***
Панси ничего не знала о Победе. Тео потом утверждал, что она была там, неподалёку, и значит, обязана помнить хоть что-то, но Нотт ошибался, как и всегда. Был Забини, прижимающий её к себе так близко, что дыхание почти остановилось. Была ворвавшаяся в комнату, одуревшая от крови и страха Милисента. Послания Тёмного Лорда, звучавшие повсюду и пробиравшиеся в мысли. Толпы пожирателей. Её крик в Большом зале. Всё это было, но когда… Панси не взялась бы восстанавливать картину. Слишком много осколков. И все острые. Пропылившийся, на удивление некрасивый Драко с перекошенным лицом, который трясёт её за плечи и пытается донести что-то — ещё один осколок. Рука Блейза на её талии, его губы на её шее — возможно, настоящее? Потом выяснилось, что Тёмный Лорд и Поттер убили друг друга. Кажется, Забини пытался растолковать ей это, когда предложил закурить, а она сказала, чтобы он выбросил эту магловскую гадость. По-настоящему она поняла, что всё изменилось, когда тепло стало уходить. Она убеждала Блейза, что им нужно уехать, кричала, царапалась и хлестала его по щекам. Он скрутил ей руки за спиной и, не обращая внимания на жалобы, просипел в ухо: — Ничего не выйдет, Панс. Совет уже всё решил. И за нас тоже. Так Панси узнала, что Пожиратели основали своё правительство, члены Ордена Феникса либо исчезли, либо истреблены, что в новом мире маглы — это пешки, а ей предстоит выйти замуж за Теодора Нотта. — Они укрепляют связи, Панс. Твой отец в Совете, и… — Отпусти меня, Блейз. Если бы он прижал её к себе покрепче и обозвал дурой, Панси была бы счастлива. Но Забини послушно разжал руки и зачем-то продолжил, будто оправдываясь: — Тео — хороший парень, ты же знаешь. И в этот миг всё перевернулось. Панси, правда, готова была поклясться, что проклятое мгновение превратилось в вечность. Её переворачивает каждый день. До сих пор. Но тогда ещё было тепло. Совсем немного. Они встречались по привычке, и Забини без лишних слов заваливал её на спину или целовал так, будто хотел вытянуть душу. На самом деле, Панс была бы не против. Она больше ничего не требовала, не просила увезти её, не оскорбляла. Панси медленно умирала, а когда пришла в себя, Блейз растворился, усланный по какому-то дипломатическому делу в заокеанскую Америку. Потом она стала Нотт, заковала себя в зелёное и избавилась от рассудка. Так, на всякий случай. Все вспоминали о войне с горечью, а Панс — с благодарностью. Тепла в её жизни совсем не осталось. Только блеск. И этот бесконечный зелёный, растёкшийся по венам вместе с мерзким вином и досужими сплетнями.***
Ей, конечно, полагалось оставаться дома. Ждать мужа, считать минуты, и в который раз путаться во времени. Вместо этого Панси переоделась в фиолетовое и отправилась куда глаза глядят. Она так долго перемещалась с места на место, что и сама не поняла, как очутилась в одном из тех баров, от которых за версту несло гнилью. У порога было грязно, и Панси брезгливо поморщилась, переступая через большую тёмно-коричневую лужу. Хотелось согреться, и она смело открыла дверь, окунувшись в душную, состоящую из алкогольных испарений и людского пота атмосферу бара. Панси протиснулась к стойке, вскарабкалась на высокий стул с витиеватой железной ножкой и постучала по исцарапанной поверхности, надеясь привлечь внимание бармена. Вообще-то она никогда не была в настолько… запущенных местах. Они с Дафной, ещё до того, как эта ряженная дура стала «миссис Забини», любили наведываться в укромные «ресторанчики» для привилегированных особ. В таких заведениях всегда было подчёркнуто чисто, играла красивая, томная музыка, наводящая на совсем не почтенные мысли. В комнатах, расположенных за полированными дверями, можно было уединиться. Правило «внешнего приличия» соблюдалось неукоснительно, а здесь о нём, кажется, и вовсе не слышали. Ей плеснули виски только, когда она сердито прикрикнула на бармена. До этого усатый мужчина в потасканной рубашке не желал замечать Панси. — Тихо, крошка, — улыбнулся он, окинув её оценивающим взглядом. Панси дёрнулась и тихо ругнулась. — Не злись, лучше выпей, — подсказал ей присевший рядом мужчина. Отметив, что голос у него очень выразительный, вкрадчивый, Панси решила воспользоваться дельным советом. На вкус напиток оказался приятно-горьким. Алкоголь резко ударил в голову, и всё мгновенно стало проще. Панси задорно улыбнулась и повернулась к новому знакомому. На мужчине был чёрный плащ, скрывающий фигуру, но она с удовольствием отметила, что руки у него крепкие, а запястья точно высечены из мрамора. Загляденье. Тёмный локон выбился из под широкого капюшона. Она потянулась вперёд и, неуверенно покачнувшись, заправила прядь ему за ухо. — Какая доброта, — прокомментировал он, ничуть не смущённый этим жестом. Панси завороженно смотрела в его голубые, льдистые глаза. После третьего стакана виски мир и вовсе перестал существовать — только вот эти холодные, ничего хорошего не предвещающие глаза и остались. Как они оказались в одной из комнат наверху, Панси так и не вспомнила. Кажется, на лестнице она чуть было не подвернула ногу, оступившись, и её новый знакомый подхватил Панси на руки. Хотя, возможно, время опять подшутило над ней, и всё это было не сейчас, не здесь, а ещё тогда, давно, с Блейзом… Забини, как всегда, вспомнился не вовремя — время ведь против неё — к счастью, лёгкий укус в шею вернул её в реальность… или сон? Панси безнадёжно запуталась. По правде говоря, она пыталась анализировать. Виски всё ещё шумело перед глазами золотистым морем. Этот шум обязательно бы заглушил угрызения совести, если бы они вдруг решили навестить её. Когда новый знакомый раздвинул ей ноги, Панси задумалась, не шлюха ли она? Когда он резко вошёл в неё, она попыталась вспомнить его имя и только тут поняла, что они не представились. «Я точно шлюха», - лениво призналась самой себе Панси и прерывисто вздохнула. Она слишком устала, чтобы думать, верить или надеяться. Даже стоны вышли какие-то тихие, хотя он был хорош. Лучше, чем чувствительный Монтегю. Поцеловал он её горячо, почти страстно. Выдохнул: - А я думал, всё это слухи, Паркинсон, - затем отвернулся к стене и, кажется, уснул.***
Алкоголь выветрился почти мгновенно. Это глухое «Паркинсон» ударило её по голове. Они знакомы… Как они могут быть знакомы? Панси, покачиваясь, привстала, подползла к мужчине… Длинные, чёрные волосы, сухие на ощупь, спутанные разметались по подушке. Она скользила взглядом по этим безжизненным тёмным змейкам, и, наконец, подобравшись к лицу, испещрённому мелкими шрамами, вздрогнула. Уха не было. «Фред Уизли погиб, Панси, а брат его остался одноухим. Говорят, он сошёл с ума», — шепнула, наклонившись к ней Дафна. Панси готова была поклясться, что в воздухе чувствовался аромат духов младшей Гринграсс — до омерзений сладкий. — Уизли… — прошептала она и прислонилась к спинке кровати. Минуты переплавлялись в часы, Панс тяжело вздохнула. Нужно было исчезнуть. Срочно. Забыть об этом… досадном недоразумении. Пальцы Джорджа сомкнулись на её запястье, не позволяя Панси уйти: — Даже не попрощаешься со старым знакомым? Его губы изогнулись, дрогнули, но он так и не улыбнулся. Застывший смех раскатился по комнате пустотой. Она думала, что Джордж будет злорадствовать, но кажется, и он слишком устал. Панси чувствовала себя несчастной. Брошенной. Обманутой. Она бы расплакалась, если бы это было позволено слизеринцам. Если бы Джордж не смотрел бы на неё так пристально, точно искал что-то. Кажется, Нотт говорил ей, что Рон умер, защищая заучку-Грейнджер, что остальные Уизли растворились, точно их и не было никогда. Ничего ведь действительно не было. Возможно, у неё и с пространством не всё ладно? — Пошёл ты… — пробормотала Панс. Джордж дёрнул её к себе. Она пошатнулась и упала к нему на грудь: — Чего тебе, Уизли? — Не знаю, — он пожал плечами, и Панси показалось, что Джордж был честен с ней. В конце концов, она и сама не знает, как это получилось. — В Хогвартсе поговаривали, что ты спишь со всем факультетом, — продолжил он, поглаживая её подбородок, и не дав ей ответить, заметил, — но даже если ты действительно шлюха, то очень несчастная. — Не несчастней тебя, — отозвалась она, — убери руки. На этот раз Джордж послушался, отпустил её и закрыл глаза. В установившемся в комнате вязком молчании Панси оделась и выскользнула за дверь. Время опять ускорилось, бросив её в новый до невозможности пустой день. Выйдя из бара, она оглянулась украдкой. Ей хотелось вернуться, и это действительно пугало.***
— Это становится привычкой, — заметил Джордж, расстегивая её платье. Панси лениво мотнула головой. Они встречаются во второй, пятый или десятый раз… не всё ли равно? Руки у Джорджа всегда горячие. Он обнимает её почти нежно, и Панси многое бы отдала, чтобы во всём этом было хоть что-то настоящее… или оно есть? С момента их первой встречи она узнала, что Джордж связан с одной из подпольных сетей, торгует наркотиками. Дело опасное, но прибыльное. Панси выспросила это у Монтегю, готового предоставить ей любую информацию, за милостивый взгляд. Не то, чтобы дела Джорджа Уизли особо интересовали её, но… Всё запуталось и одновременно стало проще. Панси даже считала дни, и время прислушивалось к ней впервые за долгие годы. Когда они встретились после той ночи оставалось всего два варианта: притвориться, что прошлое — сон или вместе утонуть в будущем. Джордж уже был немного пьян и предпочёл второй вариант. Она не возражала. — Как ты дошёл до этого? — спросила она, когда к концу подошла третья неделя. Уизли лениво запустил руку в её волосы, посмотрел на смоляные пряди так, будто впервые заметил их. — Ты же не думаешь, что мы встречаемся ради душеспасительных бесед? — уточнил он, наваливаясь на неё. Панси хмыкнула. В конце концов, поговорить можно и с Монтегю, если сильно захочется. Правда, две встречи спустя Джордж почему-то изменил решение, и пока она боролась с застёжкой корсета («Раздевайся сама, если приспичило»), рассказывал ей о прошлом, будущем и настоящем. Кажется, у безухого Уизли тоже были проблемы со временем. Или личные счёты. Она ещё не решила. — Мне нужно было уехать с Чарли и матерью ещё тогда, после смерти отца, — поделился он и отвернулся к стенке. Панси молчала и принюхивалась, уткнувшись ему в шею. От Джорджа почему-то не пахло алкоголем. Но если он трезв, с чего эти откровения? — Я остался ради Джинни, а спасти её не смог, — он резко повернулся к Панси. — Скажи, как ты живёшь с этим, Паркинсон? По ночам призраки не мучают? — По ночам меня мучаешь только ты, — съязвила она и, заметив, что шутка не удалась, продолжила уже серьёзно. — Сама я никого не убивала. Никогда. — Отлично. Значит, ты просто закрыла глаза, да? Он, кажется, по-настоящему разозлился. Навис над ней, бледный, как привидение с пугающими, потемневшими от ярости и боли глазами. Панси протянула руку и дотронулась до его волос — чары медленно выветривались, на её глазах пряди из чёрных превращались в золотисто-рыжие. Джордж заметил это и взвыл. Что делать с этим приступом Панси не знала. Когда он вцепился в собственные волосы, явно желая их выдрать, она влепила ему пощёчину и испуганно замерла, ожидая взрыва. Вместо этого Уизли застыл, глубоко вздохнул и попытался встать, Панси обняла его, сама не понимая, зачем ей это. Возможно, тогда что-то переломилось. Они сидели неподвижно так долго, что Панси несколько раз умерла, воскресла и совершила с десяток прежних ошибок. Она утешала его и плакала, будто забыв, что ей слёзы не положены. — Я не знаю, что такое «жить», Уизли, — сказала она, наконец. Поднесла руку к щеке и почувствовала его губы на своём запястье — лёгкое касание. То ли благодарность, то ли насмешка. Панси вспоминала о той ночи и сейчас, когда он, отбросив в сторону её платье, прокладывал на её спине дорожку из поцелуев-бабочек. И после, разливая по бокалам тёмное до черноты вино, всё прокручивала в голове его слова, жесты… Точно смотрела бесконечный магловский фильм, из тех, что ей тайком показывал Блейз десятки лет назад. — Если бы всё сложилось иначе, я предложил бы тебе уехать со мной. Голос Джорджа вернул её к реальности. Панси постучала по тонкой ножке бокала и отозвалась: — Если бы всё было иначе, мы бы никогда не… — ей хотелось сказать «сошлись», но вышло бы слишком картинно, и она ограничилась пустым, — встретились. Он усмехнулся, наполняя бокал: — Ты права, Паркинсон. — Мне кажется, Нотт всё знает о нас. Если не он, то Драко точно в курсе, — поделилась опасениями Панси. — И что же меня ждёт? Магическая дуэль? Она скрипнула зубами и отвернулась. Их встречи пора было прекращать, они оба знали об этом, но поставить точку почему-то было трудно. Точно они действительно привязались друг к другу. — Мы похожи на утопающих, Уизли, — пробормотала она, пытаясь успокоиться. — Или утонувших, — откликнулся Джордж. — Завтра всё закончится, — произнесла Панси, собравшись с мыслями. — Скорее — через несколько часов, — подытожил он. Панси казалось, что они играют в какую-то глупую игру, медленно раскрывая свои карты, делая ставки и постоянно ошибаясь. Она обкусала Уизли губы, надеясь, что он поймёт: всё это не имеет для неё никакого значения. А он будто в отместку сжимал её запястья, дёргал тёмные волосы… — Лысой же оставишь, — запротестовала она. — Парик купишь, — ответил он и продолжил в том же духе. Когда Джордж попытался отстраниться, Панси прижала его к себе покрепче и почувствовала, что задыхается. — Я так мало знала тебя тогда… в Хогвартсе. — Ты и не хотела меня знать, — он гладил её по голове, как испуганную девчонку. Панси чувствовала, что слёзы душат её, жгут глаза… — Я ничего не хотела знать. Никогда, — она постаралась сдержать рыдания, но вышло плохо, — я просто хотела жить… с Блейзом. Имя вырвалось случайно. Она прикусила губу и хотела извиниться, но Джордж мягко улыбнулся, давая понять, что всё в порядке. — У меня тоже были другие планы… Панси кивнула, вспоминая: — Я слышала о вашем магазине. Изобретения были довольно забавными... Некоторые парни с факультета покупали, хотя и не признавались в этом открыто. А сейчас… — она запустила руку в его тёмные волосы, — ты торгуешь смертью. — Скорее — счастьем. Ей хотелось сказать, что она была счастлива с ним все эти дни и недели. Хотелось не уходить вовсе. Не возвращаться в серебристо-зелёный мир, в котором у каждого есть своё место. У каждого, но не у неё. Вместо этого она поцеловала его, и поцелуй этот почти не горчил.***
На рассвете они вышли из бара вместе. Панси сжимала его руку и чувствовала себя третьекурсницей на первом свидании. Она знала, что всё это вызовет скандал. Скорее всего, ей придётся выслушать не одну проповедь от всех желающих распоряжаться её жизнью, а их, пожалуй, слишком много. Панси в последний раз пробежалась по испещрённой шрамами коже — Джордж так и не рассказал ей, откуда у него эти отметины, — и произнесла, покончив с притворством: — Прощай. Он кивнул ей: — Я уеду в Германию. Возможно, вернусь через несколько лет. — Найди меня, — произнесла и сама испугалась своих слов. Джордж прищурился, раньше они об этом не разговаривали: — Хорошо… — улыбнулся почти задорно, точно он был не обременённым тяжёлыми воспоминаниями и сомнительным бизнесом магом, а беззаботным мальчишкой-гриффиндорцем. — Встретимся через три года в этом баре, Паркинсон. И аппарировал с громким треском. По крайней мере, Панси показалось, что шум заполнил всю улицу. Она прислушалась к себе, пытаясь понять, что же изменилось с этим хлопком-взрывом. И, наконец, осознав, улыбнулась. Протянув руку вперёд, она схватила непокорное, пытающееся скрыться время, и уговорила его остаться. «Три года», — шептала Панси, пугая и без того редких прохожих. «Три года», — вторило ей подчинившееся, улыбчивое время. Три года, а значит — она будет ждать. Три года — и что-то обязательно изменится. Панси не сомневалась в этом, ведь время пообещало больше не покидать её. Никогда.