Над землёй много белых птиц...

Мелкая рябь пробегает по воде, и тускло-голубые волны, встревоженно колыхнувшись, накатываются на каменистый берег. Белая птица с черными блестящими глазами слетает к воде, за ней - другая, третья, и их так много, что хрупкая девушка, сидящая поодаль на холодном камне, опустив ноги в ручей, сбивается со счёта, пытаясь понять, сколько птиц кружатся в этот прохладный утренний час над водой. Она оборачивается, чтобы увидеть, кто спугнул их, и видит, как неторопливо идёт по краю берега одинокий путник, ведущий под уздцы серого коня. Поспешно набросив синий с золотом плащ, девушка вскакивает, не спуская глаз с незнакомца. Серебристые доспехи его сверкают в лучах восходящего солнца, а сапоги ступают бесшумно, так что лишь крики белых птиц нарушают тишину. Он уже в десятке шагов от неё, и она, застыв неподвижно, наблюдает, как ветер, пронизывающий насквозь её тело, прикрытое лишь влажной тонкой рубашкой, треплет его волосы, что расплавленным золотом стекают на его сильные плечи. Белая птица со свистом разрезает воздух острыми крыльями, когда незнакомец встречается с девушкой взглядом, и они замирают вдвоём, глядя друг другу в глаза: светло-синими, как небо в жаркий летний полдень, в туманно-серые, как воды ручья в предрассветной дымке. - Я не потревожил вас, госпожа моя? - спрашивает наконец он не то вслух, не то про себя, но она различает чужой, хоть и хорошо знакомый язык, его странное и прекрасное звучание - по губам ли, или по шелесту ветра, запутавшегося в пламенно-золотых кудрях незнакомца. - Как имя твоё? - блестит меж опущенных ресниц тусклое серебро, и тонкие, надломленные посредине брови чуть сдвигаются к переносице. - Аэгнором назвала меня мать, - отвечает он, - Айканаро, - это имя отдаётся у неё в ушах звонким протяжным эхом, а сердце вмиг наполняется невыносимо-сладостной тоской. - Как зовут тебя, аданэт? - Андрет, - тихим журчанием отвечает ручей, и белые птицы в ответ шуршат крыльями, стряхивая с перьев вязкое молоко тумана. Пальцы Аэгнора касаются холодной кожи её щеки, убирая с лица девушки тяжёлую мокрую прядь, и он просит, чуть раздвинув уголки губ в тёплой улыбке: - Дай мне руку, Андрет. Их пальцы смыкаются в замок, и крик черноглазой птицы становится отчаянно-пронзителен и тонок. Андрет больше не хочется разрывать прикосновение их рук, тонкую, но прочную нить, связавшую в этот миг их фэа, и губы её беззвучно повторяют нашедшиеся сами собой слова. - Теперь ты мой, а я твоя, Айканаро, пока над землёй так много белых птиц, и туман стелется в ранний час над лесным ручьём, пока шумит ветер и встаёт солнце. Ты мой, а я твоя. Навеки.