Дьявольский взгляд

— Гэнноскэ-кун, торопись! Дандзё-сама нас ждет! — девушка вздохнула и уперла руки в боки, вперив взор в балкон комнаты Кога Гэнноскэ. — И на этот раз завязывай сандалии как следует, чтобы мне не пришлось объяснять, как тебя угораздило свалиться с лестницы по пути! — Уже иду, Миямори! — отозвался он и, заставив ее вздрогнуть, сиганул с балкона, легко приземлившись на ноги рядом с ней. Выпрямившись, он ухмыльнулся, а затем сложил ладони и отвесил ей элегантный поклон. — Ломака, — проворчала она, поворачиваясь и направляясь вперед через территорию укрепления Мандзидани. — Тебя просто расстроило то, что ты так не смогла бы, — напомнил Гэнноскэ, без труда поспевая за юной кузиной — ноги у него были длинные. — Дело не в недостатке умения, — сказала она. — Скажи, как я, по-твоему, прыгнула бы с балкона, когда я вот так одета? — она взмахнула рукой, показывая на свое парадное кимоно и оби, что она надела, отправляясь на встречу с дедушкой Гэнноскэ — главой Кога. — Женщинам приходится носить кимоно, а мужчинам достаются хакама и хаори — это нечестно. Мы тоже ниндзя. — Зато женщины выглядят прелестно, что бы они ни носили, — ответил он, дразнясь. — Насколько по-дурацки бы выглядели мужчины, если бы им пришлось ходить в платьях? Миямори не удостоила его ответом, ограничившись лишь вздохом и продолжая их общий путь через деревню к дому Кога Дандзё. Пока они шли, Гэнноскэ начал напевать себе под нос — веселую песенку, которая вызвала у Миямори улыбку. — Что это? — А, кое-что, над чем я сейчас работал, — сказал он, прервавшись на середине песни. — Только, кажется, у меня не совсем получается. Миямори вытащила из оби деревянную флейту, подняла ее к губам и начала играть мелодию, которую перед этим напевал Гэнноскэ, и он не в первый раз подивился, как легко могла она изображать соловьиные трели своей игрой. — Как ты это делаешь так изумительно? — спросил он тоскливо-завистливым голосом, когда она закончила. — Может, когда-нибудь я тебя научу. Думается, то, что ты старший из нас двоих, не всегда делает тебя мудрее, а? Гэнноскэ широко улыбнулся, и она вернула флейту за пояс. Они уже подходили к дому Дандзё. — Волнуешься? — спросила она наконец. — Если честно — да, немножко, — признался он. — А ты? — Да. Но мне остается только повторять себе, что последние шесть недель мы тренировались днем и ночью. Либо мы готовы, либо нет. Вот и всё. — Всё будет хорошо, Миямори. Мы Кога — мы не подведем, — уверенность в его голосе заставила ее остановиться и взглянуть на него с удивлением. «Когда ты так вырос, Гэнноскэ, — подумала она, вглядываясь в него. — Когда твои глаза стали мудрыми, а улыбка — такой мягкой?» Казалось, только вчера они двое лазали по деревьям, носились где попало и с переменным успехом пытались подражать умениям других ниндзя Мандзидани. — Миямори? — услышала она и моргнула, осознав, что Гэнноскэ заметил ее взгляд. — Что? Ой, извини, Гэнноскэ-кун. Не обращай внимания. — Ты выглядела такой серьезной. Всё в порядке? — он мягко положил руку ей на плечо, и она покраснела. — Я в порядке, честно. Просто… задумалась. Но надо поспешить, не стоит заставлять Дандзё-саму ждать. Она снова двинулась вперед, но Гэнноскэ какое-то мгновение продолжал стоять и смотреть на нее, прежде чем нагнать. — А, Гэнноскэ. И Миямори. Спасибо, что пришли. — Дандзё показал на две подушки, и двое молодых ниндзя глубоко поклонились, соответственно его положению, потом опустились на колени, как им было указано. Долгое время никто не заговаривал, пока престарелый лидер изучал двух сидевших перед ним подростков. Глаза их, как приличествовало, были опущены, а головы склонены, руки Гэнноскэ — по бокам, руки Миямори — на коленях. — Ваша приверженность занятиям в последние несколько недель была весьма похвальна, — сказал Дандзё наконец. — Готовы ли вы? — Да, дедушка, — тихо сказал Гэнноскэ. Дандзё повернулся к девушке, сидевшей рядом с его внуком: — Миямори? — Да, господин. Мы готовы. — Тогда пора, — твердо сказал старик и поднялся на ноги, Гэнноскэ с Миямори — тоже. Они вышли вслед за ним на главный двор и тренировочную площадку укрепления Мандзидани, где, как они увидели, еще несколько человек собралось в ожидании них. Гэнноскэ узнал в группе Касуми Гёбу и Кисараги Саэмона, а Миямори помахала рукой Окои — та стояла рядом с братом. Также они увидели Мурога Хёму, рядом с ним — Кагэро, что-то шепотом рассказывающую слепому ниндзя, на ступенях ближнего дома примостился Удоно Дзёскэ с кувшинчиком сакэ в руках, развлекающий Дзимуси Дзюбэя своими последними подвигами. Дандзё обратился к толпе: — Вот Гэнноскэ, и вот Миямори. — Гэнноскэ и Миямори поклонились толпе — ответного поклона не было. — Ниндзя ли они? — НЕТ! — крикнули другие ниндзя по старинной традиции. Дандзё внимательно посмотрел на двоих, стоявших в ожидании. — Вы должны испытать, чего стоите, перед кланом Кога. Сейчас. Он отступил на шаг, и Гэнноскэ выхватил катану, лицо его сосредоточенно напряглось. Миямори, однако, не тронулась с места — она стояла неподвижно, опустив руки, закрыв глаза. Гэнноскэ долго ждал, пока внимание Миямори ослабнет, но оно неколебимо было приковано к нему, и в конце концов он начал бесшумно кружить вокруг нее, ища слабое место в ее защите. Она так и не двинулась, но каждый в толпе мог бы поклясться, что она следила за Гэнноскэ по звуку ударов его сердца. Когда Гэнноскэ оказался позади нее, он ударил прямо в незащищенную спину Миямори… …и увидел только, как лезвие прошло сквозь ее тело, будто оно было не плотнее тумана. Он осторожно вытащил клинок, вложил его в ножны и поклонился ей, и ее тело медленно стало снова целым. Она повернулась, открыла глаза и поклонилась ему, и толпа взорвалась аплодисментами. Гэнноскэ улыбнулся ей, в его глазах видна была гордость за мастерство двоюродной сестры, а потом, когда Миямори выпрямилась, он сам закрыл глаза. Затаил дыхание, сосредоточившись на ней, на том, как ее рука медленно скользнула в рукав и вытащила две метательные звездочки — излюбленное оружие Кога. Она терпеливо ждала, пока внимание Гэнноскэ ослабнет, но, как ее собственное внимание до этого, оно не ускользало, так что она начала отходить, отведя руки для броска. Потом выбросила руки вперед, и звездочки полетели, готовые скосить Гэнноскэ… …который поймал их, по одной в каждую руку, самыми кончиками пальцев, а потом запустил обратно, они воткнулись в землю у ее ног. — Ох, хорошо! — вырвалось у Миямори, прежде чем она смогла остановиться. Она залилась румянцем, а другие ниндзя тем временем засмеялись и захлопали внуку своего вождя. — Да, и в самом деле. Хорошо сделано, Миямори, и хорошо сделано, Гэнноскэ, — сказал Дандзё с улыбкой, одобрительно кивая. Он поднял руку, и все собравшиеся во дворе замолкли. — Ниндзя ли они? — ДА! — был ответ. — Кога ли они? — НЕТ! Глаза Миямори метнулись к Гэнноскэ, но один взгляд показал, что он был в таком же замешательстве, что и она. — Дедушка… Я… Я не понимаю, — тихо сказал Гэнноскэ, и Дандзё, казалось, чуть не прожег его взглядом. — Что ты имеешь в виду — Кога ли мы? — Кога ставит клан превыше всего, кроме нашего досточтимого сёгуна. Ничего другого нет. Гэнноскэ и Миямори оба кивнули, но Дандзё еще не закончил. — Нужно больше, чем просто слова, чтобы убедить нас, что вы достойны быть Кога. Миямори, выйди вперед. Девушка подошла, встав рядом с Кога Дандзё. Он, наклонившись, шепнул ей что-то на ухо, слишком слабо, чтобы кто-либо еще мог это уловить. Но Гэнноскэ видел, как кровь отхлынула от ее лица, так что вскоре единственным цветным пятном остались ее огромные янтарные глаза. — Да, господин, — прошептала она голосом, едва более громким, чем дыхание, а потом она повернулась и пошла, остановившись опять перед Гэнноскэ. — Гэнноскэ, выйди вперед. Хмурясь, юноша подошел к Дандзё. — Дедушка, что с Миямори? — спросил он тихо, глянув на кузину. Та не смотрела на него, отвернувшись в сторону, к толпе. — Она получила приказание, которое должна исполнить, чтобы продемонстрировать свою пригодность. А теперь я даю тебе твое приказание. — И это?.. Дандзё посмотрел внуку в глаза, ни на мгновение не отводя взгляда, и, как и с Миямори, наклонился вперед и заговорил шепотом. Гэнноскэ едва удалось не вскрикнуть от ужаса и гнева. — Но дедушка, это… — …твой долг, как приказывает тебе глава Кога Мандзидани, — закончил Дандзё. — Ты сражался с ней сейчас не в полную силу, ведь так? Это не был вопрос, Гэнноскэ знал. Демонстрацией умений проверялись таланты синоби, не навыки зансина. — Ты Кога или нет? Дыхание Гэнноскэ участилось, проходя сквозь стиснутые зубы, а рука сжала эфес катаны так сильно, что он почувствовал, как цуба врезалась в ладонь до крови. — Да… И, повернувшись, он снова занял место перед Миямори, которая по-прежнему не поворачивалась к нему лицом. Глядя на нее, Гэнноскэ не мог не удивляться, какой приказ получила она, чтобы доказать, чего стоит как ниндзя Кога Мандзидани, но не сомневался: что бы это ни было, она это сделает. Даже если это значило убить его. Гэнноскэ закрыл глаза, отгородившись от бледного и скорбного лица Миямори. Дандзё не смотрел на двух молодых людей, стоявших во дворе, — вместо этого он возвысил голос, так что все остальные могли слышать: — Вот Миямори, и вот Гэнноскэ. Оба они доказали, что они ниндзя… Теперь же они оба испытают, чего стоят — как Кога. Миямори закрыла глаза и поморщилась, сжимая руки в кулаки, и Гэнноскэ почувствовал, что кровь в его жилах медленно превращается в лед. Все во дворе чувствовали это напряжение в воздухе, как во мгновение перед тем, как разразится буря. Окои вздрогнула и ухватилась за руку брата, а Хёма приобнял Кагэро, которую трясло при виде Гэнноскэ и Миямори, сходящихся в поединке. Дандзё стоял, пристально глядя на двоюродных брата и сестру, которые всё еще не могли посмотреть друг другу в глаза. Пусть где-то в глубине сердца он чувствовал скорбь за них обоих, ни единая эмоции не коснулась его старческого лица. — Сейчас. И тогда и Гэнноскэ, и Миямори открыли глаза, их взгляды столкнулись. Мгновение они стояли неподвижно, а потом Гэнноскэ вдруг будто обвили тень и пламя, окружила недобрая тьма, в которой горели только его глаза. Всё тело Миямори, казалось, содрогнулось, ее руки потянулись к Гэнноскэ, но никто не мог бы уверенно сказать, умоляла ли она его… пыталась ли его остановить… пыталась его обхватить... Им не суждено было узнать это, потому что руки Миямори задвигались против воли, вытаскивая другой нож, который она прятала в оби, со стуком роняя флейту на землю, — и она вонзила лезвие себе в горло по самую рукоятку. — Г… Гэн… но… скэ… — выдохнула она, давясь собственной кровью, и осела на землю. Глаза слепо уставились в небо. Когда она упала, тьма и огонь, окружавшие Гэнноскэ, растаяли, но никто во дворе не сказал ни слова. На мгновение установилась абсолютная тишина, а потом ее расколол взрыв шумных восклицаний. — Что сейчас?.. — Вы видели?.. — Спокойно, Окои… — Гэнноскэ-сан… — Нет… Только Гэнноскэ не говорил, уставив глаза на тело Миямори, лежащее в пыли. — Боже, Миямори-сан… — Хёма-сама, это… — Будто тьма самого ада… — Дандзё-сама, я не понял?.. — ДОСТАТОЧНО! — рявкнул Дандзё, и двор снова замолк. — Ниндзя ли они? — Да, — на этот раз ответом был не крик, но шепот. — Кога ли они? — Да. — ПОЧЕМУ? Наконец заговорил Гэнноскэ — повернувшись к деду, с глазами, полными горя и беспомощного гнева. — Как это делает из нас Кога? СКАЖИ! Дандзё пристально посмотрела на внука, и наконец тень грусти коснулась его лица. — Ниндзя Кога существует, чтобы служить клану. Нет места для вопросов, для сомнений. Когда приказание получено, оно выполняется безусловно. — А какое приказание ты дал ей? — чувство вины исказило болью лицо Гэнноскэ, когда он показал на тело Миямори. — О чём ты сказал ей, что она так побледнела? Дандзё не отвел взгляд. — «Позволь Гэнноскэ тебя убить». — ЧТО?! — вопль молодого ниндзя наполнил двор, и другие отвернулись. — ТЫ ПРИКАЗАЛ ЕЙ УМЕРЕТЬ? — Да. — ПОЧЕМУ? — Потому что она — ниндзя Кога… но ты… являешься наследником. Для главы ниндзя Мандзидани недостаточно умереть за сёгуна. Ты должен также убивать… и иногда — когда нет другого выхода — это распространяется на твоих собственных людей. На ужас и муку на лице юноши было страшно смотреть. Отвернувшись от деда, он упал на колени рядом с Миямори. Глотая слезы гнева, он нежно закрыл ее глаза, но потом взгляд его упал на кое-что еще. Ее флейта, так и лежащая там, где она упала ей под ноги. Трясущимися руками Гэнноскэ подобрал инструмент, сжимая его крепко, будто пытаясь поймать воспоминание о недавней песне. Закрыв ей глаза, он поднялся на ноги и пошел прочь, движимый лишь инстинктом и памятью. Другие ниндзя расступались перед ним, позволяя пройти. Но как только он достиг края двора, он остановился. — Я найду другой путь, — прошептал он, но каждый из людей, что были во дворе, его слышал. — Я найду… ради Миямори. В эту ночь, во время ужина, Хёма поднял голову и обратил незрячие глаза в сторону леса, откуда до него донеслась музыка разрывающей сердце красоты и печали, плывущая над укреплением Мандзидани. — Что там, Хёма? — спросил Дандзё. — Что ты слышишь? Хёма вздохнул и наклонил голову. — Я слышу… обещание Гэнноскэ… для Миямори.