Три варианта Бога

Сегодня Люцифер наконец-то решился. Много дней эта тёмная страсть зрела в нём, и осознал он её не сразу - а когда осознал, замер от восторга и ужаса пред размахом своего преступления. Это было вопиюще смелым, недопустимо гордым, болезненно прекрасным чувством - он, лёгкий почти до бестелесности ангел, чувствовал любовь к своему Творцу! Не ту любовь, о которой день и ночь твердили его братья, не ту, что так обычна была для них, ангелов, так привычна, как будто её и нет вовсе - как не замечают люди воздуха или света, покуда не исчезнет и то, и другое. Эта любовь была другой - кропотливо сложенной из мозаики, собранной по всем уголкам еще молодой свежесозданной Вселенной, скроенной из всего Творения сразу, а не из только той его части, что была изначально отдана им, ангелам. Часть её была взята из Вечности, лежащей за границами мира, часть - из переплетения Тьмы и Света в его границах, и часть - из участи сынов и дочерей человеческих. Эта любовь была горяча, запретна, безумна, и она требовала не просто гармонии Творца и Творения в благом русле Замысла - она требовала страсти и обладания. От одной мысли об этом у него захватывало дух и начинали мелко дрожать крылья и тонкие пальцы. Он уже ощущал себя пропавшим в её тёмных глубинах - но он должен был сказать об этом вслух. Взойдя на самую высокую скалу Рая, Люцифер расправил свои белоснежные крылья и протянул руки к высоким чистым небесам. Солнечные лучи играли в невесомых перьях, переливаясь, лёгкий ветерок качал их, словно лаская, и эта благостность юного мира только заставляла его сердце стучать чаще, еще чаще - в ожидании грома и молнии, страшной кары и низвержения в глубины Ада, которые, без сомнения, последуют, когда он произнесёт свои роковые слова. Люцифер чуть сдвинул крылья, делая свой силуэт более собранным, обратил свой изящный профиль к Солнцу и полуприкрыл глаза, заранее настраиваясь на готовность ко всему. - Господи, я люблю тебя! - срывающимся шепотом вознеслось к небу. Несколько секунд было тихо. Люцифер уже успел подумать "Он не ответит!", и в голове его вмиг пронеслась картина его будущих ужасных страданий - страданий рвущегося от безответности сжигаемого не имеющей выхода сладкой агонией сердца, сумасшествия разума, не получившего хотя бы малого отклика от любимого, и затем - не получающего его веками, картины медленного спуска в хаос, безумие и разрушение... но тут с неба прогремел мощный размеренный глас: - Я в курсе. Люцифер опешил и от удивления чуть не свалился с края скалы. Он услышал ответ, это было просто невероятно! - Господи, я люблю тебя больше всего на свете! - счастливый, закричал он во весь голос, захлопав крыльями, словно токующий голубь. По долине утреннего Рая даже разнеслось приглушенное эхо. - Я знаю, не кричи. Но Люцифера уже нельзя было заставить замолчать. Он впервые в жизни услышал предмет всех своих мечтаний, вышел на контакт с великим неподражаемо прекрасным Всеотцом, заполнившим всё его бытиё, и ему столькое нужно было ему сказать!... - Я люблю тебя больше всех своих братьев, вместе взятых! Я люблю тебя больше целого мира! Я люблю тебя больше жизни и смерти, больше солнца и неба, больше свободы полёта и радости лицереть твоё Творение, больше... - Да знаю я, знаю. Я же всеведущ. - оборвал его небесный глас, ни на йоту не изменившись в своей спокойной невозмутимости. Люцифер недоумённо замер посреди слова, забыв закрыть рот и часто моргая своими ангельски прекрасными очами с длинными ресницами. Мимо пролетела парочка ярких эдемских птичек. - Ты еще что-то хотел сказать? - спросил глас. - Давай, не стесняйся. Тем паче, я всё равно всеведущ. - Глас коротко хохотнул. Люцифер тут же резко покраснел до ушей и кончиков крыльев и захотел провалиться под землю. Это всё и так было слишком неожиданно - он ведь уже, заранее не веря в ответ, был готов страдать и рыдать, всё продумал, даже отрепетировал самые красивые фразы, чтобы поведать о своём горе братьям... а тут вдруг - такое, да еще и просят выкладывать всё сразу! Да зачем он вообще спрашивает, раз так уж всеведущ! Но разве можно отказать Богу - особенно если ты в него по уши влюблён?... Конечно же, нет. "Говорить - так уж всё до конца!..." Люцифер еще немного помедлил, собираясь с мыслями, задержал дыхание, зажмурился почти до боли и резко выпалил на одном слитном выдохе: - Господь-мой-Всеотец­-я-тут-наблюдал-за-т­варями-твоими-коим-т­ы-повелел-плодиться-­и-размножаться-и-тем­-как-счастливы-они-з­аветом-твоим-и... ДАВАЙ-ЗАЙМЁМСЯ-ЭТИМ­! Произнесение этой фразы следовало бы записать в священные анналы, как самое мужественное деяние архангела Люцифера в истории. Звонкое словечко "секс" он тогда, стоит заметить, еще не изобрёл. Глас не стал больше хохотать и ничего не ответил. Молния, впрочем, опять не ударила, и пламени Ада и запаха серы вроде тоже не ощущалось, что нагнетало некоторую неопределённость. По истечении минуты или двух Люцифер набрался смелости открыть один глаз. Правда, глаз почти сразу же захотелось закрыть - его ослепило ярким даже по меркам ангелов светом. Перед ним стояла скроенная из лучей многокрылая фигура ростом выше его примерно на две головы, мелких деталей которой было не разобрать из-за сияния. Фигура неспешно потягивалась, словно бы примеряя занятое телом пространство на себя, как одежду. Увидев, что он смотрит, фигура встала ровнее, будто красуясь, и сказала уже без особых трубных спецэффектов: - А давай, - и, кажется, похабно ухмыльнулась. Люцифер больше уже не мог удивляться и просто осел на поверхность скалы, где стоял. - Что, вот так вот просто?... О боже, неужели ты меня тоже любишь?... - уточнил он напрочь севшим срывающимся голосом, сглотнув внезапный комок в горле и приготовившись рыдать от счастья. Фигура тем временем переплавлялась из одной формы в другую - кажется, подстраивая свои параметры под вкусы архангела, поскольку каждое изменение заставляло того чувствовать себя всё более и более неловко (проскочив через стадии грудастых крутобёдрых женщин, накачанных мужчин и даже странных существ со щупальцами, фигура почему-то остановилась на варианте, более всего напомнившем Люциферу самого Люцифера). Затем фигура наставительно покачала светящимся пальцем перед носом ангела: - Бог есмь любовь! И я тебе гарантирую, в этом нет ничего сложного... Я тебе всё объясню. И зачем-то добавила: - Будет не больно, не бойся. Батя дело знает. ...В этот момент Люцифер впервые подумал, что уже не уверен, было ли это всё такой уж хорошей идеей - но, кажется, менять что-то было уже поздно.