I again see sunflower field...

Закрывая глаза, я снова вижу подсолнуховое поле, «пылающее» ярко, словно огонь… Рувик прикрыл глаза и, поднеся ладонь к губам, резко выдохнул, сдувая с нее горстку пепла. Он ждал. Пепел чуть покружился на месте и, ведомый легким ветром, гуляющим по мрачному зданию, унесся вглубь коридора, изредка поблескивая красными искрами, но вскоре совсем скрываясь в кромешной темноте. Рувик проводил его взглядом и закрыл глаза. Ожидание длилось долго и никак не хотело прекращаться. Вот уже много лет оно жило внутри него, постоянно запуская острые когти и вгрызаясь в него изнутри. Постоянное чувство незаконченности, незавершенности не давало ему покоя. Ни Рубену при жизни, ни Рувику после смерти. Треск сломанной лампы - единственное, что разрывало гробовую тишину. Она еле держалась на одном тонком проводе, безуспешно стараясь вновь зажечься, выбрасывая из себя быстро тускнеющие искры. Находясь совсем недалеко от Рувика, она старалась осветить хоть небольшую часть коридора, раздражающе мелькая в глазах. Рубен ощутил это жуткое чувство, будучи еще мальчишкой. Наверное, это очень страшно, начать томиться ожиданием уже в десять лет. Словно потерять детство и полностью осознавать, что вернуть его не получится. Нет, апатии не было. Было лишь гнетущее чувство безысходности, которое не проходило. Вообще не проходило. Частичка детской наивности продолжала сопротивляться, но с каждым днем все слабее и слабее, уступая место взрослому взгляду на вещи. Умен не по годам и разочарован в жизни раньше, чем нужно. Бедный ребенок. Его взгляд слишком быстро охладел. Интерес представляли только животные. И их разум. Я очень устал. Рувик устало потер переносицу и вытянул руку в сторону, направляя ее на лампу. В ту же секунду провод оборвался, и лампа с грохотом рухнула на пол, разбиваясь на мелкие осколки и, наконец, выключаясь. Моя голова просто раскалывается. Все вокруг усиливает боль. Мужчина прогнулся в спине, вслушиваясь в хруст собственных костей. Громко зевнув, он встал со старой табуретки, на которой просидел, казалось, часа три, из-за чего затекло все тело. Рувик вытянул руки вверх и чуть приподнялся на носочках, потягиваясь, словно после сна. Головная боль не дает мне уснуть. В этом месте невозможно спать. Ровно встав на ноги, он сложил руки за спиной и сделал короткий шаг в сторону дверного проема. Выломанная дверь валялась по другую сторону. Рувик остановился напротив нее. -Папа, прошу, не надо! Рубен безумно колотил по железной двери кулаками, срываясь на истеричный крик и обливаясь, казалось, бесконечными слезами. -Выпусти меня отсюда! Пожалуйста! За дверью послышались удаляющиеся шаги. -Не уходи, прошу! ВЫПУСТИ МЕНЯ!!! Ноги мальчика подкосились и он беспомощно упал на колени перед дверью, прошептав -Не оставляй меня здесь, пожалуйста… Рувик поднял взгляд, отрывая его от выбитой двери. Зайдя в комнату, он приподнял голову, рассматривая грязный потрескавшийся потолок и, пройдясь по выломанной двери, остановился в середине комнаты. Вокруг было пусто, и Рубен опустил взгляд в пол, разглядывая расписной ковер в своей комнате. Мальчик тяжело вздохнул и покачался взад - вперед, с носка на пятку. Его комната была не самой маленькой в огромном особняке, но сейчас, когда он смотрел на нее из центра, она казалась такой тесной и неудобной. Казалось, что совершенно негде повернуться. Стены давили со всех сторон, позволяя перемещаться только от кровати до письменного стола. Мальчишка отставил одну ногу в сторону и, изображая танец, выписал пару пируэтов, продвигаясь к кровати. Лаура часто начинала танцевать именно так. Подойдя к кровати, Рубен прекратил крутиться и, расправив руки в стороны, рухнул на нее спиной. -Тоскааа… Прикрыв глаза, он отвел взгляд в сторону, смотря на одинокую трещинку на потолке, ползущей от двери. Скучно. Мальчик тяжело вздохнул, совсем закрывая глаза. Рувик немного наклонил голову, разглядывая огромные длинные трещины, растянувшиеся по всему потолку. Хоть это была и не его комната, они все равно немного давили на него, заставляя вспоминать о чем-то далеком, но в то же время очень близком. Тоска… Рувик дернул рукой, запрокидывая рукав назад, и поднес ее к лицу, делая вид, будто смотрит на часы. Напряженно притопнув ногой, он прошептал Ну, и где же ты? Ожидание не прекратилось и сейчас. Казалось бы, его тело мертво, в реальном мире его больше нет. Душа свободна, и больше нечего ожидать. Но нет. Запертый разум хранил в себе не только память об ожидании, но и все чувства, которые испытывал Рубен. Нигде мне от этого не скрыться. Травма. Детская обида. По-моему, это называется именно так. Становление личности в одиночестве, сидя в темной комнате не удалось. Вокруг меня не было детей моего возраста. Хотя я бы и не стал общаться с этими недоумками. Не мой уровень. Меня окружали безликие учителя и непонимающие меня родители. Я находился в забвении всю свою жизнь. Мне всегда казалось, что этот безумный мир проносится мимо меня, сидящего в своей комнате в огромном особняке, окруженном оградой. Я сидел на своей кровати, а за окном бушевала вьюга и проливались ливни, восходило и садилось солнце, меняли цвет листвы деревья и цвели подсолнухи. А я всегда чего-то ждал. И вместе с тем рос: тело становилось мужественнее, черты лица точнее и индивидуальнее. Но внутренне забвение не уходило. Я всегда находился вне времени. Рувик опустил руку вниз и замер, прислушиваясь. До его ушей тут же начали доноситься различные звуки, блуждающие по комнатам и коридорам его разума. Среди них и тихие шаги. Но это был не Он. Они могли принадлежать какому-нибудь мертвецу, шатающемуся по лесу, или очередному воплощению его, Рувика, страхов. Он не выдавал себя. И Рувик не слышал Его. Да, можно было бы попытаться найти Его и так, но спешка была ни к чему. Пускай сам идет вперед, привыкая ко всему, что тут происходит. Нельзя, чтобы Он тоже сошел с ума. Иначе никто не сможет отсюда выбраться. Единственным человеком, который вырывал меня из этого, была моя Сестра. Лаура. Лишь с ее приходом расцветала весна, залы особняка становились светлее, а мне хотелось петь и танцевать, хоть я и не умел этого делать. Поэтому я просто мимолетно улыбался, сощуривая глаза. И она понимала меня. Она знала, что я безумно рад ее видеть. Как жаль, что она не могла быть со мной каждую секунду моей жизни. Когда я переставал видеть ее, мне становилось страшно. Я начинал чувствовать себя таким слабым и незащищенным. И лишь мысль о том, что она все еще в доме, что я могу увидеть ее в любой момент, успокаивала меня. Она была словно солнце среди туч на хмуром небе. Лаура всегда излучала тепло и свет, в то время как я был холодным льдом. Льдом, который могло растопить лишь касание солнца. Она всегда была добра ко мне и никогда на меня не злилась. Что бы я ни вытворял, Сестра всегда была на моей стороне. Всегда пыталась оправдать меня перед отцом и как-то защитить от него, хотя прекрасно осознавала всю дикость моих «хулиганств». И каждый раз, уводя меня в свою комнату, она махала передо мной своим длинным указательным пальцем, безутешно твердя о том, что то, что я делаю, плохо и что так себя вести нельзя. Так дело в том, что я понимал, что это плохо. Но что мне еще было делать? Я все время сидел в этом чертовом доме, не выбираясь дальше старого амбара, окруженного подсолнуховым полем. У меня не было ничего, что могло бы заменить мне тела животных. У отца в библиотеке было много книг. Но ни одной про то, что мне было интересно, что было мне нужно. Ни единой. А я не мог. Я не мог сидеть без дела. Я хотел применять свои знания на практике. Я хотел знать больше, двигаться дальше. Я хотел делать то, что умею делать лучше всего- думать, изучать, работать руками. Совершенствоваться. Мои возможности были безграничны. Я имел руки, которые могли дотянуться до чего угодно, ноги, которые могли переступить через любую черту и пройти все дороги, блестящий ум и желание действовать. И Лаура прекрасно это понимала, потому и знала, что отчитывать меня бесполезно. Мы с ней знали, что я не остановлюсь. -Рубен, ну, сколько можно? Ты вообще понимаешь, что ты творишь?! Лаура откинула волосы за спину и сделала еще несколько шагов к двери, всплескивая руками. Рубен виновато опускает голову и бурчит себе под нос, пытаясь достать ногами до пола с кровати сестры. -Нет… -Вот именно! Тогда какого че… Девушка резко останавливается и, глубоко вдохнув, кладет руки на лицо, закрывает глаза. Ее щеки горят. Внутри все дрожит. Порой Лауре кажется, что ее нервы когда-нибудь просто не выдержат, и случится что-то плохое. Она безумно волновалась за своего брата и очень боялась, что с ним что-нибудь случится. Девушка чувствовала себя ответственной за Рубена, словно была его матерью. Она старалась быть рядом с ним как можно чаще и следить за ним как можно внимательнее, чтобы он вновь не учудил чего-нибудь. Она знала, что брат нуждается в ней. В ее помощи и защите. Потому что никто больше не мог ему помочь. И девушка старалась делать все, чтобы он был в безопасности и ничего не боялся. Ни отца, ни того, что он мог сделать. Мальчишка кидает на сестру осторожный взгляд и тут же произносит: -Лаура, не переживай так. Девушка взмахивает ресницами и, словно пуля, подлетает к брату, опускаясь перед ним на колени. Ее указательный палец поднимается вверх и начинает маячить перед носом Рубена, а сама Лаура продолжает отчитывать брата. -Не переживай? Не переживай?! Рубен, как ты можешь говорить так?! Отец тебя просто убьет, когда узнает об этом! Ты снова хочешь оказаться запертым в своей комнате? Нравится быть наказанным?! И ты говоришь мне «Не переживай»?! Девушка взмахивает руками и тут же кладет их на щеки брата, сжимая их и притягивая его к себе. -Рубен, как ты не понимаешь?.. Я же… Его щеки сжимают меж собой губы «рыбкой», от чего мальчик чувствует себя неудобно и глупо. Лаура часто делала так, после чего звонко смеялась и целовала брата в нос. Казалось, что ей это просто безумно нравится и что она готова была делать это каждую секунду или вообще отдала бы все, чтобы Рубен родился с таким лицом. Ведь это выглядело «так мило!». Но сейчас на ее лице не было и тени улыбки. Мальчишка кладет ладонь на руку сестры и чуть сжимает ее, как бы говоря, что он все прекрасно понимает и что совсем не хочет, чтобы она расстраивалась из-за него. -Я знаю, Лаура. Я знаю. Девушка опускает взгляд вниз, тяжело вздыхая. -Да, ты знаешь… Но ты не меняешься. Я бы могла заставить тебя, но моя… -…любовь не позволит этому случиться…- говорят в унисон брат и сестра. Лаура отпускает лицо брата и берет его за руки, улыбается, смотря в глаза Рубена. Он так же отвечает ей улыбкой и легким кивком. -Извини, что заставил волноваться. – как всегда говорит он. -Ничего. Это пройдет.- как всегда отвечает она. Конечно. Когда-нибудь обязательно. Однажды я услышал, как отец разговаривал с моей матерью. -Вот увидишь, он исправится! Все будет хорошо! -Ты и в прошлый раз так говорила, Беатрис. Он не изменился. Никогда не изменится. И он был прав. Я не изменился. Ведь я имел руки, которые могли дотянуться до чего угодно… Но это было до «несчастного случая». Случая, который отнял у меня не только Сестру, но и те самые руки, которыми я к ней тянулся. После этого я получил другие руки. В страшных ожогах и шрамах, пахнущие гарью. Эти руки были не мои. Не мои! Мои руки забрал огонь, а этими я работать не умел. Я не чувствовал предметов в своих руках из-за ожогов. Я мог только видеть их. Но не чувствовать. И мне пришлось привыкать. Рубен сделал осторожный шаг вперед и взглянул на свой письменный стол, на котором одиноко лежал лист бумаги и перьевая ручка. Внутри мальчика поднималось неприятное волнение, которое всеми своими силами пыталось заставить его бросить эту глупую затею и смириться со своей беспомощностью. Но Рубен продолжал двигаться вперед, делая по одному короткому шагу раз в пять секунд. Ему нужно было записать то, что он запомнил из своих исследований до пожара. Хоть что-то. Иначе он мог забыть все, ведь неизвестно, сколько ему придется просидеть в этом подвале. Наконец преодолев, казалось, такое огромное расстояние, Рубен сел на стул и протянул руки к листку бумаги и ручке. Бросив взгляд на забинтованные ладони и пальцы, мальчик на секунду замер и нервно выдохнул. Грязные бинты немного размотались, и их пора было менять, но Рубену совсем не хотелось этого делать. Каждый раз он дрожал, словно напуганный зверек. Ему пришлось очень долго привыкать к себе новому. Рубен сглотнул застрявший в горле ком и, закрыв глаза, взял в руки ручку. Она совсем не чувствовалась. Мальчишка сдавил ее сильнее и, наконец, почувствовав ее, попытался написать что-то на листке. Медленно выводя дату, Рубен смог написать лишь «19» после чего его рука сорвалась и ручка выпала из его рук, оставляя за собой кривую черту. Я был словно лишен себя. Рубен сжал руки в кулаки и зажмурил глаза. Это случалось уже не в первый раз. И я не мог ничего с собой поделать. Мальчик крепко стиснул зубы и, вскочив из-за стола, резким движением смахнул все, что на нем находилось. Настольная лампа слетела на пол, разлетаясь вдребезги. Аккуратно сложенные в углу стола листки бумаги, шурша, взлетели в воздух и рассыпались по полу. Что-то невнятно прорычав, Рубен с силой ударил ногой по стулу, который тут же опрокинулся на пол. Подбежав к своей кровати, мальчишка схватился за покрывало и сдернул его, откидывая в другую сторону. Ненависть, прожигающая душу. Рубен, путаясь ногами в валявшемся на полу покрывале, двигался в сторону большого зеркала. Срывая бинты с головы и лица, он отбрасывал их в разные стороны, оступался и зло рычал. Злость на самого себя. Вцепившись в очередную полосу бинта, Рубен сорвал ее со лба и поднял голову вверх. Он стоял прямо перед висящим на стене зеркалом. Темная, обугленная кожа, словно растекающаяся по лицу. Оборванные и выжженные в некоторых местах волосы, разметавшиеся по высокому лбу. Огромные мешки под глазами, сухие, потрескавшиеся губы. И слезы на глазах. Я был словно лишен себя… Это было не его лицо. Это было не мое лицо. Я никогда так не выглядел. Все зеркала показывали мне одну и ту же картину, из раза в раз пытаясь обмануть меня. Но я прекрасно помнил свое лицо. Такое «уродство» сложно было забыть, особенно когда смотришь на него по несколько раз в день в течение десяти лет. И хоть оно было ужасно, оно было моим. Моим. Рубен медленно наклонился, не отрывая взгляд от своего отражения в зеркале. Нащупав рукой какую-то книгу, он медленно поднял ее и, покрепче сжав в руках, занес ее над головой. И у меня его отняли. В следующий момент стекло звонко разбилось на огромные осколки. И, перед падением на пол, оно успело показать Рубену лишь текущую по его щеке слезу и пылающую ярость в глазах. Мне пришлось скрывать свое настоящее лицо за бинтами. Рубен смотрел на темное дерево, раньше не видимое из-за зеркала. Руки дрожали, и ноги были не в состоянии его держать. Мальчик тихо всхлипнул и упал на колени, а потом и на пол, закрывая лицо руками. Я больше не включал в подвале свет и разбил все зеркала, находившиеся в моей «тюрьме». Солнце сюда не проникало. И лишь вечером, когда на землю опускались сумерки, и луна становилась единственным источником света, я вплотную подходил к стене, садился на пол и облокачиваясь на стену. Я закрывал глаза и запрокидывал голову. Лунный свет успокаивал меня, дарил душевный покой. И пусть он был наверху, за стеной, я его чувствовал. Он словно проникал сквозь стены и плотные бинты, заживляя мои ожоги. Я мог просидеть так до полночи. Или всю ночь. Что-что, а вот ждать я умел. Рубен глубоко вдохнул, закрывая глаза. Запрокинув голову назад, он почувствовал боль на затылке, создавшуюся от соприкосновения его шрама от ожога со стеной. Бинты он сегодня не менял. Отец их просто не принес. А старые давно уже испачкались и, растянувшись, обвисли, совсем не закрывая его раны. Лунный свет… Он чувствовал его и через толстые стены подвала. …словно заживлял раны моей души. Здесь не было часов, и Рубен не знал, который сейчас час. И дарил мне покой. Только после такой «процедуры» я мог спокойно заснуть. Только после этого мне не снились кошмары, и я мог мирно спать до самого утра. Только после лунного света мне не было больно. Рувик притопнул ногой и, пнув валявшийся рядом камешек, бодро направился ко входу во вторую комнату. - Где же, где же ты… Под ногами хрустела осыпавшаяся штукатурка и стекло, а по комнате разносился тихий мелодичный свист, срывающийся с губ Рувика. Перейдя в другую комнату, мужчина схватился за подол окровавленного плаща и, отставив одну ногу в сторону, выписал пару пируэтов, продвигаясь к небольшому креслу, стоящему посреди комнаты. Лаура часто начинала танцевать именно так. Подойдя к креслу, Рувик прекратил крутиться и, расправив руки в стороны, рухнул в него. Пыль взмыла в воздух, закружившись, словно «маленький ураган» и вновь осела на ручки кресла и плащ Рувика. Сам он сполз вниз и, положив руки на живот, отогнул мертвую кожу с края ожога указательным пальцем, царапая сам ожог средним. Было совсем не больно. Ничего вообще не чувствовалось. Рувик уже давно смирился со своими шрамами и после смерти даже начал разглядывать, отрывать кожу и расчесывать их. Но только когда ему было жутко скучно. Скорчившись, Рувик натянул капюшон на глаза сильнее и откинул руки на подлокотники кресла, закинув ногу на ногу. Сюда солнечный и лунный свет проникает редко. Не знаю почему. Я хочу, чтобы он был здесь, но он не приходит ко мне. Я думаю, что могу контролировать все в этом месте. Но есть вещи, которые упрямо продолжают противиться моей воле. Бесит. Свет ламп тоже раздражает. Ненавижу электрический свет, хотя мне часто приходилось работать с ним. Без него никак. Но я его терпеть не могу. Всегда использовал его по минимуму. Главное, чтобы освещал руки. Руки, это самое главное. Я так долго учился жить с ними, работать ими, что я был просто обязан выполнять работу грамотно. А в темноте мало что можно разглядеть. Рувик тяжело выдохнул и полностью сполз с разодранного пыльного кресла, усаживаясь на пол, раздвигая ноги и сводя колени вместе. Теперь, когда он был заперт в этом месте, мужчина не мог сидеть на месте дольше минуты. Ему было совершенно нечем заняться, и поэтому он все время бесцельно шатался по закоулкам его мира, садился куда-то, быстро вскакивал, пританцовывал или рассматривал комнаты лечебницы, деревья в лесу или разрушенный город, перемещаясь из места в место через пространство. Рувику просто было скучно. Ужасно скучно и ничего он с этим не мог поделать. Какое-нибудь занятие себе всегда можно найти. Но только не здесь. В этом мире даже стены вызывали апатию и нежелание что-либо делать. Обстановка вокруг нагоняла тоску и слабость. Серые цвета, иногда разбавляемые яркостью крови, трещины на потолке и стенах, пыль везде и всюду, и полумрак не располагали к приподнятому настроению и веселью. И Рувик ничего не мог с этим поделать. Лаура медленно подошла к брату, сидящему в углу своей комнаты и села перед ним, расправляя платье. -Ну, что снова случилось? Рубен поднял на сестру испуганный взгляд и поджал к себе колени сильнее. -Я… я снова не смог… я… я просто…руки тряслись и я опять… -Прекрати!- прикрикнула Лаура. Рубен вздрогнул и замолчал, прижав руки к груди. Его испуганный взгляд широко распахнутых глаз метался в разные стороны, кидаясь то на пол, то на свои колени, то на подол платья сестры. Лаура выдохнула и тихо прошептала. -Извини. Я не хотела. Мальчик опустил взгляд на свои руки. Девушка сделала то же самое и тут же нахмурилась, внимательно всматриваясь в пальцы младшего брата. -Что у тебя с… Рубен метнул взгляд на сестру и оторвал руки от груди. Перевернув их ладонями вверх, он протянул их к Лауре, шепча -Посмотри, Лаура…Посмотри… Все его пальцы были изрезаны и покрыты кровью, обильно капающей на пол. -Господи… Рубен, ты с ума сошел?! Девушка подхватила подол своего платья и прижала его к рукам брата, стараясь обмотать их им. Ей было совсем не жалко свое любимое платье. Его можно и отстирать, а вот брату срочно нужна была помощь: он снова порезался. Снова просидел всю ночь в подвале над чьим-то трупом с ножом и спицами. Снова заметил раны лишь тогда, когда решился включить свет. Снова испугался и убежал в свою комнату. Если бы не тихое испуганное шептание в коридоре, Лаура не вышла бы из комнаты, чтобы проверить, что происходит. Нельзя позволять Рубену бояться. Особенно самого себя. Лаура знала, что она всегда должна находиться рядом с ним, поэтому незамедлительно бросилась в его комнату. Отец считал, что для того, чтобы вырастить его настоящим мужчиной, нужно было оставлять его наедине со своими страхами, чтобы он сам боролся с ними. Но как можно было бороться с самим собой, особенно когда тебе никто не помогает? Конечно же, Лаура была в корне не согласна с отцом. -Он еще ребенок! Она всегда пыталась помочь ему всем, чем могла. -Это не твое дело, Лаура. Ведь Рубен был ее младшим братом. -Но папа! Прошу, послушай! И она безумно любила его. -Это не обсуждается. Иди в свою комнату. Живо. Лаура прикрыла глаза и сжала руки Рубена сильнее. Мальчик дернулся и вырвал одну ладонь из крепкой хватки сестры, прижимая пальцы к щеке и пачкая ее кровью. -Нет-нет! Отдай! Лаура снова схватила руку Рубена, но тот попытался подняться на ноги и убежать. Девушка взяла его за локоть, и он снова плюхнулся на пол, попытался сильнее вжаться в стену, хотя это было невозможно. -Стой, Рубен! Спокойно! Лаура отпустила руки брата и, обняв его, прижала к себе. Тело мальчика пробивала мелкая дрожь. Его руки крепко обнимали сестру, а пальцы впивались в кожу через тонкую ткань платья. Девушка гладила брата по растрепанным волосам, тихо шепча -Ну-ну, хватит. Я же с тобой. Чего ты боишься? Этот вопрос не требовал ответа. Все и так было понятно. Но… Рубен перестал дрожать. Он медленно поднял голову и, заглянув Лауре прямо в глаза, прошептал: -Себя… Сестра всегда говорила мне, что себя бояться не стоит. Потому что это было как минимум глупо: от любого страха можно было избавиться или убежать. От себя не убежишь. И я знал это. Но все равно разбил зеркала и не включал в подвале свет, создавая иллюзию побега. Я был заперт словно в клетке или какой-то камере для особо опасных, но все равно пытался убежать, хоть и осознавал, что это невозможно. И я метался по своей «тюрьме», как загнанный зверек, воя и царапая стены от обиды. От обиды на всех, кто меня окружал. Никто не пытался ему помочь. Отец видел меня. Он приходил ко мне только чтобы накормить или дать новые бинты. Но каждый раз он снова запирал его. Моя мама. Я знаю, она чувствовала, что я жив. Я кричал так громко, как только мог. Я знаю, она слышала. Я знаю, что она не виновата. Никто не напоминал Рубену о том, что время не стоит на месте и земля продолжает вращаться вокруг своей оси. Тогда я попросил у отца часы и календарь, чтобы знать, что время движется вперед и жизнь за пределами стен подвала продолжается. Я должен был знать, что за окном бушевала вьюга и проливались ливни, восходило и садилось солнце, меняли цвет листвы деревья и цвели подсолнухи. Ведь мир не замер. Я был десятилетним мальчишкой. Таким маленьким в огромном особняке. Потерянным в бушующем океане. И никто не стремился нырять за мной в пучину. Лишь темнота и гул бездны вокруг. И я шел ко дну. Пока… Рувик вскинул голову, отдергивая капюшон с глаз. Нахмурив брови, мужчина медленно повернул голову вправо, снова прислушиваясь. Либо ему показалось, либо он только что отчетливо слышал выстрел. Рувик поднялся с пола и сделал шаг в сторону. Закрыв глаза, он вслушивался в мертвую тишину, стараясь уловить этот звук еще раз. Но его не было. Может, показалось? Нет. Такие вещи не кажутся. Это как укус насекомого. Можно сказать «Показалось!», но место укуса чешется или болит. Показалось? Так и этот звук. Громкий, резкий, запоминающийся. Он звучал всего долю секунды, но Рувик успел запомнить его. Теперь этот звук сидел глубоко в мозгу, передавая в сердце надежду на то, что Себастьян уже близко. Что он скоро придет. Но звук не повторялся. Вообще ничего не было. Ни выстрела, ни шагов, ни дыхания. Понял свою ошибку, умник… Рувик оскалился, тихо рыча. Сжав руки в кулаки, он несильно топнул ногой об пол. Пол и стены содрогнулись, а потолок щедро осыпал макушку детектива мелкой штукатуркой. Коридор, по которому он шел, затрясло со страшной силой. Лампы, висящие под потолком, начали раскачиваться из стороны в сторону, моргая и искрясь. Лампочки, одна за другой полопались, лишив света добрую половину коридора и разбросав по полу стекло. Себастьян пошатнулся и облокотился на стену, чтобы не упасть. Детектив быстро завертел головой из стороны в сторону, оглядываясь, пытаясь найти источник такой тряски. Все закончилось так же резко, как и началось. Вдалеке коридора все еще слышался шелест осыпающейся с потолка шпаклевки и побелки. Детектив затаил дыхание, боясь издать лишний звук, явно поняв, кто решил устроить ему «дискотеку». Прижав ладонь ко рту, Себастьян положил вторую руку на пистолет в кобуре, готовясь к встрече. Он кинул быстрый взгляд на пол и сделал осторожный шаг вперед, стараясь не наступить на стекло и камни. Мягкая подошва позволяла ему перемещаться практически беззвучно и Себастьян, можно сказать, парил над полом, словно пушинка. Впиваясь нестриженными ногтями в обгоревшую кожу на ладонях, Рувик тихо прошипел -В прятки поиграть хочешь?.. Поиграем… В следующий момент злой оскал сменился на довольную улыбку. Злиться было бессмысленно. Ведь рано или поздно Себастьян все равно придет. Все дороги в этом мире ведут… …ко мне. Ты обязательно придешь, ведь здесь нет другого пути. Некуда свернуть, чтобы убежать от меня. Ты можешь прятаться, задерживать дыхание и избегать моих ловушек. Но как бы Ты ни старался, чтобы Ты ни делал… Мы встретимся. Обязательно встретимся. Будь готов, ведь я жду. Жду уже достаточно долго и так желаю этой встречи. И Тебя ждет сюрприз. Я покажу Тебе. Я знаю, Ты хочешь увидеть. И я покажу. Рувик выпрямился и повернулся к стене, на которой красовалась огромная широкая трещина. Довольная улыбка сделалась еще шире, и мужчина медленно двинулся вперед, вытягивая перед собой руку. Длинные тонкие пальцы мягко коснулись трещины на стене и скользнули по ней вниз, ощупывая ее. Мужчина сощурил глаза, внимательно осматривая изломанную линию на облезлой стене и пытаясь найти более широкую часть разлома. Я даже сделаю специальную комнату для нашей встречи. Наконец найдя таковую, Рувик зацепился за края трещины ногтями обеих рук, начиная разводить их в стороны. Это было совсем не сложно. Разделенная на две части стена легко поддавалась ему, отодвигаясь в разные стороны, словно раздвижные двери. Я уверен, она Тебе понравится. Между уже двух стен сыпалась пыль и кусочки бетона, открывая проход. Темнота начинала рассеиваться, уступая место яркому белому свету. Вот только надо будет немного подождать, пока я не обустрою ее. На это нужно время, потому что я хочу сделать все красиво. Я хочу немного подумать и сделать все, чтобы Ты был в восторге. Я знаю, Ты будешь рад вернуться… Рувик сделал небольшое усилие и раскинул руки в стороны. Ослепительная белизна света упала на мужчину, ярко освещая каждый сантиметр его тела, каждый шрам. Он сощурил глаза и приложил руку ко лбу, частично преграждая свету путь к своему лицу. Вот и все, пространство для комнатки готово. Осталось только… Прямо перед лицом Рувика пролетел пепел и упал к его ногам. Всего одна пепелинка, но он, отвлекшись от своих мыслей и сфокусировав взгляд на ней, проследил за ней до самого пола. Хм… Уже готово. Мне совсем не пришлось ждать. Рувик сделал длинный шаг вперед, проходя в абсолютно белое пространство. Как только он оказался внутри, свет перестал бить по глазам и стал привычен, словно он находился тут уже час или больше. Задрав голову вверх, Рувик уставился в «небо» белого пространства. Неподвижно стоя на месте, он продолжал пристально смотреть наверх, выжидая. Тут с «небес», словно из тумана, стал падать пепел. Мелкими частицами, одна за другой они появлялись из ниоткуда, продолжая падать вниз, к Рувику. Дождь из пепла. «Небо» начало темнеть из-за чего появление пепла больше не казалось чем-то непонятным и сверхъестественным. Теперь это выглядело как обычный дождь, льющийся с ночного неба. Рувик снова улыбнулся. Но на этот раз по-другому. Как-то по-доброму. Он снова идет. Пространство уже не выглядело как «белое ничего». Теперь это больше напоминало еле освещенную улицу. Но вокруг было пусто, а сверху падал пепел. Всегда идет. Каждый раз, когда я создаю новую комнату. Все здесь состоит из пепла. Для меня он словно глина для скульптора. Сначала все выглядело так. Не было ни города, ни лесов, ни домов, ничего. Только этот чертов госпиталь, пустота за его пределами и пепел. Повсюду он. Везде. Так сильно раздражал, злил, что мне хотелось быстрее избавиться от него. Заставить все домами, деревьями, да чем угодно. Мой разум сам начал воздвигать здания, создавая город. Сам вырастил деревья и кустарники, создавая лес. Сам начал наполнять это место всем, чем только мог. Лишь бы не видеть пепел, лишь бы ощущать, что вокруг есть хоть какая-то жизнь, а не пустота. Хоть что-то. К сожалению, я контролирую в этом месте не все. Далеко не все. Тут слишком много того, чего бы я по своей воле никогда не сделал. Того, от чего я так старался убежать всю свою жизнь. А оно преследует меня даже здесь. А потом сюда стали приходить люди. Их подключали к STEM без моего ведома. Тогда каждый из них оставлял здесь часть себя. И те, кто подключал к системе других людей, поплатились за свое невежество: все их подопытные лишились воспоминаний. Они вернулись отсюда, не помня ничего из того, что с ними происходило. Никогда эти лжецы не смогут прибрать к рукам эту систему. Она моя. И я продолжу уничтожать память подопытных, чтобы показать, кто тут хозяин. И мне не будет жаль. Ведь мертвым не нужна компания. Но Ты, детектив, здесь и я так рад. Ты блуждаешь по моему миру и рассматриваешь его. Ты находишь мои записи, рисунки и моих созданий. Ты видишь работу всей моей жизни. Ты ощущаешь ее на себе. И не важно, что Ты о ней думаешь. Ты неравнодушен к ней и это главное. Значит, это шедевр. Это вызывало в нем такой восторг и радость. Наконец-то кто-то меня оценил. Кто-то испытал ко мне какие-то чувства. Я так долго не ощущал на себе чьего-то внимания. А Ты даешь его мне. Я ведь терпеть не могу людей. -Рубен, скольких ты убил? Но и прожить без них не смог бы. -Они служили высшей цели… Вот такая ирония. Да, я использовал их для моих исследований. Но это не совсем та роль, которую они играли. Ведь пока хоть кто-то был рядом, я чувствовал себя живым. Наверное, глубоко внутри я уже давно умер. Возможно, еще в детстве, а может и чуть позже. Но мое тело все еще было живо. И мой разум, частично связанный с ним, тоже был жив. И пока рядом со мной звучал чей-то голос, пока я знал, что рядом еще есть жизнь, я сам был жив. Сам еще не до конца свихнулся от одиночества и постоянных мыслей о себе и своей жизни. От боли и страданий. У каждого есть свое место в жизни, и я верил в то, что и у меня есть, пока знал, что мир населен людьми и что в них есть жизнь. И я стремился к своему месту. Делал, казалось, все, чтобы добраться до него. Растолкать всех локтями и, наконец, встать на него. Войти в плотный ряд «нашедших». И дать что-то остальным. Показать, что я не зря отдавил ноги доброй сотне, а, может, и тысяче желающих. Что я что-то умею. Я не знал, как меня примут и жутко нервничал. И когда я уже был у цели, меня оттолкнули. Заняли мое место, а меня просто выкинули. А я так и не узнал, как «меня» приняли. Жил в ожидании и умер, чего-то ожидая. -Они получили не меньше, чем отдали. Возможно, нет. Я не знаю. Не уверен в этих словах. Сказанные мной когда-то, они не дают мне покоя до сих пор. Много того, что я сказал, не дает мне покоя. Много того, что я сделал. Очень много плохих вещей, но мне пришлось с этим смириться. Отдали-получили. Ничего страшного в этом нет- убеждал я себя. Убеждал и убеждаю. Дело ведь даже не в конкретных людях. Это просто плата. Всем. Но все же так жаль, что не совсем справедливая. -Нельзя пытаться отплатить людям за то, что они сказали или сделали. Я знаю, Лаура. -Они обязательно поймут это. Рано или поздно, но поймут. И тебе не надо ускорять этот процесс. Знаю. Но и ты знала, что я не умею контролировать себя. Люди давали мне надежду, а я отнимал у них жизнь. Я же всегда был непослушным ребенком. Пытался казаться послушным, но не был. И мне было жутко противно от себя же, потому что я расстраивал тебя. Постоянно расстраивал тебя, мою любимую, дорогую Сестру. Я и сейчас расстраиваю. Уверен, даже будучи монстром в моем сознании, ты злишься на меня. Злишься, и тебе хочется снова пригрозить мне пальцем и прочитать мораль. Но твоя любовь не позволяет тебе это сделать. Я понял только сейчас, когда оказался заперт тут. Теперь, когда тут нет никого живого, я понял, что давали мне люди из реального мира. Поэтому я не хочу позволять им оставаться тут. Рувик покосился на свое плечо, покрытое пеплом, и уже собрался смахнуть его, как вдруг остановился. Немного подумав, он убрал руку. Уголки его губ чуть приподнялись, создавая легкую улыбку, и мужчина опустил руку. Снова задрав голову вверх, Рувик вытянул две руки ладонями вверх, сложив их вместе. Пепел был для него чем-то родным. Какой-то неотъемлемой частью его жизни. И сейчас он готов был простоять так сколько угодно, ловя руками пепел, словно языком снежинки зимой. Пепел- вот единственный спутник моей жизни. Со дня трагедии он не покидал меня. Он был в моих снах и моих мыслях. Я пытался избавиться от него. Старался не вспоминать о пожаре и о своей Сестре. Но не получалось. Совсем не получалось. Что бы я ни делал. Мысли о пожаре не давали покоя- я не мог спать. Думал, снотворное поможет. Я попросил отца принести его мне. Но пожар начал преследовать меня даже во сне. Тогда я наоборот решил не спать как можно дольше. Глаза Рубена стали сами собой закрываться, тело ослабевать, а разум помутился, стараясь заставить мальчика заснуть. Маленький Викториано немного опустил голову вниз, шумно выдыхая, но тут же очнулся и с силой ударил себя по лицу, а потом по голени так, что сам взвыл и зажмурил глаза, из которых тут же потекли слезы из-за боли. Двенадцатилетний мальчик избивает сам себя, чтобы не спать. Но, в конце концов, все равно засыпал, какой бы сильной не была боль. Я чувствовал ее даже с сожженной кожей, которая, казалось, уже не должна чувствовать совсем ничего. Приходилось прикладывать больше усилий. Когда все здоровые участки кожи заполнились огромными фиолетово-синими пятнами, я начал биться головой о разные предметы и мебель. Это тоже помогало. Пока я не добился до потери сознания. Тогда мне пришлось прекратить пытаться заставить себя не спать. К тому же потом я понял, что все это было бесполезно, и долго бодрствовать мне не удастся, так как я был ребенком. Взрослые люди менее подвержены сонливости. А теперь я вообще не могу уснуть. Хотя очень хочу. Я так устал. Я готов отдать что угодно, лишь бы хоть немного поспать. Я могу примириться с постоянными кошмарами. Лишь бы отдохнуть. Но в этом месте невозможно спать. Моя голова так сильно болит и у меня просто не получается уснуть. Кажется, мертвые не нуждаются во сне. Но почему тогда я так хочу спать? Рувик совсем не заметил, как в его руках оказалась целая горсть пепла. Когда руки начали ныть и немного болеть, мужчина опустил взгляд вниз, посмотрев на свои ладони. Увидев в них горсть пепла, он поднял руки над своей головой и резко раскинул их в стороны, рассыпая пепел. Он тут же посыпался вниз, падая Рувику на лицо, плечи и раскинутые руки. Он снова идет. Дождь, ставший пеплом. А ведь когда-то он был просто водой. -Лаура! Я никогда не любил дождь. -Лаура! Ты здесь?! Он барабанил по стеклам, разгоняя по всему особняку невидимую тоску, которую я принимал в себя с каждым вздохом. За дверью послышались торопливые шаги, и через несколько секунд она распахнулась, впуская в комнату высокую девушку в длинном красном платье. -Что случилось, Рубен? Чего кричишь?! Мальчик обернулся и, не говоря ни слова, посмотрел в глаза сестре, после чего сразу же отвернулся обратно к окну. Я не любил дождь, но всегда смотрел на него, словно следил, чтобы он оставался снаружи и не проникал в дом. Но он уже был внутри. Девушка легко улыбнулась и, подойдя к брату, села рядом с ним на пол, складывая ноги так же как он. -Снова караулишь дождь? Рубен еле заметно кивнул, не отрывая взгляд от окна, и крепче сжал свою ладонь в своей же руке, впиваясь ногтем большого пальца в тыльную сторону ладони правой руки. Лаура поправила подол своего платья и тоже сложила руки вместе, только она положила их между своих ног. -Ты же посидишь со мной? -Спрашиваешь? Губы Лауры растянулись в улыбке, после чего она задала Рубену еще один вопрос -Не замерз тут сидеть? Рубен кивнул головой уже увереннее и подернул плечами, изображая дрожь. Из-за него дома всегда было холодно. Девушка протянула руку к брату ладонью вверх, словно приглашая его на танец. Рубен слабо улыбнулся и, расцепив свои руки, вложил одну в руку сестры. -Так теплее?.. -Дождь уже внутри Лаура.- перебив ее, прошептал мальчик. -Ничего страшного. Давай просто прогоним его! Вместе мы это можем. Рубен снова перевел взгляд на сестру. -Ты всегда будешь помогать мне разгонять его? Девушка мягко улыбнулась, тихо отвечая -Конечно. Где ты? Где ты, когда надо разогнать дождь? Почему ты позволила ему войти? Зачем пустила? Ты же обещала, Лаура. Все давно промокло насквозь, тут так холодно. Но тебя нет. Улыбка пропала с лица Рувика. Закрыв глаза и скривив губы, он опустил голову и руки вниз, позволяя пеплу осыпаться на землю. Дождь продолжает врываться в мое окно. Он нахмурил брови и сжал руки в кулаки. Ливень не прекращается… Себастьян поднял голову вверх, кидая взгляд на потолок, с которого только что сорвалась небольшая капля, упавшая детективу на щеку. Вытерев ее, он снова опустил взгляд вниз, на свою ладонь, рассматривая растекшуюся по указательному пальцу воду. -Что за?... В следующую секунду на него обрушился ливень, словно сверху кто-то опрокинул огромное ведро воды. Детектив подскочил от неожиданности, прикрывая голову руками, словно закрываясь от удара очередного чудовища. Ливень громко шумел, ударяясь о бетонный пол и валяющиеся на нем предметы. В голове Себастьяна проскочила мысль о том, что сейчас тут все зальет водой и что нужно искать выход. Но, кинув взгляд на пол, он понял, что воды там нет. Капли падали вниз, разбивались о бетонный пол на множество мелких капель, которые тут же исчезали. Все, что здесь происходило, просто не укладывалось в голове. Нет, это однозначно не просто лечебница. Это какое-то совершенно сумасшедшее место, в котором царило безумие и хаос. Все вокруг походило на какую-то глупую шутку, издевку, словно в цирке. Абсолютная нереальность происходящего стремительно уничтожала мысль о том, что из этого места вообще есть выход. Это походило на реалити-шоу, в котором человека закидывают в какой-то дом, давая ему лишь фонарик и тонкую ниточку надежды, заставляя его искать выход, а сами пялятся на свои экраны и смеются. Себастьян часто смотрел по телевизору подобный бред, когда делать было совсем нечего. Вот только в этот раз он сам стал участником шоу. И в нем, несомненно, были наблюдатели. Точнее, всего один наблюдатель, который, кажется, получает огромное удовольствие, мучая детектива. Себастьян провел ладонью по волосам, откидывая прилипшие ко лбу пряди назад. Дождь продолжал безжалостно колотить его по плечам, рукам и голове, однако уровень воды не поднимался ни на миллиметр. -Что за бред?.. Запрокинув голову, Себастьян устремил взгляд на потолок, пытаясь найти там хоть одно место, откуда в помещение вливался бесконечный поток воды. Но на потолке не было ни единого пролома или трещины. Дождь просто был внутри. И из-за этого тут жутко холодно. И некому согреть. По одной простой причине- все тут мертвы. И только Ты, потерявшийся в глубине моего разума, все еще жив. Твое стремление выбраться, выжить, спасти свою шкуру… Оно истощает столько жизненной энергии и сил, что оно может согреть тебя, с каким бы холодом ты тут не встретился. Все время, пока Ты бродил по моему сознанию, я давал Тебе понять, что отсюда нет выхода. В какой бы коридор Ты не зашел, какую бы дверь Ты не открыл- Ты не выйдешь наружу. Каждый раз, когда Ты будешь дергать очередную ручку очередной двери, я буду закидывать Тебя в другое место. И я не позволю Тебе умереть. Не позволю закончиться патронам в Твоем оружии. Я не позволю закончиться дверям, через которые Ты можешь пройти. Комнатам и коридорам. Не позволю закончиться дороге, которая приведет Тебя ко мне. Детектив, в твоем сердце горит огонь. В то время как мое уже давно остыло. А мне так не хватает этого тепла. И я продолжу поддерживать его в Тебе. Ты мне все еще нужен. Именно поэтому я не дам Тебе остыть. Себастьян навалился на дверь всем телом и, упершись ногой в пол, со всем силы надавил на нее. Поддавшись детективу, дверь грубо простонала и медленно закрылась, оставляя бесконечный ливень в другой комнате. Мужчина облегченно выдохнул и тряхнул головой, от чего мелкие капли воды разлетелись в разные стороны, срываясь с его волос. Руки детектива дрожали от холода, а мокрая одежда неприятно прилипала к телу и ногам. Себастьян сложил руки на груди, прижимая их к телу, и медленно повернулся спиной к огромной двери, представая лицом перед темнотой. Понять, где он находится, не представлялось возможным: густой, непроглядный мрак окутывал все вокруг так, что детектив не мог разглядеть даже своих ног. Себастьян зажмурился и, покачав головой, как бы говоря «Ну, сколько можно еще этой темноты?», глубоко вдохнул и сделал шаг вперед. Рувик сделал шаг в сторону, выбрасывая руку вперед, направляя ее в пустоту. Пред ним, по направлению руки, тут же хлынул поток пепла, плотно сжимающийся меж собой, образуя из себя высокую стену… ******************************* Рувик резко замер посреди комнаты, работу над которой только что закончил. Оглядываясь по сторонам, он легко улыбнулся, любуясь своим творением. Да, все тут было просто прекрасно: строгая мебель, большое окно с длинными белыми занавесками, огромный письменный стол прямо перед ним, с аккуратно сложенными листами бумаги посередине, подставкой для ручек на самом краю стола, небольшой лампой, направленной на стопку книг под ней. Красный расписной ковер на темном паркете, большой диван, с бардовой обивкой, высокий шкаф с плотными рядами книг, темно-красные обои и огромная люстра, заливающая всю комнату ярким желтоватым светом. Настроение Рувика было если не на самой высоте, то очень близко к ней. Хоть такие вещи были совершенно не в его вкусе- он гораздо больше любил простую обстановку без лишней роскоши, выпендрежа и напыщенности- мужчина был рад. Эта комната напоминала кабинет его отца. Только гораздо меньше, но зато гораздо уютнее. Да и вообще, на все комнаты в доме, кроме его собственной. Его комната очень сильно изменилась после смерти сестры. Эти пышные образы прочно запечатлелись в памяти ребенка, а затем взрослого мужчины, не смотря на то, что гораздо больше времени из своей жизни он провел в мрачном подвале. Рубену казалось, что он был лишним среди всей этой напускной мишуры. Да, он всегда был прилично одет, вымыт, сыт и аккуратно причесан. Его внешний вид идеально подходил его дому, но, как известно, внешний вид совсем не то, по чему стоит оценивать человека. Иногда к отцу приходили гости, и каждый из них не забывал показушно поумиляться над десятилетним мальчиком, приговаривая «Какой чудный у вас ребенок! Такой умница и красавец!». Конечно же, Рубен знал, что он не был красавцем. Но отец часто говорил, что его внешность аристократична. Именно поэтому он подходил под обстановку дома, хотя в душе он был совсем не таким. Внутри него не было золотых узоров на ковре и обоях. Не было роскошной мебели и дорогих картин в старинных рамах. Внутри него лишь тусклая лампа, стол и низкий стул. А вокруг грязные стены и холодный пол. Если вывернуть его наизнанку, то он бы совершенно не вписывался в общую картину. Как бы печально это ни было… С воспоминаниями о доме приходили воспоминания о семье. И вот это уже не радовало Рувика. Любое, малейшее упоминание о его матери, отце или сестре заставляло его злиться и крушить все вокруг. Или же наоборот впадать в подавленное состояние и в свои мысли, удрученно разглядывая стены или пол. Рувик знал, что сейчас ему нельзя расстраиваться, ведь совсем скоро свершиться долгожданная встреча, во время которой он не должен был выглядеть огорченным или злым. Это было сродни какой-нибудь игре, в духе «не засмейся самым первым». В переводе это звучало бы как «не показывай своих эмоций». Зачем все это было ему нужно?.. Рувик не знал. Просто хоть какое-то развлечение. Рувик еще раз окинул взглядом комнату, как вдруг улыбка исчезла с его губ, потому что его взгляд наткнулся на небольшое пространство в углу комнаты. Место, где ничего не стояло. В его голову пришла «гениальная идея»: местечко прекрасно подошло бы для, если не огромного рояля, то небольшого пианино, на котором можно было что-нибудь сыграть. Как давно я не играл… Лет десять? Двадцать? Делая шаг в сторону угла, Рувик вытянул руку вперед. Тут из ниоткуда вновь появился пепел, сошедшийся в несколько дощечек, струны и клавиши, которые в свою очередь сложились в маленькое пианино, аккуратно поместившееся в углу комнаты. Откуда- то сверху на крышку пианино упал большой платок, расшитый золотыми нитками, а поверх него образовалась вазочка с подсолнухом, лежащим около нее. Взгляд мужчины от чего-то стал спокойным, почти холодным и бесчувственным. Подойдя к пианино, он открыл крышку, проводя пальцами по клавишам. Тихий, мелодичный звук разнесся по недавно созданной комнате, разгоняя по ней уют и теплоту. Рувик, откинув плащ назад, медленно, словно не доверяя пианино, сел на стул, стоящий перед ним. Сестра любила, когда я играл. Лаура нежно улыбнулась, смотря на Рубена, сидевшего за роялем. Она часто просила меня сыграть что-нибудь медленное и чувственное. -Рубен, сыграй что-нибудь. -Что? -Что-то грустное. Душевное. Рувик опустил взгляд на черные клавиши. Как много всего она хотела услышать, и как мало всего я мог сыграть. У отца было много нот для рояля и мне приходилось каждый раз находить что-нибудь новое, что Лаура еще не слышала. Сестренка… Я так давно не играл, но ради тебя я готов снова заучить что-нибудь безумно длинное, медленное и прекрасное. Вот только у меня ничего нет. Рубен сорвался с места, бросаясь к двери. Распахивая ее, он бежит по коридору к лестнице, ведущей на первый этаж особняка. Дома был только он. Родителей больше нет. Никто больше не держит его в душном подвале. Теперь никто не мог его остановить. Никто не мог видеть его, разговаривать с ним. Он теперь совсем один в этом огромном доме. Наконец-то, свобода. Столько лет среди четырех стен, словно в заточении. И ни единого шанса выйти. Побыть одному в особняке. Первый раз за восемь лет он опустел. Навсегда. Только теперь Рубен чувствовал себя в безопасности. Чувствовал свободу и уверенность в себе. Проносясь по холодному полу, Рубен продолжал двигаться вперед, в сторону библиотеки. Как жаль, что здесь у меня нет нот, и я не могу найти что-то новое. Вытаскивая толстые сборники, Рубен откидывал их в сторону, не находя нужных ему произведений. Быстро пробегая глазами по нотам, он легко определял ритм и темп. Только веселенькие мелодии, под которые можно было плясать и веселиться. Но нет. Не это было нужно Рубену. Неужели, все медленное и душевное уже закончилось? Неужели больше нет ничего чувственного? Единственное, что я помню это… Рубен схватил очередную книжку и, распахнув ее на сороковой странице, увидел то, что искал. Лунный свет… Свет, заживляющий мои раны. Рувик надавил указательным пальцем на белую клавишу. Положив на пианино вторую руку, мужчина на секунду остановился, словно боясь начать играть. Лаура. Как жаль, что ты не смогла услышать эту прекрасную музыку. Она была написана словно только для тебя одной. Я так хотел, чтобы ты смогла ее послушать. Но тебя уже не было со мной. Рувик резко надавил на клавиши, заставляя пианино издать громкий, протяжный звук. Пальцы сами стали бегать по нотам, создавая легкую, словно прозрачную мелодию, которая так напоминала ему о прошлом. То тихо, то громко; ломанный ритм звучал так мелодично и притягательно, что не хотелось останавливаться. Никогда. «Лунный свет» стал единственной мелодией, сопровождавшей его последние годы. Восемнадцать лет- вот сколько было Рубену, когда он сыграл ее в последний раз. Все остальное время она не покидала его память, воспроизводясь в ней снова и снова. И сейчас все, что копилось внутри Рувика столько лет, начинало пробуждаться, накатывая волнами откуда-то изнутри. Все сильнее надавливая на клавиши, Рувик зажмуривал глаза, поджимал губы и тяжело вздыхал. Глаза легко пощипывало, а дыхание время от времени перехватывало, словно воздуха в комнате оставалось все меньше и меньше. Мужчина совсем перестает смотреть на клавиши, закрывая глаза. Музыка продолжала усиливаться, становясь все громче и громче. Полупрозрачный лунный свет, освещающий мысли Рувика, сменился на черные тени от огня, разгорающегося в глубине его памяти. Пламя становилось все сильнее, и Рувик чувствовал, что его пальцы начинает жечь, словно они снова объяты пламенем. Музыка застилала собой все вокруг, проникая в голову Рувика. Словно ее издавало не пианино, а стены этой комнаты. Себастьян вновь поднял голову вверх, пытаясь понять, откуда звучит музыка. Он уже не раз слышал ее в этом месте, но она всегда звучала из старых граммофонов, иногда встречающихся ему на пути. Но сейчас музыка просто была. Заполняла собой весь коридор, по которому шел детектив. Музыка давила на барабанные перепонки своей громкостью и, закрыв уши ладонями, Себастьян ускорил шаг, намереваясь поскорее найти выход, убежать от музыки. Рувик поднял руки вверх и со всей силы ударил по клавишам. Коридор содрогнулся и детектив, оступившись, полетел на землю. Ярость, поднимавшаяся внутри Рувика, застилала разум, заставляя давить на клавиши все сильнее и сильнее. Вдруг послышался звук рвущейся струны, и одна из нот перестала звучать. Детектив, попытавшись встать, наткнулся взглядом на приоткрытый люк в полу. Коридор начал обрушиваться и Себастьян понял, что ему следует поторопиться. Отовсюду летели куски бетона, с грохотом падая на землю. Пыль застилала глаза, но детектив, подцепивши руками крышку люка, потянул ее вверх. Тяжелая дверь открылась и перед ним показалась лестница, уходящая вниз. Подходя к концу мелодии, Рувик продолжал яростно колотить по клавишам, обрывая струны в пианино, как вдруг… Оторвав обе руки от пианино, он глубоко вдохнул и легко опустил их на клавиши, доигрывая последние ноты. Себастьян уже немного спустился вниз, как все резко прекратилось. Вокруг повисла абсолютная тишина. Рувик приподнял голову, посмотрев на подсолнух, лежащий рядом с вазой. Детектив продолжил спускаться вниз. Стараясь бесшумно передвигаться по лестнице, Себастьян затаил дыхание, чтобы не выдавать себя. Вдруг что-то тихо звякнуло, прорвав тишину. Детектив вздрогну и посмотрел на свои руки. Это было обручальное кольцо. Его кольцо. Символ брака и вечной любви. И сейчас он был очень не кстати… До этого смотрящие на солнечный цветок и чуть прищуренные глаза Рувика резко распахнулись, устремляясь в пустоту. Тихий звон, не похожий ни на единый звук в этом мире. Тихий для обычных людей, но громоподобный для Рувика. Ты близко. И я тебя… Детектив поднял голову наверх, прислушиваясь. … слышу! Крышка люка с грохотом захлопнулась, и вентиль несколько раз прокрутился против часовой стрелки, закрывая его снаружи. Рувик поднялся со стула, оставив мелодию неоконченной. Лестница начала разваливаться и Себастьян, безуспешно пытаясь ухватиться хоть за что-то, полетел в мрачную бездну. Взгляд Рувика приобрел какую-то пустоту и стеклянный блеск, словно он резко лишился всех эмоций, бушевавших в нем несколько секунд назад. Его накрыло какое-то странное, чувство облегченности, какое бывает, когда выполняешь какую-то очень важную задачу в срок и понимаешь, что наконец-то можешь отдохнуть. Мужчина спокойно опустил крышку пианино на клавиши и отошел от него подальше, садясь на роскошное кресло, недавно созданное им самим. Положив руки на подлокотники, Рувик выпрямил спину, как когда-то давно, в детстве, когда мать, отец или сестра заставляли его держать спину ровно, чтобы не испортить осанку. Но время шло: сначала ушла сестра, потом родители и осанка испортилась, превратив когда-то прямой позвоночник в искривленное его подобие. Но сейчас, Рувик был готов держаться изо всех сил, ведь Он совсем скоро будет здесь и ему следовало бы выглядеть красиво… Себастьян тяжело закашлялся, стараясь подняться с покрытого пылью и кусками бетона пола. Все тело болело, казалось, что у него точно сломано пару ребер. Только что он упал с высоты примерно двадцать пять метров, умудрившись не свернуть себе шею или просто не разбиться. Сколько раз он падал, принимал на свою голову тяжелые предметы, был ранен ножом, топорами и даже бензопилой! Но каждый раз выживал, словно кто-то очень не хотел его смерти. Порой детективу казалось, что если он когда-нибудь и выберется из этого проклятого места, то сразу же развалится на кусочки из-за стольких ранений, многие из которых были несовместимы с жизнью. Будто пока он находится в этом месте, ничего с ним не случится, и его жизнь будет продолжаться. А потом, уже вне этого места, этот кто-то больше не сможет поддерживать в нем жизнь и он умрет. Попытка встать не увенчалась успехом: резкая боль в бедре не позволила Себастьяну подняться с пола. Посмотрев на свою правую ногу, мужчина увидел глубокую, обильно кровоточащую рану, из которой торчал огромный кусок стекла, отколовшийся от фонаря, который разбился при падении. Детектив отполз к стене, облокачиваясь на нее спиной и коснулся рукой длинного пореза. Кровь, струящаяся по ноге, падала на пол, смешиваясь с пылью и грязью. Сжав двумя пальцами край осколка, Себастьян попытался вытянуть его из раны, но жуткая боль, разошедшаяся по ноге, словно кричала «Остановись! Прекрати!». Но детектив не останавливался. Он перенес уже много ранений и прекрасно знал, на что идет, когда решил вытащить осколок. Осторожно, миллиметр за миллиметром, осколок выходил из берда, причиняя жуткую боль и вытягивая за собой потоки крови. Наконец, вытащив осколок длинной примерно семь сантиметров, Себастьян отбросил его к старой двери, валявшейся на полу перед дверным проемом. Вставая на ноги, детектив заметил нечеткий, чуть размазанный след от босых ног. Видны они были только на толще штукатурки и грязи, и то еле заметные. Себастьян, наконец-то поднявшись с пола, потянулся к кобуре и вытащил из нее пистолет, готовясь к чему угодно. В стене слева был еще один проход без двери. Осторожно выглядывая из-за стены в этот проход, Себастьян сжимал пистолет в руках все крепче, боясь, что там кто-то есть. Но комната была пуста. Сделав еще один шаг вправо, детектив увидел небольшое разодранное кресло, стоящее посреди пустой комнаты. Внутри зароилось вязкое чувство беспокойства. Рувик словно перестал чувствовать себя. Его мысли были затуманены, он засыпал. Засыпал впервые за все время, пока он находился в этом месте. Или не засыпал, а просто впадал в какой-то транс, но одно оставалось неизменным- чувство усталости отступало. Себастьян вошел в комнату с креслом и увидел огромную щель в стене, через которую сочился мягкий свет, переходящий в темноту. -Что за?.. Детектив опустил пистолет, подходя ближе в щели, всматриваясь в нее. Подойдя достаточно близко, он увидел пепел, падающий откуда-то сверху и исчезающий, как только касался земли. Каждый раз, встречая в этом месте что-то сумасшедшее или необъяснимое, Себастьян думал, что дальше уже некуда. Но нет. Каждый раз находилось что-то более сумасшедшее, например, этот пролом в стене, за которым, казалось, была бесконечность, с «неба» которой падал пепел. Наверное, он сам сошел с ума. Ногами Рувик почувствовал легкий прохладный ветерок, словно кто-то, как в детстве, снова забыл закрыть форточку на кухне. Себастьян сделал шаг вперед, проходя через пролом. Здесь не было никаких звуков. Абсолютная тишина и дождь из пепла, падающий на голову и плечи детектива. Рувик закрыл глаза, чувствуя, как мелодия всей его жизни проникает ему в голову. Музыка, так напоминающая голос Лауры. Сестренка… Рубен резко сел на кровати, тяжело дыша. Страшные сны не покидали его всю ночь, и мальчик никак не мог нормально спать. Он просыпался через каждые 15 минут от очередного кошмара, и это было очень тяжело. У него всегда были проблемы со сном, но такое случалось крайне редко и в этих случаях оставалось делать только одно… Рубен несколько раз постучал в стену уже выученную мелодию и приложил руку к груди, дожидаясь ответа. Он прозвучал ровно через 5 секунд. Как и обычно. Но на этот раз всего два стука. Какие-то тихие и вялые. Это насторожило Рубена. Лаура всегда отвечала такой же мелодией, но сейчас что-то было не так. Мальчик немного помедлил, но потом постучал в стену три раза, что означало «Ты придешь?». Ответа не последовало. Рубен напряженно вслушивался в тишину примерно полминуты и когда уже решил, что его сестра не в настроении нянчится с ним и хотел снова лечь спать, в стену постучали. Всего один раз. «Да». Через минуту дверь в его комнату открылась и в нее зашла сестра, одетая в одну лишь ночнушку. Босая, с волосами, собранными в высокий пучок. С ним она была так похожа на маму… Девушка была без свечки: похоже, она собиралась остаться. Подойдя к кровати брата, она наклонилась к нему с легкой улыбкой на губах и прошептала -Не спится? Рубен покачал головой. Эта ночь превратилась в один сплошной кошмар, и только Лаура могла его развеять. Девушка пододвинула к его кровати стул, стоящий за письменным столом и села на него. Протянув Рубену руку, она наклонила голову на бок, добродушно смотря на брата. Он в свою очередь вложил в нее свою ладонь и улыбнулся сестре в ответ. Их улыбки были совершенно неуместны в сложившейся ситуации: брат и сестра пытались показать друг другу, что они абсолютно спокойны, хотя внутри обоих бушевала буря. -Хочешь что-нибудь послушать? Рубен задумался. Его сестра знала очень много разных историй, и каждый раз рассказывала ему что-то интересное на ночь. После этого ему всегда снились приятные, добрые сны и он не просыпался до самого утра. Так что ответ был очевиден. -Да… Добрый взгляд Лауры тут же сменился на какой-то печальный и уставший. Девушка опустила голову вниз, смотря на свои босые ноги и прошептала -Ложись обратно, я что-нибудь тебе спою… Это было очень необычно. Сестра никогда не пела ему колыбельные, хотя ее голос звучал просто очаровательно, когда она подпевала ему во время игры на рояле. Но Рубен никогда не просил ее петь ему на ночь. Просто никогда об этом не думал, ограничиваясь парой коротеньких историй. Однако он послушно лег обратно, уставившись в потолок. Девушка еще крепче сжала его руку и, тяжело вздохнув, начала петь -Ночная мгла покроет Наш дом и наши души. Записать бы наши судьбы тонкою строкой… Рубен широко открыл глаза, словно чего-то испугавшись. -Я попрошу у звезд заветной тишины, Чтобы они тебя не разбудили… Но только я прошу ты в завтра не смотри: Нас там ждут огней круговороты… Лаура на секунду замерла, судорожно вдыхая воздух, а Рубен тем временем закрыл глаза, борясь с незнакомым ему чувством страха. Он боялся своего отца, когда протаскивал в свою комнату мертвых животных. Боялся, что ему запретят видеться с сестрой на целую неделю. Боялся, что его эксперименты сделают из него монстра. Но такого страха он не испытывал еще ни разу в своей жизни. Все его страхи имели причину, обоснование. А этот не имел. Он был где-то глубже. Где-то в душе. Страх, от которого нельзя избавиться. Страх, как предчувствие чего-то плохого… -Ночные песни замолчат, И нет у нас пути назад. Завтра будет новый день: Открой врата судьбе… Девушка подняла голову, устремляя взгляд за окно, вероятно на звезды. Викториано- младший усиленно пытался заставить себя не вникать в смысл слов песни его сестры.. Рубену очень хотелось попросить Лауру остановится, перестать петь. Но девушка словно вошла в транс, продолжая петь все громче и громче. Все это становилось похоже на очередной страшный сон, и мальчику срочно нужно было проснуться. -Клубятся дымом звезды в вышине, Не будет больше в мире мне покоя… Луна горит на встречу мне Лишь только мне! Страх прокатился волнами по всему телу и Рубен тихо, словно лишившись голоса, прошептал -Лаура… не надо… Ему больше не хотелось слушать свою сестру. Ему не нравилась эта песня. -И звезд манящий хоровод Зовет опять меня вперед! Мальчик зажмурил глаза, проглатывая застывший в горле ком. Нельзя. Нельзя было реветь. Ни в коем случае. Он мужчина. Мужчины не плачут. Даже если им очень страшно… -Луна опять меня зовет, Зовет опять меня вперед… Девушка встала со стула, направляясь к окну, но Рубен тут же потянул ее обратно, словно испугавшись, что она правда уйдет от него. Уйдет и больше не вернется. Лаура остановилась, тяжело вздохнув, и обернулась на брата. Тот лежал с плотно закрытыми глазами, не отпуская ее руки. Его губы скривились, словно он изо всех сил старался не заплакать. Глаза девушки расширились и она, словно одумавшись, тут же бросилась к нему. -Боже, Руби! Садясь к нему на кровать, Лаура положила ладони Рубену на щеки, наклоняясь над ним, надавливая большими пальцами ему на скулы. Мальчик продолжал держать глаза закрытыми, боясь посмотреть на свою сестру. Он крепко сжимал в руках запястья Лауры, намереваясь убрать ее ладони со своего лица. -Ну-ну, перестань. Я не хотела. Девушка сложила губы, легко подув на лица младшего брата, пытаясь его успокоить. Иногда это работало, а иногда нет. И сейчас Рубен отвернулся от сестры, стараясь избежать ее легкого, прохладного дыхания. -Все! Успокойся! Перестань, Рубен, не бойся… Лаура повернула его лицо к себе и, наклонившись к нему еще ближе, прижалась губами ко лбу брата, целуя его. Рубен дернулся в сторону, после чего застыл, тяжело дыша и чуть приоткрыв глаза. Его руки ослабли, и он отпустил сестру, перестав сопротивляться. Тяжелое дыхание выровнялось, и мальчик опустил руки вниз. Лаура погладила его по волосам и, отстранившись от Рубена, мягко улыбнулась -Ну, ты чего? Испугался? Мальчик поднял взгляд со своих рук на сестру, ничего не отвечая. Еще несколько секунд назад у него чуть истерика не началась, но нежность Лауры всегда успокаивала. И хоть легкий страх все еще был внутри него, сейчас ему стало гораздо спокойнее. Лаура откинула одеяло, укрывавшее Рубена, и легла рядом с братом. Мальчик пододвинулся ближе к стене, уступая ей место и тихо спросил -Отец будет ругаться, если узнает. Тебе нельзя тут ночевать. Девушка повернулась к нему и, легко улыбнувшись, ответила. -Пускай ругается. Я имею полное право уложить спать своего младшего брата. Придвинувшись ближе, Лаура обняла его, и снова, но на этот раз быстро, поцеловала брата в лоб. Ей хотелось как можно сильнее и крепче обнять его. Обнять так, как никогда еще не обнимала. Ее любовь к Рубену всегда была очень сильной и не уменьшалась ни на минуту, и сейчас она готова была выплеснуться наружу. Девушка безумно хотела высказать брату все, что копилось в ней долгие десять лет. Или сделать для него что-то такое, после чего бы он понял, насколько безгранична ее к нему любовь. Она, как будто что-то чувствуя, хотела доказать ему это как можно скорее. Ведь времени было очень мало… -Не бойся. Все будет хорошо. Рубен закрыл глаза, сжимая ладони в кулаки, и тихо прошептал -Не ври… Лаура не нашла, что ответить. Ты была права. Впрочем, как и всегда. Твои предчувствия никогда тебя не обманывали. Ты словно заранее знала о своей смерти. Лучше бы мы остались дома. И тогда все точно было бы хорошо. И ты обнимала меня, словно говоря «Рубен, это в последний раз». Ты хотела обнять меня так, чтобы на всю жизнь хватило. Ведь ты знала, что очень скоро я останусь совсем один… Рубен поднял забинтованную руку и поднес ее к стене подвала. Он снова не мог уснуть и желание постучать в нее разрывало его изнутри. -Просто постучи в стену, когда тебе будет страшно. Я обязательно приду в твою комнату. Рубен перевел взгляд на свою руку, из под бинтов на которой виднелся ожог. -Кто-нибудь! Откройте дверь! Мальчик закрыл глаза, тяжело втягивая через нос застоявшийся подвальный воздух. -Я до сих пор слышу голос моего милого мальчика… К горлу подступил ком. -Там никого нет! Рубен зажмурился, поджимая губы. -Папа, не надо! Я не хочу туда! Отпусти! Он снова настучал давно выученную мелодию. Ответа не было. -За кого он меня принимает? В уголках его глаз блеснули слезы. Мальчик закусил губу, не опуская руку. Его тело пробивала мелкая дрожь. -Лаура ЖИВА! Одна единственная слеза скатилась вниз, падая на подушку и оставляя за собой мокрый след. Стряхивая с плеч пепел, Себастьян подошел к двери, соединяющей эту «бесконечность» с, вероятно, каким-то помещением. Нерешительно протянув руку вперед, детектив толкнул дверь от себя, приоткрывая ее. За ней находилась мрачная комната, освещенная лишь солнечным светом, льющимся из большого окна. Мужчина обернулся назад и тут же замер: вокруг больше не было пустого пространства и пепла. Только длинный коридор, с темно-красными обоями. Это было так похоже на коридор, ведущий в его кабинет. Кабинет детектива. Снова обернувшись на дверь, Себастьян надвил на нее сильнее, заходя внутрь. Около огромного окна стоял письменный стол, а за ним, в грязном и порванном в нескольких местах, кресле сидел Рувик, из под ног которого расползался густой черный туман или тень, перемещающаяся по всей комнате. Вся комната была грязная, с оборванными обоями и подранной мебелью. Рваные занавески свисали вниз, чуть покачиваясь, прикрывая заляпанное чем-то окно. Тени, ползающие по стенам, оставляли за собой длинные трещины и заставляли обвисать обои. Ковер был словно сожжен, а мебель выглядела очень старой, уже не раз починенной. Себастьян схватился за пистолет, направляя его на Рувика. -Ты… Мужчина в плаще приоткрыл глаза, поднимая голову. Его губ коснулась легкая улыбка и он прошептал: -Привет, детектив… Рувик встал с кресла, обходя стол и направляясь к Себастьяну. Тот сразу же развернулся, бросаясь на дверь, но она была закрыта и совсем не поддавалась. Обернувшись назад, он отшатнулся к этой двери, прижимаясь к ней спиной и выставляя вперед пистолет. Рувик стоял прямо перед ним. Детектив легко надавил на курок, как бы говоря ему, что готов выстрелить в любую секунду. Рувик тихо усмехнулся, наклоняя голову вперед и прислоняясь лбом к дулу пистолета. -Если бы я мог так просто облегчить себе жизнь… Рувик поднял взгляд на Себастьяна и тот опустил пистолет вниз, поняв его намек. Стрелять в него бесполезно. Он взял детектива за руку и, развернув ее ладонью вверх, вложил его руку непонятно откуда взявшиеся у него четыре патрона. -У тебя патроны кончились. Советую перезарядиться. Детектив, не отрывая взгляда от Рувика, сжал их в руке, опуская ее вниз. Викториано опустил взгляд на его бедро, из которого все еще сочилась тонкой струйкой кровь. -Оу, больно, наверное? Себастьяну жутко захотелось съязвить ему в ответ, но что-то внутри подсказало ему, что этого не стоит делать, и он промолчал. Рувик отступил в сторону и сделал шаг вперед, оказавшись рядом с детективом так, что почти касался его плеча своим. Его рука неожиданно легла на его бедро, проведя по месту ранения. Мужчина вздрогнул и немного отстранился, но Рувик сильнее прижал к нему ладонь. Что это за?... Себастьян не успел моргнуть, как призрак растворился в воздухе, а в следующую секунду уже стоял около стола, облокотившись на него руками. Боль тут же прекратилась. Глубокая рана моментально затянулась, словно ее никогда и не было. Даже шрама не осталось. Себастьян посмотрел на свою ногу: штанина была порвана, но кожа на ноге была чистой, без единого следа от раны. Детектив поднял голову, переводя взгляд то на Рувика, то на свою ногу. -Уже лучше, правда? Окровавленный плащ свисал вниз, медленно покачиваясь из стороны в строну, из-за чего капюшон плаща Рувика сильнее сползал ему на лицо, закрывая своей тенью легкую улыбку, скользнувшую по его губам. -Слушай, Себ. Себастьян снова посмотрел на Рувика, недоумевая от происходящего. Этот псих так легко с ним разговаривал, словно они бывалые друзья и могут поговорить на любую тему, совершенно не обращая внимание на обстановку вокруг. Что это с ним? Он никогда так не разговаривал. Не то что бы они часто встречались или разговаривали в этом безумном месте, но тон Рувика всегда звучал зло и угрожающе. А сейчас он был больше похож на добродушного парня, который был не прочь пообщаться с Себастьяном. Тогда прозвучал недоверчивый вопрос: -Чего тебе еще?.. Рувик наклонил голову к правому плечу и слабо улыбнулся, закрывая глаза. -Оставайся… Себастьян опешил. -Чего?.. -Оставайся тут. Бежать бесполезно. Ты не найдешь выход, без меня тебе не уйти. И… В этот момент Рувик опустил взгляд на руку детектива, на которой тут же заметил поблескивающее во мраке комнаты кольцо. Он сразу понял, что это оно. То самое кольцо, которое выдало местонахождение Себастьяна. Рувик отстранился от стола и быстро, не дав детективу понять, что происходит, приблизился к нему, хватая его за руку. Потянув его на себя, Рувик в одно мгновение стянул с него кольцо, отталкивая Себастьяна в сторону. -Эй, что ты творишь?! Детектив тут же бросился к нему, протягивая руку вперед, намереваясь отнять у него кольцо, как вдруг Рувик, даже не оборачиваясь назад, перехватил запястье Себастьяна, сжав его с такой силой, что мужчине показалось, будто его кость сейчас просто треснет и развалится на части. Издав тихий рык, детектив опустил голову вниз, тяжело дыша от боли. Рувик вытянул руку, в которой держал кольцо, вперед, напротив окна. Отверстие в кольце совпало с солнечным кругом, и теперь оно ярко поблескивало, заставляя мужчину прикрывать глаза и жмуриться. Было похоже, что само солнце находилось внутри кольца, словно скованное им. Себастьян продолжал шипеть от боли и пытаться вырваться из цепкой хватки Рувика, однако с каждой попыткой он все сильнее сжимал ему руку, не оставляя ни единого шанса. Это кольцо… Хранит в себе так много боли и страданий. Тонкий запах алкоголя и капли слез. Твоя семья сделала это с тобой?.. Губы Рувика исказила полуулыбка. Да. У него никогда не будет жены и детей. Никогда не будет своей семьи и такого кольца, которое напоминало бы ему о том, что его кто-то любит. Его старая семья давно в прошлом, а создать свою он просто не мог. По многим причинам. Он не узнает что такое забота, уход. Что такое свои дети и своя жена. Хотя он сам не знал, нужно ли ему это было. Вся его жизнь это бесконечные труды над грандиозным проектом, который сломал бы рамки человеческих мыслей и восприятия. И нужна ли ему была семья? Они же только мешались бы! Да и его уродство не позволило бы ему завести отношения женщиной. Разве на него кто-нибудь бы посмотрел? Клеймо уродства навсегда запечатлелось на нем и ничем бы уже не смылось. И если раньше, где-то в детстве или юношестве у него был шанс что-то изменить, то сейчас у него уже не было шансов. Одиночество- вот его единственная любовь. Собственная тень - вот его спутница. Его проект- вот его ребенок. И нужна ли ему была семья? Нет. Конечно. Рука начала предательски ныть, отказываясь держать кольцо детектива. Взгляд Рувика сменил яркий блеск на плотный туман, покрывающий глаза На солнце за окном наползли тучи, закрывая его от чужих глаз и не позволяя ему пускать в разные стороны свои яркие лучи. Ведь у чудовищ не бывает семьи… Рувик отпустил руку Себастьяна. Детектив отшатнулся назад, хватаясь за свое запястье. Странно, но оно перестало болеть сразу же, как Рувик отпустил ее. Все было в полном порядке, как будто это не его рука пару секунд назад была готова разломаться на части. Подняв голову, первое, что увидел Себастьян, был Рувик, держащий в руке его кольцо. -У тебя была жена? Как жаль, что родные причиняют так много боли. Правда, Себ? Рувик сделал несколько шагов в сторону, обходя детектива по кругу. -Как ты заглушаешь свою боль?.. Себастьян обернулся, стараясь уследить за его перемещением. -Я могу помочь тебе забыть ее. Забыть все. Рувик протянул руку к его голове, но детектив тут же отпрянул назад, угрожающе шипя. -Не смей… Викториано в секунду оказался перед ним, положив руку ему на плечо и тихо сказав: -Тогда, может, свежий воздух развеет твою боль? Темная грязная комната тут же исчезла, сменяясь на просторную длинную улицу, с яркими фонарями по обе стороны дороги и лавочками под ними. Высокие деревья покачивались от сильного ветра. Это место… Он был в этом парке с Майрой! Тут, будто в голове детектива, раздался голос: -Или хочешь потанцевать со мной? Обстановка снова сменилась, но на этот раз на огромный, залитый ярким светом банкетный зал. Отовсюду звучала мелодия вальса. Все вокруг было украшено цветами и белыми лентами. Это день его свадьбы. Детектив испуганно заозирался вокруг, не понимая, что происходит. Внезапно раздался шум лопающегося стекла. Все лампы в помещении разом лопнули, щедро осыпая пол стеклом. Зал погрузился во тьму. Тут детектив почувствовал кого-то позади себя, но не успел он обернуться, как чьи-то руки нежно обняли его со спины. На плечо опустилась чья-то голова, и еле слышный шепот прямо над ухом заставил его содрогнуться. Тихий голос Рувика -А, может, пойдем ко мне?.. В следующий момент Рувик исчез, оставляя Себастьяна наедине с собой в просторной комнате, которая только что сменила с собой погрязший во мраке банкетный зал. В комнате стоял шкаф, небольшой письменный столик со стулом и большая кровать, покрывало на которой было немного смято. Это место было ему не знакомо. Куда Рувик его завел? -Ла…Лаур… ра!!Прекра-прекрати! Девушка прижимала Рубена себе, щекоча его и громко смеясь. -У кого сегодня праздник? Уже такой взрослый, а все еще боишься щекотки, как ребенок! Викториано- младший продолжал заливаться звонким смехом, брыкаясь и отпихивая от себя сестру руками. Ему все же удалось вырваться из рук Лауры и тогда он пополз по кровати, стараясь спастись от сестры, но та вновь обняла его вокруг талии и, притянув брата к себе, одарила его поцелуем в лоб. Следующий поцелуй пришел в нос. Потом в щеку, во вторую, снова в лоб и в нос. Лаура обрушила на него целый град поцелуев, вызывающий у Рубена беспрерывный, громкий смех, через который он продолжал просить сестру остановиться. Юноша оглядывался назад и видел лишь пустую комнату, в которой он не был столько лет. В ней не было слышно тиканья часов. Время в ней остановилось. Словно детская комната терпеливо дожидалась возвращения своего хозяина. Стол, тумбочка, шкаф. Все были покрыто толстым слоем пыли. Особенно его кровать. Кровать, на которой сестра обнимала его и звонко смеялась, зацеловывая его лицо. Лаура, стой! Перестань! Сейчас он был готов просить обратное Лаура, не останавливайся. Но было уже слишком поздно. Это было похоже на комнату из какого-нибудь старинного особняка. Что-то из прошлого. При виде таких комнат в реальности или на картинках Себастьян сразу представлял себе огромные, дорогущие и роскошные поместья. Наверное, сейчас он находился именно в таком месте. Себастьян толкнул дверь, ведущую к выходу из комнаты, и огляделся. С правой стороны большое окно. С левой стороны длинный широкий коридор. Похоже, он действительно находился в чьем-то особняке. Открыв большие тяжелые двери, Себастьян заглянул в большой зал. И первое, что бросилось ему в глаза, была огромная картина, с изображенными на ней четырьмя людьми. Две женщины, мужчина и мальчик. Одна из женщин, одетая в черное платье, сидела в кресле и держала в руках подсолнух. Вторая, скорее всего еще была молодой девушкой, с длинными волосами, одетая в ярко-красное платье. Высокий мужчина, стоящий за креслом, на котором сидела первая женщина. И светловолосый мальчик, с холодным выражением лица и вытянутыми по швам руками. Лица всех членов семьи, кроме лица этого мальчика, были порезаны ножом. Положив руки на колени, юноша закрыл глаза. В особняке семьи Викториано царила мертвая тишина. В него не проникало ни звука из внешнего мира. Словно дом был окружен аурой зла и смерти, не позволявшей каким-либо живым звукам проникнуть внутрь. Злость, ненависть и бесконечная боль уже давно жили в стенах этого дома. Взгляд Рубена был устремлен на огонь, горящий в камине, танцующий на дровах, будто дразнящий и издевающийся над юношей. Глаза его казались холодными, словно лед. Но под его тонкой коркой скрывалась страшная ярость и огромное желание потушить огонь. Думаешь, ты победил меня? Рубен уперся руками в пол, поднимаясь на ноги. Как только он вытянулся в полный рост, огонь в камине содрогнулся, словно испугавшись его. И ему было чего бояться. Ты ошибаешься… Рубен сделал широкий шаг вперед и пламя, снова пошатнувшись, стало еще меньше. Ошибаешься. Последний шаг и огонь погас. Зал погрузился во мрак. Губы Рубена растянулись в безумной улыбке. Теперь твоя очередь погаснуть, папа… Как только детектив потянулся рукой к золотой раме, стены и пол содрогнулись, не позволяя ему дотронуться до нее. Какая-то неведомая сила ударила его в грудь, отталкивая назад. Секунда и большие железные двери, из-под которых «заструился» пепел, захлопнулись прямо перед его носом. Повернув голову по направлению пепла, детектив увидел длинный коридор, в конце которого, перед большим окном с прозрачными шторами стоял высокий юноша в строгих брюках и белой рубашке. Голова его было обмотана бинтами. Он стоял неподвижно, продолжая смотреть в окно, из которого лился яркий солнечный свет, освещая замотанное в бинты лицо, но заставляя его отбрасывать черную тень, растянувшуюся по всех длине коридора, еле касающуюся носок туфель детектива. Себастьян сделал аккуратный шаг вперед, наступив на тень. Она пошатнулась и немного отползла назад. Яркие лучи солнца, «отражающиеся» от юноши, проливались на стены, освещая каждую трещину и потертость. Выглядело это так, словно это он истощал из себя лучи света. Детектив сделал еще несколько шагов вперед, наблюдая за тенью, которая с каждым его шагом становилась все меньше и меньше, расползаясь по трещинам в стенах и потолке. Медленно… Появился гул, который, казалось, издавали сами стены. С каждым шагом… Гул нарастал с каждым шагом Себастьяна вперед. Мужчина вытянул руку, намереваясь дотронуться до плеча юноши. Ты все ближе и ближе… Он совсем не шевелился и не отрывал взгляд от окна. К своей цели. Как только рука детектива коснулась плеча Рубена, тот тут же растворился в воздухе, обращаясь в пепел. Весь дом пронзил душераздирающий детский крик. Себастьян зажал уши руками, но это не помогло хоть немного приглушать больно врезающийся в уши крик. Обернувшись назад, он увидел лишь светловолосого мальчика, смирно стоящего недалеко от него. Крик прекратился так же резко, как и начался. Детектив приподнял голову, внимательнее всматриваясь в десятилетнего ребенка, стоящего напротив него. Строгая одежда, высокий рост, аккуратно причесанные светлые волосы и глаза… Серые, холодные глаза, словно уже давно умершего душой человека. Осознание пришло само-собой -Рувик?.. Мальчик тут же распался на мелкие частички пепла, бросившиеся на детектива. По всему дому снова разнесся детский крик -Убирайся! Уходи! Себастьян, закрыл лицо руками, стараясь оградиться от жгучего пепла, кружившегося вокруг него, словно ураган. Отходя спиной назад, он шаг за шагом приближался к окну. -Прочь!!! Детектив с силой махнул рукой, отгоняя от себя бушующий пепел и, как ему показалось, коснулся чего-то твердого. В следующий момент вихрь бросился на него с новой силой и он, отшатнувшись назад, влетел в окно, тонкое стекло в котором тут же лопнуло, позволяя детективу пройти сквозь себя. Мужчина вытянул руку вперед, пытаясь за что-то ухватиться, чтобы не упасть. И ухватился: сжав что-то в руке, Себастьян понадеялся избежать падения, но нет. Это что-то оказалось рукой. Рукой Рувика, которого он «вытянул» из пепла. Он почувствовал, что под его ногами больше нет опоры. Что он падает вниз. А за ним падает Рувик, чью руку он крепко сжимал вокруг запястья. Тот тут же вцепился в плечо детектива, обнажая грозный оскал. Он вытянул руку, пытаясь достать до лица Себастьяна, но тот, вовремя поняв, что пытаться сопротивляться бесполезно, просто обхватил Рувика за плечи, крепко прижимая его к себе, не давая ему возможности пошевелиться. Но рука Рувика сама легла детективу на голову и в этот момент время словно замерло. Себастьян и Рувик застыли в воздухе. Они больше не падали вниз. С уровня груди детектива послышался тихий вздох, больше похожий на всхлип и тут же между ними мелькнула яркая вспышка, ослепившая обоих и погрузившая их во тьму… Рувик тяжело вздохнул и резко поднял голову: вокруг него раскинулось бесконечное поле подсолнухов. Осознание пришло в ту же секунду. Мужчина быстро закрутил головой в разные стороны, оглядываясь и кружась на месте. И куда бы он ни посмотрел, везде были подсолнухи, сжимающиеся в плотные ряды. Повсюду. -Нет-нет-нет… Голос его сорвался, дыхание участилось, а сердце было готово остановиться в любую секунду от бешеного напряжения. В один момент Рувиком овладел такой дикий страх и ужас, какой он не испытывал уже очень давно. Последний раз лет двадцать или двадцать семь назад. И сейчас, как когда-то давно, его руки лихорадочно тряслись, а ноги так ослабели, что еле- еле держали его. Широко распахнув глаза, Рувик снова начал кружиться на одном месте, оглядываясь и стараясь найти хоть какую-нибудь дорожку, которая могла бы вывести его отсюда. Найти выход. Но его не было. Он снова оказался заперт, словно в клетке: подсолнухи окружили его плотным кольцом и с каждой секундой, казалось, становились все ближе. Страхи, преследовавшие его всю жизнь, теперь были совсем близко и не давали ни единой возможности убежать. Все это было здесь. Внутри его души. Рувик резко махнул рукой и несколько подсолнухов, находящихся перед ним, в секунду вспыхнули ярким пламенем, сгибаясь и корчась под ним, начали быстро сгорать. Словно отгоняя от себя цветы, так плотно въевшиеся в память воспоминаниями о детстве, Рувик размахивал руками в разные стороны, заставляя подсолнухи воспламеняться и сгорать, превращаясь в пепел, разлетающийся и оседающий на землю. Пепел, из которого тут же вырастали новые подсолнухи. Быстро устремляясь вверх, они еще плотнее сжимали ряды, не позволяя Рувику выйти. Не давая ему уйти. -Рубен… Мужчина сделал несколько шагов вперед, продолжая «отгонять» от себя солнечные цветы своих воспоминаний, на что получал незамедлительный ответ, в виде новых подсолнухов, удерживающих его на поле. -… то, чего ты боишься, может показать тебе вполне реальные зубы. Развернувшись, Рувик бросился в другую сторону, но нигде не было выхода. А подсолнухи были все ближе и ближе. В ушах загудело. Головная боль становилась все сильнее и сильнее. - Отбрось свои страхи, и ты никогда не увидишь грозного оскала. В небе над его головой сгущались тучи не предвещавшие ничего хорошего. -Ведь от себя не убежишь. Рувик издал тихий стон и схватился за края своего капюшона, стараясь натянуть его на глаза сильнее, чтобы не видеть навязчивых подсолнухов, так и норовивших залезть ему в душу. -Лаура?.. Ноги ослабевали все сильнее, и Рувик тряхнул головой, словно выбрасывая из нее резко нахлынувшие воспоминания. Сотни голосов заглушали все вокруг звуки, сливаясь всего в два голоса, забирающихся ему в разум, усиливая головную боль. Будто сами подсолнухи говорили голосами десятилетнего мальчика и его старшей сестры. -Будь всегда честен сам с собой. Цветы продолжали расти, устремляясь к Рувику. Они тянулись к нему, большие и пугающие. Их становилось все больше, и они продолжали приближаться к нему. Запустив пальцы под капюшон, мужчина зажмурил глаза, прогибаясь в спине. Тут его руки коснулся один из подсолнухов. Рувик отшатнулся назад, зашипев -Нет-нет! Не трогайте меня! Убирайтесь!! -Не бойся себя. Он прижал руки к ушам, не желая больше слышать Ее голос и наклоняясь все ближе к земле. -Нет!! -Помни это, Рубен. Нестриженные ногти больно впивались в кожу на голове. -Всегда. Ноги больше не могли его держать, и Рувик упал на колени, наклоняя голову еще ниже. -Прочь! Не прикасайтесь ко мне! Убирайтесь прочь! Подсолнухи склонили над ним головы, обвивая лепестками его ноги и руки. Света больше не было. -Нет-нет-нет-нет-нет!!! -Я люблю тебя, Рубен… Рувик резко запрокинул голову назад. -ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ!!!! Во все стороны резко хлынуло пламя, быстро проносящееся по всему полю. Словно взрыв атомной бомбы, уничтожающий все на своем пути, этот огонь разом сжигал все подсолнухи, находящиеся вокруг Рувика. Все вокруг сгорело, превратившись в мрачное пепелище, на котором больше не осталось жизни. Земля превратилась в пустыню, покрытую толстым слоем пепла. Рувик приоткрыл глаза, поднимая взгляд на небо. Темные тучи расползались в стороны, уступая место чистому голубому небу с ярким солнцем на нем. Головная боль отступила и мужчина впервые за двадцать семь лет почувствовал себя спокойно. Постоянная боль, мучавшая его и после смерти, стала настолько привычной, что теперь ему казалось, что он разом лишился своего тела и разума, который терпел эту боль столько лет. Почувствовав сильную слабость, Рувик уперся руками в землю, пытаясь встать на ноги, но тут же рухнул обратно, теряя последние части сознания. Рувик медленно открыл глаза, попадая взглядом на длинные трещины, тянувшиеся по потолку от стены, к которой была придвинута кровать. Подол окровавленного плаща разметался по пыльному покрывалу, натянутому на небольшую детскую кровать. В руках Рувик сжимал большой подсолнух, положивший свою голову ему на грудь. Все правильно. Это была его комната. Старая, неубранная. Отец действительно запретил слугам прибираться в ней, и спустя несколько лет она превратилась в мрачный склад для пыли, грязи и паутины с пауками. Он уже и не надеялся вернуться сюда, но, похоже, его судьбой было бесконечно возвращаться в это место, без возможности забыть его. Головная боль снова вернулась, и ощущение невесомости куда-то испарилось, словно его и не было вовсе. На Рувика снова нахлынула дикая усталость и желание уснуть, чтобы хоть немного отдохнуть. Но… ..в этом месте невозможно спать. Рувик скинул одну ногу с кровати, привстав и оглядевшись: темная комната была еле освещена мягким лунным светом, льющимся из приоткрытого окна. В комнате было прохладно, и легкие шторы еле колыхались на ветру. Но Рувик этого совсем не чувствовал. Поднявшись на ноги, он стал медленно подходить к окну. Каждый шаг давался с трудом, перед глазами витал легкий туман. Я так устал… Сделав еще один шаг, Рувик остановился, смотря в окно. Очень сильно устал… Тонкие пальцы разжались, и подсолнух мягко упал на пол, заставляя лежащую на нем пыль взмыть в воздух. За окном больше не было поля с подсолнухами. Лишь дорога, уходящая от особняка к приоткрытым железным воротам. Точно, теперь Ты ничего не помнишь, детектив. Но Ты уже здесь. Рувик развернулся в сторону двери и сделал несколько шагов вперед, проходя мимо лежащего на полу подсолнуха, который быстро начал увядать, как только выпал из рук мужчины. Я снова должен Тебя найти. В голове зазвучали слова отца, крепко въевшиеся в память: «Он не изменился. Никогда не изменится.» Должен найти… Не изменится. …Тебя. Никогда. И он продолжает искать. Замирает, стоя вне времени. Продолжает ждать. Точно знает, что ничего еще не окончено. Воспоминания не стерты. Не окончено. Он ждет. Воспоминания не стерты. Ведь закрывая глаза… …я снова вижу подсолнуховое поле, «пылающее» ярко, словно огонь…