***
- Дотронься до меня, - тихий шепот вырвался из его губ. - Тарьей, прекрати! Что ты себе позволяешь? - Не прогоняй меня. Умоляю. Она закрыла глаза, позволив его губам скользнуть по шее. Он прижался к ее бедрам настолько сильно, что ей казалось, что она теряет сознания. Темный коридор отеля спасал их от чужих глаз, но так нельзя. - Хватит! - вскрикнула Габриэла, резко поднимая голову. Дыхание ее участилось, на верхней губе выступили бисеринки пота,— Хватит, ну, пожалуйста, не надо больше, — простонала она. Тарьей оторвался от нее, глаза покрывала пелена желания. Он едва уловимо дотронулся до ее щеки, глаза преданно смотрели прямо в душу. - Ты такая красивая. Ты знаешь это? Глаза, тело, волосы — само совершенство. Габи, Габи... Он сведет ее с ума. Нет. Уже свел. Она сделала еще одну попытку вырваться, крепко прижав свои ладони к его груди. Он не сдавался, крепко сжав ее руки в ответ. Губы грубо скользнули по шее, заставив ее вскрикнуть. Черт, на самом видном месте оставил свою метку. Тарьей заглушил ее крик поцелуем. Габриэла стиснула зубы. - Прекрати! Он остановился, пытаясь понять что не так. Голубые глаза внимательно смотрели на нее. - То, что я тогда тебя поцеловала, ничего не означает! Спишем на любопытство. Так что, если ты еще хоть раз попытаешься засунуть мне в рот свой язык, я его откушу!***
Габриэла проснулась в холодном поту, сердце громко стучало, заставляя рывками глотать душный июньский воздух. Она с силой прижала руки к груди, чтобы отогнать прочь воспоминания о нежных ласках, чтобы не ощущать, как твердеют соски, словно от поцелуя. Эти обрывки воспоминаний преследовали ее с того самого момента, когда она узнала о беременности. Теперь они возникали все чаще. Подобно охотникам, которые, почувствовав, что жертва совершенно обессилела, приближаются к ней, чтобы прикончить. Притаившись где-то в закоулках ее сознания, они то и дело выскакивали из своего укрытия, донимая ее. Но она не хочет вспоминать. Боже, она действительно этого не хочет! Но они продолжали ее донимать, перепутавшись в ее сознании. Как наяву она вспомнила их ночь в Москве. Вновь ощутила во рту вкус виски. А еще — прикосновение его губ, жестких и уверенных. Почувствовала исходящий от него аромат: безумно приятный запах, столь же чистый и мужественный, как и он сам. Руки его, такие нежные, ласкали ее тело, вызывая блаженный трепет. Увидела, как покорно плетется за ним в отельный номер, а чуть позже — как он жадно пожирает ее глазами, почти обнаженную. И она ведь тогда совсем не испытывала неловкости, она хотела его. Внутри себя. Она помнила как задыхалась. Как с губ срывалось его имя, как она умоляла его взять ее. Скорее, давай... Господи, да... Габриэла открыла глаза и перевела дыхание. Господи! Она помнила все, до мельчайших подробностей, помнила все свои непристойные жесты и бесстыдные слова — она и представить не могла, что способна такое сказать и сделать. Что способна изменить Симону. Вспомнила, что он говорил ей, когда они занимались любовью — все это обрушилось лавиной чего-то, безвозвратно потерянного. Габриэла закрыла лицо руками, отгоняя прочь волнительные картины, мелькавшие перед ее мысленным взором. Она села, с трудом вставши с кровати. Ее бил озноб — да так сильно, что она едва держалась на ногах. Габриэла кое-как доплелась до ванной и подставила руки под струю воды, плеснув несколько раз в лицо. Из зеркала на нее смотрело давно знакомое лицо, но Габриэла знала: она уже другая. С того самого момента, когда впервые взглянула в его глаза. Еще тогда она знала, что пропала. Все было плохо. Даже очень. Но ребенок... Про ночь в Сочи даже вспоминать было больно. Страх сковал грудь, что это больше никогда не повторится. Но он кое-что ей оставил. Габриэла положила руки на живот и, погладив его, произнесла: - Я так тебя люблю. То, что она так и не сказала ему. Дотронься до меня. Пальцы ее перебирали волоски на его груди, которые переходили в ровную дорожку вдоль его плоского упругого живота. Дотронься до меня. О Боже, Габи... Вот так. И больше никогда не бойся дотрагиваться до меня. Дотронься до меня, дотронься, дотронься...***
Симон крепко прижимал ее к себе. Улыбался, пытаясь не думать о том, что он творит. Выдает ребенка этого ублюдка за своего. У него не было выбора. Либо она, любовь всей его жизни, либо развод. Небольшой выбор. А теперь этот фарс. Журналист продолжал задавать вопросы, свет камеры мешал воспринимать реальность. - Я официально пропускаю сезон. И, к счастью, по прекрасной причине! - Габриэла крепко сжала его руку, моля о помощи. Он ее простил, просто все еще не мог смириться с фактом, что жизнь так с ними обошлась. Но у них договоренность, и он будет играть свою роль лучше всех. Рука покрыла ее округлившийся живот. - Да, мы ждем ребенка! - он широко улыбнулся и чмокнул Габи в губы. Внезапный толчок заставил его замереть. Нет, показалось. Снова толчок. - Он шевелится! - Что? - Ребенок шевелится. Ты не чувствуешь? Габриэла стояла как истукан, не в силах шевельнуться, Симон сделал шаг вперед, заключив в свои ладони ее холодные щеки и поцеловал ее. Поцелуй был теплым, целомудренным и бесконечно нежным. - Наш ребенок шевелится. Габриэла замерла. Слезы хлынули из глаз, она была совершенно истощена морально и физически. А он снова помог. Снова простил. Она сделала правильный выбор. Рука скользнула по его волосам, она подарила ему нежный поцелуй, а губы шептали "спасибо..."***
Норвегия, Осло. Эмиль негромко постучал в дверь. Потом еще раз. Вот черт! Трубку он уже две недели как не брал, теперь и дверь не открывает. Хорошо, что у него есть запасной ключ. В квартире царил полумрак, запах застоявшегося алкоголя резал глаза. Слава Богу, что Аслауг подтвердила, что разговаривала с ним вчера, иначе бы он предполагал самое плохое. Быстрым шагом он пересек коридор и двинулся в сторону холла. Он сразу его заметил, одинокая фигура на фоне ярко-оранжевого дивана. - Предпочитаешь одиночество? - вполголоса сказал Эмиль. Тарьей вздрогнул и повернул к нему лицо. Отвратительно выглядит. Мешки под глазами и небритость его совсем не украшали. - Решил отрастить бороду? - насмешливым тоном произнес Эмиль. - Я тебя не ждал, - он наклонился к столу, чтобы взять стакан. Она его слишком задела. Растоптала гордость и ушла, даже не обернувшись. Он ее ненавидел за то, что она сделала с его лучшим другом, всегда таким бесстрашным, не боящимся трудностей. Эмиль рывком приблизился к Тарьею и вырвал стакан из его рук. Открыв окно, он наконец-то вздохнул свободно. Стакан полетел вниз. - Ты что творишь? - сквозь зубы процедил Тарьей. - Спасаю твою задницу идиот! У меня новости. Тарьей насторожился и на мгновение его взгляд прояснился. Дурак, он все еще надеется, что ли? - Ты не смотрел сегодняшний выпуск спортивных новостей? - Нет... Тарьей резко вскинул голову, и по его лицу пробежала тень. - С ней все в порядке? - слова упали тяжело, словно свинцовые, а на виске забилась голубая жилка. Эмиль с сожалением взглянул на него. Нет ничего хуже, чем бередить старую рану, но кто еще, кроме него, скажет Тарьею эту новость? Давай, Эмиль, покончи с этим. - Габриэла пропускает сезон. Сам понимаешь... Тарьей уставился на него, несколько мгновений он даже не моргал, пытаясь осмыслить услышанное. - Не совсем. - Она ждет ребенка, дружище. Тарьей зажмурился. При бледном освещении его лицо казалось безжизненной маской, а руки были судорожно сжаты. – Мне жаль, – начал Эмиль и запнулся, не находя слов, которые могли бы выразить глубину его сочувствия. По лицу Тарьея скользнула тень страдания. Он выглядел таким одиноким, что сердце Эмиля невольно сжалось от боли. Нужно ему помочь, он не справится сам. - Ты пойдешь со мной. Тарьей его не слышал, но Эмилю было плевать, он не уйдет без него. - Как же я ее ненавижу... - наконец-то едва слышно пробормотал Тарьей.