напали орки. Я слышала ужасные звуки с улицы, удары тел о стены, о землю и молилась, чтобы светловолосый эльф смог уничтожить орка, вслед за которым ринулся. Женщина же осталась с нами и гномом, и она приказала нам усаживаться в лодку, и сама гребла, и в другой ситуации я бы нашла в себе силы помогать ей или самой додуматься, что нужно делать, но все, что я могла — прижимать к себе плачущую сестру и безуспешно звать отца. Мне хотелось бежать за ним, бросив все, искать, пусть даже среди горящих руин, и я чуть было не вскочила и не выпрыгнула на подмостки, когда лодка приблизилась слишком сильно. Но тут эльфийка посмотрела на меня, и по ее взгляду я поняла, что это будет самым глупым поступком в моей жизни. Отец не хотел бы, чтобы я погибла, ища его. Чтобы мои сестра и брат остались вдвоем. Я сдержанно кивнула ей и едва удержалась, чтобы не спросить, отправилась ли бы она на моем месте за гномом, что не сводил с нее восхищенных глаз. Каким бы ни был ответ, мое решение было верным. Отец вернулся к нам — замерзшим, промокшим, но невероятно счастливым — и вернулся героем. Он обнимал нас, до синяков, будто боясь отпустить, а люди вокруг кричали его имя и называли королем. Теперь они гордились моим отцом так, как я гордилась всю свою жизнь. Но это были лишь слова, а правда же была в том, что мы остались без крова и тепла, и даже на ярком дневном солнце ясно чувствовалось приближение зимы. Отец решил — занимать руины, оставшиеся от Дейла, укрыться там, найти все — до последней крохи хлеба и щепки дерева — и использовать. Мы с Тильдой помогали раненым, Баин — носился за отцом с поручениями. Решено было не устраиваться на ночлег до тех пор, пока это не будет безопасно, пока не будет накормлен каждый, и когда этот момент наступил, мы упали там, где стояли, уставшие как никогда в жизни. И утро встретило нас блеском, затмившим само солнце. Золотое море расступилось навстречу вышедшему на крыльцо дома, в котором мы остались, отцу. Мы высыпали следом и застыли, как и все те, кто уже поднялся и тоже вышел на улицу. Окажись мы на самой недосягаемой высоте, и даже тогда этот эльф смотрел бы на нас сверху вниз. Если бы кто-то смог оторвать от него взгляд и взглянуть на меня, рассмеялся бы, заметив, как широко я раскрыла от изумления рот. Я никогда еще не видела и не думала, что увижу что-то настолько завораживающее, настолько опасное... Отец вышел вперед и поприветствовал его. Я заметила, как шагнул вперед тот светловолосый эльф, что на краткий миг оказался в нашем доме, и сразу же поняла, кем тот был. Королевский сын. А одним движением соскользнувший со спины огромного оленя и протянувший руку моему отцу был самим королем, о котором в нашем городе ходили лишь легенды. Позднее я отругала себя за это, но тогда я была даже благодарна дракону за то, что сейчас мой отец стоял равным самому Трандуилу. От меня не ускользнуло презрение в глазах его сына, и я с испугом и начавшим подниматься отвращением перевела взгляд обратно на короля. Никто не смел смотреть на моего отца с презрением, даже эльфы. Но в глазах Трандуила было что-то совсем иное. Он был самоуверен, прямолинеен до грубости и непоколебим. И очень удивился, когда отец возразил ему. Баин за моей спиной выругался, испугавшись, что отец навлечет на себя гнев короля, и уже приготовился его защищать, когда Трандуил вдруг усмехнулся и, медленно обведя взглядом толпу людей, легко махнул в сторону горы: — Ну попробуй, посмотрим. И кивнул своей страже, чтобы те подвели отцу коня. Только к вечеру я поняла, что не видела отца весь день. Я была занята, помогая разбирать и разносить припасы, что привезли с собой эльфы, и время пролетело очень быстро. Я отправилась на поиски, но далеко уходить мне не понадобилось — брат поймал меня за руку и восхищенно выпалил: — Отец на совете у короля! Тот ему даже свой плащ пожаловал! Новость о том, что отец выступает за целый город, разнеслась среди людей, и все, кроме прихвостней прежнего бургомистра, приняли его как нового вождя. Я знала — отец никогда не хотел им быть, но была уверена, что он нас не подведет. Кажется, он приходил тогда ночью, совсем поздно, поправил мне одеяло, и король эльфов стоял рядом с ним, рука — на плече отца. Может, мне только приснилось. Мы нечасто видели его после приезда эльфов, и пусть я скучала, и утешала Тильду, объясняя, что отец вовсе не бросил нас, напротив, это ради нас он идет на переговоры, ради нас препирается с упертым гномом, я была рада за него. Вечная печать угрюмости, оставленная смертью нашей матери и тяжелой жизнью, словно бы исчезала. С каждым недолгим появлением он будто становился выше, сильнее, увереннее, и я точно знала, кого стоит благодарить за то, что отец перестал в себе сомневаться. Мне не нужно было объяснять, что происходило между ними. Шли дни, и, казалось, война никогда не начнется. Десять гномов не могли быть противниками для войска людей и эльфов, и я не беспокоилась, занятая беготней между кухней и тяжелоранеными. И потому не сразу поняла, что произошло. Один миг — и остальные женщины подобрались, собирая нехитрые пожитки, и мы закрылись в стенах прежней ратуши, тогда как мужчины вооружались всем, что могли найти. Строго наказав Тильде не выходить, я сама бросилась к воротам, туда, куда уходили люди, где виднелся блеск золотых доспехов, и увидела знакомый силуэт всадника на рогатом звере. Он наклонился вниз, а потом резко выпрямился и рванул вперед. Я узнала в человеке, к которому он наклонялся, своего отца, увидела, как тот вскидывает меч, призывая всех на битву... И не смогла сдержать улыбки. Я была уверена — он защитит отца. Он обязан был защитить его. И потому, когда новости об исходе битвы дошли до нас, я до последнего отказывалась в них верить. Его хоронили с теми же почестями, с какими гномы хоронили своего павшего короля, и я слушала и не слышала потоки сожалений и соболезнований. Я могла стоять только потому, что сестра и брат прижимались ко мне с обеих сторон. Мы поддерживали друг друга, но пошевелись мы — наверное, рухнули бы замертво все трое. Далеко не сразу я вспомнила о казавшемся давним разговоре и просьбе отца, на случай, если он уже не вернется. Он рассказал нам и про сокровища, и про уговоры, и я отмахивалась от его слов, не желая даже допускать мысли, что с ним может что-то случится. Но все-таки запомнила наказ. Я не смогла заставить себя не открывать письма — оно было последним, что осталось от отца, и слезы покатились по моему лицу, едва я увидела первые строки. Отец никогда не был многословен и он остался верен себе, но для того, что он хотел передать, их и не было нужно много. Я утерла слезы, свернула письмо и отправилась сначала в сокровищницу, забрав кое-что из причитавшегося только нашей семье сундука и, взяв с собой увязавшуюся следом Тильду, отправилась в лагерь эльфов. Они уже снимались — медленно, но верно, но шатер короля все еще стоял. И нас пропустили сразу, даже не спрашивая, кто мы. Я поклонилась стоявшему у входа эльфу, и он вдруг в ответ поклонился мне. Я не знала, как начать разговор, да и нечего мне было говорить. Он взял из моих рук письмо и шкатулку, отложив на стол, и вновь повернулся ко мне. — Он выбрал защитить меня, — произнес он ровно, и в его глазах я не увидела сожаления. Я вообще ничего там не увидела — как в разбитом зеркале. — Если вам что-то нужно, скажите. Я покачала головой. Нам нужен был отец, но никто не мог нам его вернуть. — Не забывайте о нем, господин, — попросила я, повторяя то, что он и так прочитает. Он медленно кивнул в ответ, и я приняла его. Я хотела было уйти, но он окликнул нас. Я обернулась — в его руках был меч. — Отдайте брату. Я оставлю помощь для строительства. «И прослежу за всем», — подумалось мне. Я поблагодарила его, запоминая все равно оставшееся прекрасным лицо. Почему-то я была уверена, что сам он никогда более не придет сюда. На пути назад Тильда, молчавшая все время, вдруг спросила о том, что мучило меня какое-то время. — Почему он не спас папу? Я присела перед ней и обняла, чувствуя, как глаза вновь наполняются слезами, но теперь в них было чуть меньше горечи. — Он спас, — прошептала я, поднимая сестру на руки. — Просто немного раньше.