Осужденная

Пепел. Кругом был только пепел. Кружась, он настоящим снегом спадал с затянутых плотным пологом свинцовых туч небес. Пепел сгоревшего города оседал на ее багровых доспехах. Война вздохнула. Она втягивала носом воздух, пропитавшийся запахами крови и гари, что тяжелым грузом опускался в легкие. В горле першило от пепла. Вокруг Войны густым молоком разлился туман, обволакивая все вокруг. Туман, который легкой ладонью скрывал руины, оставшиеся от некогда крупного города. Кое-где еще догорали пожары, поднимая в небо столбы черного, словно смоль, дыма. Этот город, название которого Война так и не запомнила, пал вместе с его жителями, но вряд ли той, что сотворила подобное, было дело до всех этих искорёженный тел и выжженных душ. Война тряхнула головой, словно возвращая себе привычный ход мыслей. Она осмотрелась по сторонам и, убедившись в отсутствии каких-либо признаков жизни, устало опустилась на землю. Тишина поглощала ее, звенела в сознании, кричала в уши. Тишина становилась невыносимо громкой, а ведь еще пару часов назад привычный шум города сменили крики и плач. Никому не удалось спастись. Никому не удалось сбежать. До этого дня все считали Апокалипсис не более чем простым мифом, разрекламированной шуткой, но как продолжать верить в подобное, когда сам вестник Апокалипсиса скачет по улицам? Война не помнила, что именно заставило ее потерять контроль над собой, все происходило слишком быстро. Она заявила о себе этому городу, и больше никто не мог спастись от Всадника Апокалипсиса. Нет, Война помнит. Она прибыла в этот город недавно, всего несколько суток назад, и каждый день наблюдала за жизнью вокруг. Огромный город – большое яблоко – он жил своей жизнью – шумной и порочной. Каждую ночь люди добровольно уничтожали свою душу, топя в пороке, каждое утро они делали вид, что ничего не было, и врали. Это все было неправильным. И не демоны были виноваты здесь, а сами люди. Люди творили такое с собственными душами, отрекаясь от всего, что было когда-то важным, всегда было важным. И Войне это надоело. Человечество – юное царство, но уже слишком порочное для тех, чей век составляет не больше пятидесяти лет. Война делала то, что должна была. Она оживила библейские картины. Всадник на огненном коне мечом прошелся по городу, выжигая порок и скверну. Город встал на колени перед Войной, склонил голову… но разве не этого добивалась сама Война? Почему она решила уничтожить все вокруг? Здесь воспоминания обрываются. Райдер помнит только кровь, крики, а затем резко наступила тишина. Абсолютная тишина. Только пепел бесшумно спадал на темные доспехи. А потому, когда гробовое молчание было нарушено, Война встрепенулась. Она резко подняла голову, устремляя холодный взгляд туда, откуда исходил звук – тихий, почти неслышный – звук шелеста крыльев. Всадник поморщилась, когда перед ней явился ангел, чей всепоглощающий свет грозил выжечь Войне глаза. Она моргнула, чтобы видеть только его оболочку. Этот ангел, что был когда-то высшим судьей, знаком Всаднику даже слишком хорошо; к этому ангелу она испытывала уважение, а потому Райдер не взялась за свой меч, оставляя окровавленное оружие воткнутым в мягкую, пропитанную кровью, землю. -Анаэль. Что ты здесь забыл? – Война не умела здороваться вежливо и никогда не хотела этому учиться. Всадник тряхнула головой, что была увенчана рогатым шлемом. -Ты уничтожила целый город, Война. – Анаэль был абсолютно серьезен, что даже Райдера заставило слегка удивиться. Хоть он и был тем, кто судил провинившихся перед лицом Бога, Война все равно ожидала от него хотя бы пару саркастичных высказываний. Но Анаэль был напряжен, серьезен и… расстроен? Он осматривался по сторонам, и плотный туман отступал перед взглядом ангела, заставляя обнажить то, что осталось от когда-то процветающего города. Это зрелище даже Анаэль не забудет никогда. Он многое видел, многое знал, но действия Всадников всегда оставляли неизгладимое впечатление в его сознании. Война не оставила камня на камне. Было разрушено все – здания, машины, небоскребы, кругом валялись сожженные и изувеченные тела, а земля вокруг пропиталась липкой кровью. -Ты пришел, чтобы утверждать очевидное? Или за тем, чтобы читать мне морали? – Война, принявшая человеческий облик, отмахнулась от ангела, словно от надоедливой мухи. – Когда я топила этот город в крови, твоих братьев тут не было, и никто не пытался остановить меня, Анаэль. Так какой смысл сейчас читать мне нотации? – Всадника больше задевал тот факт, что ангел недоволен ею, словно девчонкой, а ведь она – Всадник Апокалипсиса, ровесница мироздания. -Ты уничтожила целый город! – он повторил эти слова громче, увереннее, словно наседал на Райдера. – Даже ты не имела права подобное делать! -Это ты говоришь мне о праве?! – реакция Войны не заставила себя долго ждать. – Ты, ангел, сбежавший с небес, отрекшийся от долга судьи, ты говоришь мне о том, чего я не имею права делать?! Ты забываешься, Анаэль! Думаешь, если однажды я прикрыла твою задницу, то не смогу сейчас поднять на тебя руку? Всадник встала на ноги. Ее бледные ладони сжались в кулаки, способные проламывать стены и дробить кости. Прожигающий холодным пламенем, ее взгляд был устремлен на Анаэля, и ангел на мгновение замешкался. Он никогда не был воином, хотя по статусу должен быть им, да и напоминания Войны больно ударили по самолюбию. Верно, она спасла его. Это было тысячи лет назад во время демонской осады Белых Врат, если бы не меч Всадника, Анаэль был бы мертв, но именно она заступилась за него, выступив в одиночку против целого легиона Адских Тварей. Воспоминания о том дне жгли и согревали одновременно; ангел всегда испытывал слабость к Войне, к ее силе, мощи и доблести, но сейчас она была неправа, и он знает это. -Что будет дальше, Война? Ты будешь уничтожать города одни за другими, потому что тебе так хочется? -Даже если и так, кто оставит меня? – она грубо хмыкнула, скрещивая руки на груди. – Ты? Ты не под защитой небес, тебя считают погибшим, я сломаю тебе кости быстрее, чем ты замахнешься на меня своей зубочисткой. Кто еще? Твои братья? Я одна способна уничтожить все Небесное Воинство, а за одно и снести врата в ваше царство-государство. Никому не остановить Войну! -Твое самолюбие всегда застилало тебе глаза. – тихо произнес Анаэль, и его голос срывался на шепот, но Всадник слышала все отчетливо, и эти слова больно уязвили ее. – Ты права, я давно уже не судья, но я найду того, кто будет судить тебя, Война, потому что даже ты должна отвечать за свои деяния. – он не стал дожидаться ее ответа. Вновь послышался шелест больших ангельских крыльев, говорящий о том, что Анаэль скрылся, уносясь куда-то так далеко, что Война и представить себе не могла, а, впрочем, ей было все равно. Всадник только успела усмехнуться вслед улетевшему ангелу. Этот разговор оставил горький осадок где-то между ребер, но Война не умела чувствовать, а потому лишь в очередной раз отмахнулась от того, что произошло только что. Райдер подозвала своего спутника, и исполинских размеров огненный конь вынырнул из-под самой земли, звеня цепями. Война любовно провела ладонью по могучей шее; шкура коня, сотворенного из жидкого пламени, дышала жаром. Гордый спутник Всадника только затряс головой, выпуская сноп искр из широких ноздрей. Тишина вновь накрыла погибший город, и туман белым молоком снова залил улицы, скрывая руины. Но надолго ли? -Так вот, что ты натворила здесь. – хриплый голос до ужаса знакомый. Голос, заставляющий все вокруг содрогаться и усыхать. Голос, принуждающий даже Войну склонять голову в немом уважении. Такой голос есть только у одного существа во всем мироздании – Смерть, Старший брат Войны. Он появился внезапно и слишком тихо даже для себя. Бледный Всадник стоял за спиной сестры, но сохранял дистанцию в несколько метров. Война вздрогнула. Анаэль нашел того, кто сможет судить ее, ведь ничто не может устоять перед серпом самой Смерти. -Брат, - она развернулась к нему лицом, начиная быстро подбирать в голове слова. Со Смертью нельзя говорить, опираясь на вспышки гнева, с ним нужно взвешивать все фразы, потому что только Бледный Всадник был властен над всем, что находится под умирающим солнцем, будь то его братья или сам Бог. – Я лишь сделала то, что должна была сделать. Мир людей умирает… -А ты решила его добить. – закончил Смерть, что как всегда был слишком холоден для мира живых. Его трость упиралась в покрытую пеплом землю, а проницательный взгляд изучал Войну, что казалась на фоне старшего брата совсем девчонкой. Он махнул рукой, и конь Войны с диким криком растворился в воздухе, превращаясь в сотню искр. – Никогда не любил его. Слишком громкий. Я все еще жду объяснений, Война. Она стоит перед ним - виноватая девчонка, но преступление ее намного весомее разбитой вазы. Своими руками Война нарушила ход вещей, вмешалась в судьбу мира и пошатнула чаши весов, что хранили равновесие. Мир людей трещал по швам и стонал под тяжелым небом по вине Войны, что опускает взгляд перед старшим братом. Но что-то внутри просыпается, натягивает цепи и тихо рычит. Глупая-глупая ярость. -А с каких пор тебя интересуют судьбы людей? – не подумав, Райдер выпалила эти слова, что могут обернуться ей боком. -Тут ты права. – обошлось. Смерть все еще спокоен. Он разглядывает то, что осталось от города с какой-то смесью холодного восхищения и интереса. – Мне нет дела до людей, которые плодятся быстрее, чем умирают древние миры, но в одном твой пернатый приятель прав – ты не имела права этого делать. У Всадников все идет по порядку, есть правила, есть Закон, который ты нарушила. Каждое его слово – удар стальными когтями по сознанию. Война чувствует, что была неправа. Война знает, что была неправа, но признавать свою ошибку перед братом пока не готова, а потому она стоит перед ним – гордая и яростная – не реагируя на его слова ни жестами, ни речью. -Тебя всегда было сложно удержать, Война. – продолжал Бледный Всадник. – Ты слишком яростна, ты не умеешь сдерживать свой гнев. В этом твоя сила, но и в этом же кроется твоя слабость. -Катись ко всем чертям! – зарычала Райдер, поднимая свой меч. Огромное лезвие агрессивно смотрело в сторону Смерти, но тот был спокоен. Зловеще спокоен. – Братства уже нет! Тысячи лет прошли с тех пор, как Всадники были реальной угрозой. Мы – миф, брат, образы, сошедшие со страниц! От Братства не осталось ничего кроме пыли, и я более не нуждаюсь в твоих советах и уроках! -Ты и вправду считаешь, что Братства больше не существует лишь потому, что первой отреклась? Война не ответила. Лишь фыркнула на слова старшего брата, и из ее ноздрей посыпались искры, а в то же мгновение Всадник на огненном коне вновь принял истинный облик устрашающего воина. Ее багровые доспехи были украшены черепами поверженных врагов, нанизанных на острые шипы наплечника. От этих доспехов тускнело само солнце, и ничто не могло пробить их или хотя бы коснуться. Война и Смерть. То, что всегда было единым, столкнулось между собой, грозя уничтожить весь мир. Война – самый младший и самый яростный Всадник Апокалипсиса, с мечом наперевес она была способна взять мир с земли. Она – всепожирающее пламя, способное только сжечь, уничтожить. Смерть – самый старший Всадник, перед ним смиренно преклоняет голову само мироздание, и ничто не может устоять против него. Он – конец всему. Или начало? Он старше всего сущего, а, быть может, старше самого Хаоса. Он – могильный холод, который способен погасить даже огонь Войны. Их схватка была короткой и очевидной. Несмотря на всю свою силу и гнев, Война забыла об одном – Смерть всегда был хитрее. Огромный меч младшего Всадника легко вошел в щуплое тело бледного, пронзая того насквозь. Лезвие – окровавленное и озлобленное, как и хозяин меча – с жаждой впитывал в себя кровь самого старшего Всадника, но Смерть нельзя убить. Последнее, что успела увидеть Война, был острый серп брата. Боль. Война никогда не знала боли, не могла даже представить, что это. До сего дня. Боль накатывала волнами, проходилась по всему телу настоящими вибрациями. Она сковывала горящими цепями, сжимала, грозя переломать кости, а затем резко отступала, но только на мгновение, чтобы в следующий момент с новой силой впиться окровавленными клыками в плоть. Боль стала для Войны чем-то новым. Чем-то, что заменило собой весь мир вокруг, обрушиваясь на голову, словно горящее здание, заставляя саму Войну пасть на колени. Всадник не поднимала глаз на своего брата. Тяжело дыша, она смотрела в другую сторону, туда, где в пыли и пепле лежала…ее рука. Обессиленная, окровавленная, украшенная стальными когтями. Мертвая. Эта рука все еще сжимала меч. И было так странно видеть свою руку оторванной, чужой. Война прижала ладонь к предплечью, где стальные пальцы другой руки наткнулись на пошло-обнаженный обрубок кости. Земля, покрытая пеплом и прахом, сейчас пропитывалась кровью Всадника. Боль. Она заставляет содрогаться, прожигая все тело Войны. -Мудрость – великий дар, сестра. Не давай своему гневу завладеть тобой. – голос Бледного Всадника спокоен, тих, умиротворен. Кажется, он совсем не испытывает каких-либо чувств. Смерть все сделал верно. – Запомни это. Меч младшего Всадника с тяжелым лезвием лежал на земле. Огромное оружие больше не звало своей силой, не тянулось к Войне; меч словно уснул, становясь обычным куском старого окровавленного железа. Смерть отошел от сестры на несколько шагов назад, поднимая с земли оружие Войны. В тонких костлявых пальцах Бледного Всадника меч казался неестественно огромным, но в следующее мгновение лезвие осыпалось прахом, смешиваясь с пылью серого асфальта. Война закричала, но голос с ее губ срывался настоящим звериным рыком. Она почти дышала огнем. Боль оказалась явлением временным. Она могла бы длиться минуту, час, день, но в итоге она утихла, уступая месту чему-то другому. Чему-то жгучему, опасному. Гнев и отчаяние слились внутри Войны, создавая самую настоящую взрывоопасную смесь. Всадник, что никогда не знала ничего подобного, сейчас тонула в этих чуждых порывах; она походила на загнанного в угол окровавленного зверя. Разъяренного, но обреченного. Она поднялась на ноги, шатаясь, все еще прижимая ладонь к отрубленной руке. Ее собственная кровь заливала ее же доспехи, но Война только еще больше распалялась, впадая в настоящее безумие, и кровавая пелена застилала ей глаза, затыкая голос холодному разуму. Существовала только ее ярость, готовая вновь пойти на столкновение с холодом старшего брата. Война не успела ничего сделать. Она не успела подойти, не успела ударить. Не успела даже убрать руку от пустого предплечья, когда холодный серп, на котором уже застывала ее кровь, пронзил тело Всадника где-то ниже ребер. Холод волной накатил на Войну, стараясь сбить ее с ног. Очередная вспышка боли. Война чувствует, как огненные цепи сковывают ее тело, сковывают каждую мышцу внутри нее, но теперь боль дышала могильным холодом, шептала в ухо, касалась пепельной кожи влажным языком. Однако страшнее всего было не это новое чувство, а взгляд старшего брата. Глаза Смерти – такие холодные, такие чужие. Когда они стали такими? Война видит в них только легкую тень сожаления прежде, чем вновь упасть в пыль лицом, чувствуя, как пепел снегом опускается на ее кожу. -Ты не умрешь, Война, пока я не захочу этого. – его голос пронзает сознание умирающего Всадника своей пустотой. – Всадников всегда должно оставаться четверо, потому что так должно быть. Но тебе нужно научиться смирению, сестра. Ты говоришь, что Братства больше нет, пусть так, но ты, Всадник Война, нарушила закон. Ты забыла свое место, и ты понесешь наказание, ответишь за преступление против человечества. Пусть же Бездна научит тебя смирению, Война. Смерть ушел так же тихо и неожиданно, как и явился. Только крик ворона разорвал тишину мертвого города. Только солнечные лучи, продравшиеся сквозь полог туч, проронили тусклый свет на огненного Всадника. Война лежала в пыли асфальта, и пепел оседал на ее багровых доспехах. Хриплое дыхание, похожее на вздохи умирающего зверя, заполняло ее сознание. Алая кровь смешивалась с грязью, расползаясь небрежной кляксой от тела Райдера. Но Война все еще была жива. Надолго ли? Она слышала свой приговор, она знает, что ее ждет вечность забвения, вечность наедине с холодной Бездной, которая заполнит ее рассудок. Она погибнет здесь, чтобы проснуться закованной в цепях посреди тьмы и холода, где нет ничего, где даже время замирает, останавливая свой бег. Абсолютное забвение. Что может быть страшнее для Войны? Ее глаза закатывались, она теряла нить сознания, раны, нанесенные серпом Смерти, горели холодным пламенем, заставляя Всадника на огненном коне дрожать. Последняя тонкая нить, связывающая Райдера с реальностью, выскользнула из стальных пальцев, и ее хрипы заполняли собой пространство, пока не стихли. И укрытое пеплом безжизненное тело Войны рассыпалось пылью, что мгновенно подхватил ветер, как распался прахом ее собственный меч. Только Анаэль стал свидетелем того, как Всадник Апокалипсиса обернулся ничем. Только Анаэль знал, что Бездна навсегда погасит огонь Войны, но разве мог он вмешаться? Разве не он сам привел Смерть к сестре, чтобы тот стал ее судьей? Короткая вспышка сожаления оседает горечью в душе ангела. Тихий шелест крыльев. И никого не стало.