Я больше не могу

Кенсу, честно говоря, замучился. Лучше бы он тогда даже не смотрел программу их нового выступления, потому что соло-танец Чонина заставил парня прикусить собственную губу и неловко поёрзать на месте, потому что в штанах стало как-то узко. Признаться стоит, что любые соло-номера Чонин выполнял на ура, потому то и смотрел их Кенсу всегда с трудом, ибо ясно дело ― возбуждает. Тело у Чонина сильное, загорелое, накачанное, а сквозь белую мокрую рубашку, которая прилипала к его телу, так отчётливо были видны мышцы, рельеф и линию позвоночника. А что тут греха таить, Кенсу давно хотел провести по этому позвоночнику языком, почувствовать руками, как напрягается спина младшего, как тот слегка удивится, а потом примет короткие поцелуи на свою широкую спину. И наплевать совсем, что Сехун, впрочем, танцует тоже самое, потому что Кенсу не смотрел совсем на макнэ, а предпочитал пожирать глазами Чонина, смотреть, как он крутит бёдрами, плескается в прохладной воде, трясёт мокрыми волосами и проводит руками по телу. «Я больше не могу» ― Кенсу отворачивается, потому что репетиция слишком затянулась. Чонин уже который раз отрабатывает свой номер, заставляя хёна покусывать пухлые губы, щуриться и чуть ли не скулить от обиды невозможности коснуться его спины и груди. Кенсу переминается с ноги на ногу, несильно вскрикивая, когда Чонин ложится в этот мини-бассейн с водой, сгибая одну ногу в колене, а потом машет руками так плавно, что любой лебедь со своими белоснежными крыльями позавидует. Чонин приподнимается, облизывает губы, поворачивает голову и встречается взглядом с Кенсу. Улыбается ему как-то особенно, подмигивает и тут же продолжает танец, так изящно изгибаясь. Рубашка прилипает к его животу и груди, Кенсу сильнее прикусывает губу, чувствуя привкус крови на языке, облизывается и отходит подальше репетировать одну из новых песен. Наблюдать за младшим он больше не хочет, ибо в штанах настолько тесно, что если он продолжит, то все ребята заметят, как Кенсу смотрит на Чонина и как буквально раздевает его взглядом. Кенсу поправляет микрофон, распевает голос и тянет высокую ноту, тут же закашлявшись, потому что прямо к нему идёт Чонин в той самой рубашке, только уже расстёгнутой, улыбается широко и глаза его смеются. Подавившись, Кенсу ловит недовольный взгляд Бэкхёна, тут же шёпотом извиняясь за сорванную песню. Но Чонин проходит мимо, машет рукой Чанёлю, а потом о чём-то с ним говорит. Кенсу мгновенно взрывается фонтаном ревности, глубоко вздыхает, поправляет наушник и, не отрывая взгляда от Чанёля и Чонина, начинает петь заново. Голос получается стальным, отчего Бэк, отбросив микрофон, оглушает всех присутствующих недовольным криком: ― Ты задрал лажать! Либо пой, либо дрочи на своего Чонина, потому что мне надоело слушать твои полустоны в микрофон! Пой, Дио, пой! ― Бэк резко сдёргивает гарнитуру со своей футболки, поднимает полотенце со сцены и уходит. Кенсу чувствует, как краснеет с ног до головы. Чувствует, как палят щёки от стыда, как коленки подкашиваются, а ноги становятся ватными. Ему кажется, что он вот-вот упадёт, потому что все восемь пар глаз устремлены на него. Сехун, как самый равнодушный, отворачивается первый, потому что, впрочем, ему всё равно кто на кого дрочит. Затем оттаивают Тао и Чанёль, переглянувшись, начинают репетировать полушёпотом свои рэп-партии, отойдя, на всякий пожарный, подальше. Затем шумно сглатывают Чондэ, Исин и Минсок, которые вовремя захлопнули рот и, что-то тихо шепнув, удалились со сцены на небольшой перерыв. Чунмён, покачав головой, отправляется на поиски Бэкхёна, который с утра самого встал не с той ноги и орёт на всех. Кенсу не решается поднять глаза. Смотрит в пол, стоя в трёх метрах от Чонина, который, кажется, негромко посмеивается. ― Я знал. Кенсу скрипит зубами, а потом резко удивляется, задрав голову на внезапно оказавшегося рядом Чонина. ― Что знал? ― Знал. Чонин смеётся, проводит рукой по волосам Кенсу и уходит вслед за Чунмёном и Бэкхёном, оставляя Кенсу стоять посреди сцены в немом удивлении. «Знал..?».