Только одна ночь

      В тёмном, грязном кабаке стоял кислый запах пива и забивающий ноздри аромат потных, немытых тел; по маленькому помещению сновали немытые, некрасивые женщины, то и дело раздающие тычки чрезмерно наглым и пьяным, потным мужикам, чтобы те не тянули век немытые руки к телу, за которое не заплатили; тучный хозяин с неприятным, обрюзгшим лицом, не брезгующий разбавлять и так отвратительное пойло помоями, стоял у стойки и, покрикивая на старуху-жену, готовившую чьё-то протухшее мясо, тискал новенькую служанку, которой хватило глупости наткнуться на это место в поисках работы; у двери стоял мрачный, не отягощённый интеллектом парень-вышибала с откровенно глупой физиономией, поглядывающий покровительственно на толпы пьяных воров, моряков и прочего отребья, которое собралось, чтобы нализаться и потом быть выкинутыми за пьяную драку, что не было тут редкостью.       Кабак назывался «Тухлая селёдка», и содержание вполне соответствовало названию.       Тем страннее было увидеть тут представителя солнечного народа в тёмно-зелёной с чёрным одежде, что мрачно сидел у стойки, надвинув шляпу на острые уши, и потихоньку цедил из никогда не мытой кружки отвратительную бурду. Даже без острых ушей, вид его был весьма загадочен и необычен для местных отбросов общества: красивый, стройный, с чистым лицом, он нередко был принят пьяными за девку, и даже вид оружия у него не поясе мало кого останавливал. Впрочем, эльф умел постоять за себя, и потому всех, кто пытался к нему подсесть с явными намерениями, парой тычков отправлял в сторону вышибалы – пьяным, шатающимся от выпитой дряни большего и не нужно было.       Хозяин время от времени пытался выпроводить разорительного гостя, не дающего отребью напиться настолько, что они переставали обращать внимание на людей, обшаривающих их карманы, но сделать ничего не мог: разумеется, он и не подозревал о таких сложных словах, как «дипломатический конфликт», но в заплывших от жира глазках всё же мелькало понимание того, что просто так оскорбление представитель солнечного народа не снесёт, и кто-то может уменьшиться в росте за свой длинный язык, на что намекала та лёгкость, с которой эльф безо всякого оружия спроваживал пьянчуг, и потому хозяин молчал и лишь доливал время от времени в кружку всё той же отвратительной бурды, да командовал вышибале выкидывать вон польстившихся на тонкие черты эльфийского лица бродяг.       Не только бродягам, но и знатным дамам не грех было бы заглядеться на это лицо: точные, почти идеальные черты, длинная светлая коса, перекинутая через плечо, чтобы не касаться грязного, заплёванного пола, раскосые глаза цвета первой зелени и какая-то грустная задумчивость на лице сделали бы его центром внимания в любом месте, если бы там не было других представителей его расы. Контактировать с солнечным народом люди начали совсем недавно.       Время тянулось к полуночи, в кабак валом повалили клиенты, у которых не хватило денег на более приличное заведение. Место рядом с эльфом заняли, но, так как к нему не потянулись руки, чтобы облапать, он не стал ничего делать, продолжая мерно потягивать отвратительное пойло и не обращая на соседа внимания. Тот меж делом потребовал у хозяина лучшей выпивки и громко и неприлично засмеялся над плоской шуткой знакомого. Веселье набирало обороты.       Через пару часов большинство уже невменяемых пьянчуг было выгнано из кабака, остались лишь самые стойкие или припозднившиеся. В заведении установилась относительная тишина, лишь тихо бурчал что-то в кружку завсегдатай да переговаривались несколько служанок, не нашедших на сегодня клиентов.       Человек, сидящий рядом с эльфом, давно распрощался со своим знакомым и теперь, морщась, изредка отпивал из ёмкости «лучшие» помои этого места да искоса поглядывал на всё так же мрачного эльфа, не сменившего за прошедшее время ни положения, ни своего занятия.       Что привело его сюда, этого эльфа? Местные трущобы и для людей не слишком подходили, а уж дивный народ, даже на роскошные покои морщащий носы, и вовсе ни за что бы сюда не заглянул. Но вот он, здесь, сидит и пьёт отвратительную на вкус бурду, ни разу не поморщившись.       С опьянением возрастало и любопытство человека, он всё чаще, не скрываясь, поглядывал на эльфа, с каждым разом задерживая взгляд всё дольше и дольше. Но, наверное, даже если бы он вылупился не него в открытую, вряд ли эльф бы это заметил – он был погружён в какие-то свои, неведомые думы, и мало обращал внимания на окружающее.       «До чего же похож на бабу!» – невольно подумал мужчина и, под давлением выпитой бурды, протянул руку к соседу, чтобы убедиться, что это не так.       – Ты ещё не настолько пьян, чтобы не дорожить своими руками, человек, – негромко, не поворачивая головы, произнёс эльф, и мужчина, на мгновение застыв, тут же отдёрнул руку и отвернулся. Через некоторое время решился ответить:       – Не хотел оскорбить вашу светлость. – Вновь повисла тишина. Эльф молчал, как молчал всё время до этого, и мужчине уже началось казаться, что никакого разговора и не было, а у него начались галлюцинации от обилия выпитого.       – Я так похож на женщину? – вновь оглянувшись на эльфа, человек обнаружил, что тот, полуобернувшись, спокойно смотрит на него, и, засмотревшись в зелёные глаза, не сразу сообразил, что нужно что-то ответить.       – …не очень, мне кажется… – не слишком уверенно пробормотал под нос человек, но тут же поправился: – На мой взгляд, не похожи, ваша светлость, но пьяному что мужик, что баба – всё одно! – высказал он всё, или почти всё, что думал.       – Ясно, – эльф вновь вернулся к кружке и, похоже, больше не собирался говорить. Но мужчину вновь обуял интерес, а пойло развязало язык.       – А почему ваша светлость спрашивает? – но сосед молчал, словно не замечая человека, и через некоторое время тот вернулся к своей кружке, не пытаясь больше заговорить.       – Ты не настолько пьян, человек, чтобы не осознавать опасности своих действий, – то ли ответ на вопрос, то ли просто предостережение. Мужчина вновь повернулся к эльфу, но тот всё так же сидел, уставившись в кружку. Не зная точно, что на это можно ответить, человек молчал. – Я не слишком выделяюсь по красоте среди солнечного народа, но всё равно гораздо красивее всех людей, и тебя в том числе, человек.       Без сомнения, он был прав. Мужчина, хоть и выглядел порядочнее других посетителей, имел обезображено лицо – страшный ожог лишь чудом не задел глаз, а на части головы не росло волос. Само лицо было грубым, обветренным, с неправильными чертами, волосы были обстрижены коротко. Одет человек был просто и даже бедно, но достаточно опрятно; было заметно, что под перчаткой на левой руке у него не хватает среднего и безымянного пальцев и последней фаланги указательного. Он был обычным небогатым охранником небольшого каравана, что остановился в городе на несколько дней.       – Потому-то ради такой красоты не грех и рискнуть, – мужчина усмехнулся в кружку, но потом подумал, что юмор будет здесь неуместен, и вновь посерьёзнел. – И не могли бы вы, ваша светлость, перестать меня называть «человек». Людей вокруг много, а меня зовут Рут.       – И всё же ты не настолько пьян, чтобы так рисковать.       – …ну, да, в общем-то, – неопределённо ответил Рут и заметил, что эльф вновь к нему повернулся, на этот раз как-то требовательно смотря в глаза. Человек замолчал, вновь любуясь красотой дивного создания.       – И ты не настолько пьян, чтобы тебе было всё равно, мужчина я или женщина, – в голосе эльфа прорезался металл, и человек понял, что нужно что-то ответить.       – Мне и не всё равно, – охранник отвернулся, прячась от пронзительного взгляда. Эльф ещё некоторое время смотрел на человека, а затем вернулся к своей кружке.       – Почему? – через некоторое время негромко спросил остроухий.       – Я не знаю, – так же тихо ответил Рут. – Хозяин, долей мне!       Толстяк нехотя отвлёкся от служанки и недовольно налил человеку ещё помоев, громко ударив кружкой по столу:       – Заведение закрывается через минуту!       – Это с чего это закрывается! Всегда работало до рассвета, а сегодня вдруг посреди ночи закрыть вздумал! Потом со своей девкой развлечёшься! – громко начал возмущаться человек.       – Я сказал, закрывается, значит, закрывается! – привычно рявкнул на него хозяин. – Плати за выпивку и выметайся, бродяга!       Человек смерил его яростным взглядом, потом зло бросил на стойку несколько монет и принялся мрачно допивать свою бурду.       – Никогда не понимал людей, – сказал эльф. Мужчина нехотя оторвался от пойла и посмотрел на случайного собеседника. Тот несколько задумчиво и странно разглядывал соседа, также допивая свою порцию.       – Хочешь, покажу, как люди живут? – неожиданно для самого себя задал вопрос человек. Эльф ненадолго задумался, ещё раз окинув человека взглядом, а затем медленно кивнул.       Неторопливо эльф допил своё пойло и расплатился с хозяином кабака. Они вместе с соседом вышли на грязную улочку и молча пошли в сторону центра города. Эльф время от времени спрашивал Рута о некоторых непонятных ему предметах, охранник коротко отвечал, и вновь устанавливалось молчание. Они свернули на одну из боковых улочек, немного не дойдя до главной площади, и поплутали по городу, пока не вышли к тупичку, где на одном из зданий висела кривая вывеска с полустёртыми буквами: «Тав…р… « Ве…ё…й каб…н»». Неторопливо подойдя к двери, они поднялись по в любую секунду грозящим обрушиться ступеням и вошли в тёмное задымлённое помещение, где за стойкой тихо посапывала служанка, поднялись на второй этаж. Рут ключом открыл одну из комнат, и эльф зашёл вовнутрь, с интересом оглядывая небольшое помещение. В комнате была только довольно широкая кровать практически от стенки до стенки, небольшой сундук и таз с водой для умывания.       Человек неспешно запер дверь изнутри и повернулся к гостю. Единственные в городе часы громко пропели два часа.       – И ты здесь живёшь? – в тишине спокойный голос прозвучал странно.       – Только временно, пока караван не отправится дальше. Я охранник, – пояснил он, пытаясь в полной темноте разглядеть собеседника.       – Понятно. Ты тоже воин, – по звукам человек определил, что эльф подошёл к узкому окну, сквозь которое почти не пробивался свет. – Я сопровождаю посольство солнечного народа обратно на родину.       Оба замолчали. Эльф не торопился что-то спрашивать, а человек просто не знал, с чего начать. Поэтому, оттягивая время, на ощупь откопал в сундуке огарок свечи и запалил её. В неясном свете получилось увидеть эльфа, он стоял напротив и внимательно следил за действиями охранника, в глазах его сверкали отблески живого огня.       Рут установил огарок в старый жестяной подсвечник, также извлечённый из сундука, и посмотрел на своего необычного гостя. Эльф тоже смотрел на него.       Словно зачарованный, человек сделал шаг навстречу и, протянув руку, коснулся грубыми мозолистыми пальцами нежной щеки, неторопливо провёл вдоль скулы, опустил ниже, к губам. Эльф спокойно следил за его действиями, вот только рука крепче стискивала рукоять меча.       – Тебе всё же не дороги твои руки, человек Рут? – голос звучал спокойно, слишком спокойно.       – Эльфы не понимают намёков? Я же говорил, ради такой красоты стоит рискнуть, – прошептал в ответ мужчина, вплотную подходя к эльфу. Рут смотрел прямо в глаза, неспешно прикасаясь рукой к лицу. Медленно приблизившись и не разрывая контакта глаз, еле ощутимо прикоснулся своими сухими и обветренными губами к нежным губам нелюдя. Потом чуть отодвинулся, давая эльфу возможность отстраниться, но тот по-прежнему никак не реагировал, только следил за действиями человека. Тогда Рут придвинулся ещё ближе и обнял травмированной рукой своего гостя за талию, притянув к себе, отчего тот почувствовал возбуждение человека и слегка растерянно приподнял брови. Рут притянул его голову к себе, вновь коснулся, уже настойчивей, своими губами его. Закрыл глаза, доверяясь.       Эльф не оттолкнул и не ударил, а обнял.       Рут приоткрыл глаза. Лицо эльфа было совсем рядом, и оно вовсе не выражало неприязни. Они всё ещё соприкасались губами, и человек еле слышно прошептал:       – Открой рот…       Ресницы эльфа дрогнули от удивления, но почти сразу он, прикрыв глаза, подчинился.       Язык аккуратно скользнул ему в рот, неторопливо прошёлся по нёбу и щекам, прикоснулся к языку самого нелюдя, медленно погладил. Эльф тоже осторожно и неумело начал отвечать, что-то простонал…       Они прервались, лишь когда начало не хватать воздуха, и замерли, тяжело дыша, смотря друг другу в глаза и видя в них своё отражение.       Рут провёл одной рукой вдоль спины эльфа, второй снимая с его головы шляпу, обнажая острые уши, и внимательно следил за ответной реакцией. Непохоже, чтобы эльф был против продолжения.       Шляпа была брошена на пол, человек скользнул здоровой рукой по воротнику чужой куртки, пытаясь её расстегнуть. Его партнёр чуть отстранился, чтобы было удобнее, и осторожно, словно опасаясь причинить боль, прикоснулся к старому шраму на лице охранника, пока тот пытался расстёгивать одной рукой пуговицы. Рут чуть вздрогнул: нечасто случалось, чтобы к его лицу проявляли интерес, чаще оно вызывало неприязнь. Но на лице эльфа было написано только любопытство и заинтересованность, и Рут продолжил расстёгивать его одежду, время от времени ощущая лёгкие прикосновения.       Под курткой у эльфа оказалась ещё и рубашка, застёгнутая на кучу мелких пуговичек, и Рут едва не зубами не заскрежетал от злости: одной рукой их ещё не скоро расстегнёшь. Поняв, в чём дело, эльф сам принялся раздеваться, человек тем временем стал снимать одежду с себя, не отрывая взгляда от партнёра. Как только рубашка вместе с курткой и отстёгнутым от пояса мечом оказались на полу, охранник толкнул эльфа на кровать и навис сверху. Сам он успел раздеться почти полностью, оставшись лишь в одних подштанниках да перчатке, скрывающей трёхпалую руку.       Возбуждение уже было почти нестерпимым, и человек, не теряя времени принялся ласкать своего партнёра одной рукой. Эльф, изредка постанывая от наслаждения, тоже потянулся к нему и неумело повторял его действия: водил руками по телу и прикасался к губам, ласкал соски. Один раз попытался прикоснуться к возбуждённому органу, но, видимо, испугался и вернулся к предыдущим действиям.       Проведя по паху эльфа, Рут поймал тихий стон и ощутил, что остроухий воин тоже немало возбудился. Пора было переходить к основному действию.       Человек принялся развязывать завязки на штанах нелюдя, тот, со слегка испуганным выражением лица, помог Руту снять подштанники и отвернулся, не рискуя смотреть.       Справившись со штанами эльфа, охранник успокаивающе провёл по его лицу рукой и осторожно, боясь спугнуть, поцеловал, и удивился, с какой страстью принялся отвечать ему гость.       – Чшшш, тихо, не бойся… – прошептал ему на ухо человек. – Смотри на меня…       …А дальше были взаимные ласки, громкие, искренние стоны эльфа и редкие – человека, сливающиеся в один звук, непреодолимая страсть и оргазм, затмивший все прочие чувства и мысли.       После эльф долго лежал и смотрел в потолок, стараясь лучше запомнить все свои ощущения, а охранник смотрел на него и любовался, понимая, что немногим выдавалась возможность увидеть такие эмоции на обычно высокомерном лице прекрасного эльфа.       Позже, обняв нелюдя и укрывшись одеялом, Рут уснул, а остроухий до самого рассвета не спал, крепко прижимая к себе и рассматривая обезображенную руку воина, с которой всё же стянул перчатку. Рука выглядела так, будто недостающие пальцы и фалангу долго отпиливали чем-то тупым или вырывали клещами, а затем прижигали калёным железом. Как и ожог на лице, эльфийская работа. Война пять лет назад. У человека была нелёгкая жизнь.       Утром, проснувшись, Рут обнаружил, что эльфа нет рядом с ним, и, оглядев комнату, увидел его уже одетым сидящим на сундуке, переплетая изрядно растрепавшуюся ночью косу. Сквозь окно пробивался тусклый свет зарождающегося дня, освещая одинокую фигурку.       Охранник сел и потянулся, не сводя взгляда со спины нелюдя и думая, как бы начать разговор.       – Как тебя зовут? – было странно не знать, с кем провёл ночь, но раньше он об этом почему-то не задумывался.       – Я удивлён, что ты всё же поинтересовался, Рут, – эльф оглянулся на него, смерив чуть насмешливым взглядом, а затем вновь вернулся к плетению. – Я Элей. Элей из рода Эшдиари.       – А… как ты себя чувствуешь?       – Я владею магией, и потому смог убрать со своего тела все следы этой ночи.       Мужчина молчал, не зная, как продолжить разговор.       – Среди солнечного народа такие связи караются смертью, потому что наше количество невелико, а однополые отношения лишают нас возможности на увеличение численности, и потому все, уличённые в таких связях, должны умереть. Меня совсем не интересуют женщины, а мой род слишком мал и незначителен, чтобы обеспечить мне защиту, – эльф говорил неторопливо и спокойно, и потому в его словах чувствовалась обречённость.       – Среди людей это тоже подвергается осуждению, но за это не убивают, – Рут немного помолчал. – Почему бы тебе не сбежать?       – Предателей, сбегавших из страны, преследуют до конца жизни, а от ищеек нет спасения ни в поле, ни в лесу, ни на воде, ни в небе, – Элей закончил плести косу и перекинул её через плечо. Установилось молчание.       – И… что ты будешь делать теперь? – мужчина нервно потёр шрам на лице, выжидательно смотря на эльфа.       – Сегодня в полдень делегация солнечного народа покинет этот город, и я должен быть среди них.       – Как, уже?.. – в голосе звучала растерянность и горечь. Мужчина рассчитывал побыть с эльфом ещё немного.       – Я простой воин, и то, что мне выпала честь сопровождать делегацию – невероятная удача для эльфа из малого рода. Если что-то сделаю не так, как мне было приказано, я не смогу удержаться на этом месте и буду влачить жалкое существование, – он немного помолчал. – Мы больше не увидимся, Рут. Нити наших судеб соединились на одну ночь, но дальше им виться по разным дорогам.       – Значит, это всё? – Рут и сам понял, как жалко прозвучали эти слова.       – Солнечный народ живёт долго, и для него год что миг. Но некоторые мгновения остаются в сердце на всю жизнь, – Элей оглянулся и посмотрел прямо в глаза своему случайному партнёру.       Наверное, не так что-то было в этих глазах, и он встал и пересел на кровать рядом с человеком. Прикоснулся кончиками пальцев к шраму, провёл ниже, очертил скулу и чуть коснулся губ. А затем вдруг подался вперёд и, прижав Рута к себе, поцеловал.       Человек, словно того и ждал, обхватил его руками и принялся отвечать, все чувства свои вкладывая в этот, похоже, последний поцелуй.       Они оторвались друг от друга, только когда стало не хватать воздуха, и ещё несколько минут сидели обнявшись, Элей поглаживал искалеченную руку, а Рут прикасался к кончикам острых ушей.       Наконец, эльф попытался отстраниться. Почувствовав это, охранник на мгновение ещё крепче прижал к себе тонкокостное тело, а затем отпустил. Насовсем.       Эльф прицепил на пояс меч, поднял с пола брошенную туда шляпу и покрутил её в руках.       – Знаешь, я в тот кабак зашёл только ради того, чтобы ещё раз доказать себе, как противны и противоестественны подобные отношения. Но, как видишь, вышло всё так, как вышло. Я ни о чём не жалею, – он перевёл взгляд на Рута. – Прощай, – он грустно улыбнулся напоследок и протиснулся в узкое окно.       Несколько секунд Рут сидел неподвижно, а затем вскочил и бросился к окну, но эльфа уже нигде не было видно. Лишь на сундуке осталась одна одинокая эльфийская монета с дыркой в центре.

***

      Спустя четыре года, во время нападения на караван, неизвестный разбойник убил Трёхпалого Рута. Умирая, тот сжимал в руках мелкую эльфийскую монету, висящую у него на шее, и улыбался, веря, что есть ещё тот, кто вечно будет помнить его живым.       Элей из рода Эшдиари прожил ещё сто тридцать лет и стал капитаном отряда, защищающего седьмого принца. Но однажды тот, кого он защищал, был уличён в измене, но ему удалось переложить вину на Элея, который и был казнён как изменник, всю жизнь избегая казни как мужеложец. После Рута он так и не смог больше ни с кем провести ночь, да и не хотел этого. Сгорая на костре мёртвого древа, он вспоминал то утро и жалел, что так и не сбежал, когда было с кем. Короткая, полная опасности жизнь с дорогим человеком была бы гораздо лучше той, которую он прожил как в забытьи, с единственным по-настоящему счастливым воспоминанием.       Но вся кровь вылита, костёр отгорел, а ветер развеял их останки. Быть может, кто-нибудь когда-нибудь станет счастливее их, они же, возможно, встретятся на той стороне.