Дурачок

Кайл — наш деревенский дурачок. Ударили его в драке по голове в детстве. Силен, как вол, но ведет себя по-детски. Кто ж за такого пойдет? Как оказалось, я пойду. Просто все за меня решили. Мама моя умерла в родах, отца волки на охоте задрали. Жила я у маминого брата и его жены. Сами они детей не имели и меня любили, как свою. Но моя тетя слегла с лихорадкой и умерла, дядя женился второй раз. И новая тетя была далеко не такой ласковой, да и своих детей у нее было трое. И вот я теперь иду за высоким широкоплечим Кайлом, несущим узелок с моими вещами. Всплыл в памяти рассказ дяди о том, что Кайл, когда ему было пятнадцать, изнасиловал одну из девушек в нашей деревне. Она даже при смерти была несколько дней. Он же своей силой не управляет! Боги, как же я буду?.. Нагнув голову, парень вошел в добротную избу на окраине деревни. Ужас, какой же он здоровый! И пыльный весь, наверное, с поля за мной пришел. Слышала я от дяди, что дурят его — участок на общем поле он обрабатывает большой, а зерна ему дают мало. А он и не считает, дурачок... Молча указав мне на шкаф, Кайл вышел. Я робко приоткрыла дверцу, заглядывая в недра шкафа. Одна полочка была пустой, поэтому я быстро сложила свои вещи туда. Вздохнув, разгладила складки на подоле и огляделась. Спальня была небольшой, кроме шкафа и довольно широкой постели, в ней и не было ничего. Большая картина, вышитая крестиком, висела над изголовьем. Я нервно потерла ладони. — Кушать будешь? — вздрогнув, я обернулась. — Н-нет, не хочется, — пробормотала я. Как может такой бугай ходить так тихо? — Пора спать, — в одних светлых льняных брюках он забрался под одеяло и повернулся к стене лицом, — сладких снов. Я смотрела на его еще влажный затылок, пытаясь понять, что это вообще было. Кайл знает, что у нас с ним первая брачная ночь? Нет, я не против такого развития событий, но... Тихонько переодевшись в ночную рубашку, я прилегла на край кровати. Тихо так... Почти никакие звуки не долетают до этого дома на отшибе. Моего дома. Ладно, я всегда знала, что по любви мне замуж выйти не дадут, но я надеялась на хоть какую-то свадьбу, а не сухое: "Благословляю". Солнце недавно село, все темнело. Прикусив губу, я зажмурилась, чтобы сдержать слезы. Надеюсь, Кайл не будет меня бить, как это частенько делают другие со своими женами, особенно спьяну. Я проснулась с первыми петухами по привычке. Еще вчера я встала так рано, чтобы помочь приготовить завтрак. Сегодня я буду готовить его сама. Кайл еще спал, уткнувшись носом в подушку и тихонько посапывая. А нос у него с большой горбинкой, наверное, сломанный, и не раз. Одевшись, я переплела косу и выскользнула из спальни. Вчера так и не успела осмотреться здесь, а сейчас улыбнулась — почти на каждой поверхности лежала круглая вязаная салфеточка. И слой пыли сверху, м-да... Хотя, зачем мужику убираться в доме, если он в поле устает? Ладно, уборка подождет. Сначала нужно приготовить поесть. Найдя люк, ведущий в погреб, я спустилась по скрипучим ступенькам в холодное просторное помещение. Да, негусто — неполный мешок картошки в углу, большая головка сыра на полке и подвешенный к потолку окорок. Он же работает больше всех! Покачав головой, я заметила еще кувшин, накрытый тряпочкой, и лежащие рядом на такой же тряпочке несколько яиц. Ну, уже что-то... В результате на завтрак был омлет с поджаренным кусочком окорока. В кувшине на поверку оказалось прокисшее давным-давно молоко, из которого я решила сделать к завтрему творог. Выложив скудный завтрак на тарелку, я поставила ее на стол и отвернулась к печке, чтобы налить в кружку травяного отвара. — А где твоя тарелка? — вздрогнув, я пролила немного кипятка на кирпичный выступ печки. Боги, ну как он так тихо ходит?! — Я уже покушала, — присев напротив сонного парня, я сложила руки на столе, — послушай, сегодня же сбор урожая начинается? — Картошку копать будем, — кивнул Кайл. Если не пытаться разводить длинные разговоры, то и не заметно вовсе, что он... Не такой. — Когда вечером будут раздавать то, что накопали, нахмурься и скажи: "И это все?". — Зачем? — непонимающе нахмурился брюнет. — Тебя обманывают, ты ведь больше нарабатываешь, — я смутилась под его прямым честным взглядом. — Но мне больше не надо, — возразил он. Боги, только он мог это сказать! — У тебя теперь есть семья, может быть, скоро появится ребенок, Кайл, — я сплела пальцы в замок, почему-то застеснявшись своей жадности. — Правда? — обрадовался парень. — Ой, здорово! — и захлопал в ладоши, счастливо улыбаясь. Мрак... Доев, он поцеловал меня на прощание в щеку. — Ты чего это? — покраснев, я прижала пальцы к тому месту, которого коснулись его губы. — Ну, мы же муж и жена, — серьезно, как маленькой, объяснил брюнет. Вечером мой муж притащил два мешка картошки, отнес их в погреб и, наскоро ополоснувшись в маленькой каморке, забился под одеяло к стене, прижав руки к груди. — Что с тобой? — я коснулась его дрожащей спины. — Я заболел, — глухо откликнулся он, сильнее сжимаясь. — Кайл? У тебя жар? — я попыталась дотронуться до его лба, но парень закрыл голову руками, тяжело, с хрипом дыша. Простудился? Но как? Теплынь такая... — Я заболел как тогда, когда сделал больно девочке, — выдохнул он, — мамочка говорила, что так все мальчики болеют. — Кайл... — я смешалась, не зная, как ему сказать, а щеки постепенно наливались краской смущения. — Если ты... Не будешь торопиться, то у нас будет ребеночек. — Правда? — он резко повернулся. Его скулы немного порозовели, глаза лихорадочно поблескивали, а пересохшие губы, казалось, сейчас потрескаются. — Угу, — я стыдливо отвела взгляд. — Но мамочка мне говорила никогда так не делать больше, девочкам нельзя делать больно, — прошептал Кайл, протягивая ко мне руки. — А мы всего разочек попробуем, — борясь с дрожью в голосе, улыбнулась я, обнимая мужа за шею. Боги, пожалуйста, пусть будет не так больно!.. Утром я проснулась в его объятиях. Немного ныл низ живота — Кайл все же сделал мне больно. Но ведь так и должно быть в первый раз, разве нет? Попытавшись встать, я прикусила губу, сдерживая стон, и опустилась обратно на подушку. — Тебе больно? — его темные глаза смотрели на меня с раскаянием. — Немножко, — я приподняла уголок губ. Вчера мне стоило большого труда не всхлипывать и уверять дрожащего, напуганного своим же слишком взрослым телом парня, что все хорошо, — девочке всегда больно в первый раз. — Мне тоже было чуть-чуть больно, — он притянул меня к себе, прижавшись теплыми сухими губами к виску, — но приятно. Знаешь, как когда сдираешь корочку с ранки... — Да, — тихонько засмеявшись, я крепко обняла мужа и чмокнула его в щеку, — знаю. Прости, но сегодня тебе придется самому завтракать, я еще полежу. — Я больше никогда не буду так делать, — со слезами в голосе пообещал он, — тебе так больно, зачем это вообще... — А иначе у нас ребеночек не появится, — улыбнулась я, взъерошила его короткие волосы, — не переживай, все будет хорошо, мне просто нужно еще немного отдохнуть. — Я с тобой останусь, — упрямо поджал губы парень. Еще не хватало, чтобы он увидел кровь на простынях, совсем же разозлится на себя. — Не надо, жатва же, — качнула головой я. — Ну, куда эти детишки без меня? — вздохнув, Кайл встал, зарылся в шкаф. — Какие детишки? — не поняла я. — Ну, как же, — терпеливо принялся объяснять натягивающий рубаху брюнет, — мамочка говорила, что бывают совсем маленькие детишки, которых на ручках носят, бывают постарше, они камнями еще постоянно кидаются, а бывают совсем большие, они вместо камней слова бросают, — какая мудрая женщина была... — но я не понимаю, как можно бросить слово. Очень даже можно, очень даже... — Там творог должен быть в тряпочке над кувшином, — вспомнила я, — скушай его. — А ты что будешь кушать? — насупился Кайл. — Я немножко еще полежу и что-нибудь себе приготовлю, не переживай, — я с улыбкой подставила щеку под поцелуй и проводила мужа взглядом. Едва он вышел из комнаты, я с тихим стоном свернулась в комочек. Не сильно болит, но так надоело уже... Когда я ближе к полудню выползла на трясущихся ногах из спальни, держась за стенку, в тряпочке над кувшином меня ждала половинка шарика творога. Вот тебе и дурачок...