Не теряй головы!

Новый постоялец явился в таверну «Виктория» незадолго до полудня, и лошадь его была вся взмылена, словно мчалась без передышки целую ночь напролет. Горшечник Хименес рассказывал потом, что всадник пронесся мимо него с такой быстротой, будто за ним гнался сам дьявол. — Кто бы мог подумать, что на самом деле так оно и было! — восклицал Хименес позднее, осеняя себя крестным знамением. Незнакомец оставил свою лошадь у коновязи и быстрыми шагами прошел в таверну. — Мне нужна комната, — сообщил он Виктории. И, поняв по затянувшейся паузе, что от него ждут чего-то еще, прибавил: — Срочно. Виктория, с которой так и не удосужились поздороваться, выразительно посмотрела на свой поднос с тарелками. Это можно было истолковать и как намек, что она, вообще-то, занята, и как на обещание прибавить к комнате и обед, причем не сходя с места и с размаху. Но гость, занятый своими проблемами, угрозы не почувствовал. Он стоял, тяжело дыша, даже не вытирая пот, градом катившийся по щекам из-под запылившейся шляпы, и ждал, когда его проводят в номер. Виктория демонстративно вскинула голову, подошла к столу, за которым сидели Диего де ла Вега с сержантом Мендосой, и поставила перед ними тарелки. Только после этого она развернулась к гостю, у которого уже ходуном ходили желваки на скулах, смерила его возмущенным взглядом и, наконец, направилась к лестнице. Незнакомцу она кивком велела следовать за собой. Диего и Мендоса переглянулись. — Какой торопливый господин, — заметил Диего. — Какой невежливый господин, я бы сказал, — отозвался сержант. — Сеньорита Виктория будет недовольна. — Боюсь, что она уже недовольна, — сказал Диего. Он поглядывал на потолок и прислушивался: не донесутся ли сверху отголоски скандала. Мендоса ухмыльнулся. — Э-э, дон Диего, тогда надо бояться не вам, а тому сеньору. — И что всякие чудаки так рвутся ночевать под крышей, — изрек рослый молодой парень, сидевший за соседним столом и любовно гревший в ладонях стакан виски. — Я от самого Кентукки прошел, так всего пару раз спал в доме. И сюда-то завернул лишь потому, что очень уж здешнюю гостиницу нахваливали. — Жаль, сеньора Виктория не слышит, — вздохнул Мендоса. — Ей бы приятно было. Гроза явно прошла стороной. Виктория спустилась сверху не столько рассерженная, сколько озадаченная. Она машинально оглядела зал, убедилась, что пока никому ничего подавать не нужно, и подсела к столу Диего и Мендосы. — Этот человек какой-то странный, — пожаловалась она. — Первым делом бросился к окну и закрыл ставни. Мендоса торопливо дожевал кусок бифштекса и с важным видом покачал головой. — Что-то тут нечисто! — изрек он. — Может, он просто жаждет уединения, — предположил Диего. — Вдруг он, скажем, поэт. Виктория фыркнула. — Скажете тоже! Он больше похож на мясника, оставшегося без работы. — Я стараюсь не судить о человеке по внешности, — проникновенно сообщил Диего. Виктория посмотрела на него каким-то странным взглядом. — Я тоже, — сказала она, и Диего послышались едкие нотки в ее голосе. — Я сужу о человеке по тому, как он себя ведет. А этот господин держится как последний грубиян. И она встала из-за стола, всем своим видом давая понять, что больше никаких доводов в защиту незнакомца-невежи слушать не хочет. *** Фелипе не сводил глаз с Диего, стоявшего возле книжного шкафа. Чутье подсказывало мальчику, что затевается очередное приключение, и он с нетерпением ждал, когда же хозяин объяснит, что происходит. Но тот знай себе перелистывал страницы увесистого фолианта и время от времени хмыкал. Наконец Фелипе тяжело вздохнул, напоминая Диего о своем присутствии. Тот встрепенулся и поднял голову. — Прости, я немного увлекся, — сказал он. — Знаешь, как говорил Конфуций? Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет. Так вот, это очень правильно. Он захлопнул книгу. — О голландских переселенцах здесь написано очень много интересного, но как узнать, что именно из всех этих сведений мне нужно? Фелипе вопросительно наклонил голову набок. Он явно не понимал, о чем речь. — Новый постоялец в гостинице Виктории, — объяснил Диего. — Он ведет себя очень странно. Чтобы не сказать — подозрительно. И все, что мне о нем известно — это что он говорит с голландским акцентом. Диего поставил книгу на полку и повернулся к Фелипе. — Ну, раз найти черную кошку нам не под силу, обратимся к черному лису. Седлай Торнадо! *** Второй гость появился в пуэбло, когда зной стал ослабевать, уступая место вечерней свежести. Раскалившаяся за день дорожная пыль остывала, а в листве постепенно крепло стрекотание цикад; под кронами деревьев сгущались тени. Незнакомец, в отличие от утреннего пришельца, ехал медленно, озираясь по сторонам. Казалось, он то ли заблудился, то ли высматривает кого-то. Было ему от силы лет восемнадцать, и его простодушная веснушчатая физиономия еще не утратила отроческой мягкости черт. Судя по одежде, больших денег у паренька не водилось. Вся поклажа его состояла из пары узелков, с одним из которых он почему-то обращался более бережно, чем с другим. Спешившись, он держал этот узелок, отведя руку в сторону. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что он побаивается собственной ноши. Хотя, что такого страшного могло быть в простом холщовом мешке, явно не слишком тяжелом? Паренек вошел в таверну и в нерешительности остановился на пороге. Виктория, вытиравшая стол, отложила тряпку и направилась ему навстречу. — Чем могу вам помочь? — Она подбадривающе улыбнулась пареньку. — Я… Мне… — Парнишка посмотрел на свои пыльные сапоги, словно гадая, выставят его в таком виде или нет, и, наконец, решился: — Можно мне остановиться на ночь? — Разумеется, — Виктория улыбнулась ему. — А можно узнать ваше имя? Утренний невежа, вопреки всем правилам, так и не представился, что отнюдь не прибавило Виктории симпатии к нему. — А, конечно. Аксель ван Гир. «Голландец?» — удивилась про себя Виктория. — «И как его сюда занесло?» — И еще я хотел бы поужинать, — чуть осмелев, сказал юный ван Гир. На принесенный ужин он набросился с такой алчностью, словно не ел пару дней. Вскоре Виктория поставила перед ним вторую порцию жаркого. Аксель откашлялся. — Извините, я хотел спросить… Здесь не останавливался еще один голландец? — Голландец? — задумчиво переспросила Виктория. В говоре утреннего посетителя явственно слышался акцент, но она затруднилась бы определить, какой именно. — Ему лет сорок пять, — сказал Аксель. — Он среднего роста, или даже, пожалуй, чуть ниже. Волосы у него темные, с проседью, и нос такой, знаете, «уточкой». Цвета волос незнакомца Виктория не разглядела: грубиян даже не удосужился снять при ней шляпу. Но все остальные приметы совпадали с описанием Акселя. — Похоже на постояльца, который остановился у нас сегодня утром, — медленно проговорила Виктория. Аксель подпрыгнул за столом так, что едва не опрокинул тарелку. — Он здесь?! — Да. Вы хотите с ним встретиться? Выражение лица Акселя резко изменилось, он весь сник. — Не сейчас, — пробормотал он, опуская глаза. — Я бы хотел сначала отдохнуть, в порядок себя привести… — Понятно, — кивнула Виктория. Провожая Акселя наверх, она словно невзначай указала ему глазами на дверь комнаты, где остановился его соотечественник. Юноша побледнел, кивнул и торопливо нырнул в свой номер. Лязгнула задвижка. Виктория направилась вниз, гадая, правильно ли она поступила, показав Акселю, где нашел пристанище утренний гость. Дверь напротив комнаты Акселя приотворилась, и голландец выглянул в коридор. Лицо его казалось еще бледнее, чем утром, а глаза лихорадочно блестели. Он переступил порог, на цыпочках прокрался к номеру Акселя и припал ухом к двери. Через несколько минут он выпрямился и кинулся вниз по лестнице. Виктория, мимо которой он проскочил, даже не удостоив ее взглядом, уперла руки в бока, с негодованием глядя ему вслед. А голландец, выйдя из гостиницы, оглядел площадь. На небе уже появлялись первые звезды, но было еще достаточно светло, чтобы прочитать на одном из домов вывеску: «Алькальде». Туда и заспешил таинственный гость. Он даже не заметил, что следила за ним не только разгневанная Виктория, но и высокий человек во всем черном и с маской на лице, застывший на крыше одного из домов. *** Луис Рамон не любил голландцев. Никаких личных счетов у него с ними не было, но он считал такого рода неприязнь проявлением патриотизма, эдаким необременительным долгом перед испанской короной. Кроме того, Мендоса успел поделиться с ним новостью о странном постояльце, остановившемся в «Виктории», и поведение незнакомца показалось алькальде подозрительным. Теперь он сидел, облокотившись о стол и подпирая голову ладонью, с ленивой меланхолией во взоре созерцал стоявшего перед ним визитера и раздумывал, как бы с ним поступить. Судя по речи гостя и его уверенной манере держаться, вопрос прогнать — не прогнать отметался. Но можно было поверить или не поверить, а это почти то же самое. Ван Бюрен — так представился голландец — был, надо отдать ему должное, не только взволнован, но и убедителен. — Поверьте, у меня были веские причины пересечь весь континент: я добирался сюда от самого Гудзона! Уже который месяц я живу под дамокловым мечом, непрерывно переезжая с места на место, ни на минуту не обретая покоя. У меня были планы доехать до порта и сесть на первый же корабль — уж в океане-то он бы меня не настиг! Но мой преследователь оказался слишком проворен. Вот сейчас, в этот самый миг, он находится всего в нескольких шагах от меня! Луис Рамон невольно покосился на дверь. Однако мирную тишину пуэбло, похоже, ничто не нарушало. — Я не могу арестовать человека на основании одних только подозрений, — проронил он. Ван Бюрен раздраженно мотнул головой. — Каких подозрений? Я говорю вам: у него при себе оружие. — Это не преступление, — возразил алькальде. — Иметь оружие у нас не возбраняется. Ван Бюрен подался вперед и оперся ладонями о стол. — Вы не знаете, о каком оружии речь, алькальде. Это не мачете, которое таскает за поясом любой из ваших крестьян. И даже не шпага, — он бросил быстрый взгляд на клинок в ножнах у Луиса. — Это сила, которую невозможно остановить физическими средствами. Смертоносная сила. Если ее приведут в действие, то противостоять ей будет нельзя. Глаза Луиса сузились. При упоминании о любом новом виде оружия мысли его неизменно начинали работать в одном и том же направлении: можно ли применить это средство против Зорро. Он оттолкнулся от стола и поднялся на ноги, стараясь скрыть от Ван Бюрена волнение. — Что ж, поглядим. — Луис с нарочитой небрежностью погладил бант на шее. — Чем там таким страшным занят этот ваш… Кто он вам там… — Племянник, алькальде, — подсказал Ван Бюрен. — Вы и представить себе не можете, на что способны родственнички-нищеброды. Луис Рамон многое мог бы рассказать Ван Бюрену о том, на что способны самые разномастные родственнички, но он предпочитал не только не говорить, но и не вспоминать об этом. Поэтому он лишь выразительно хмыкнул, надменно расправил плечи и коротко распорядился: — Ведите! Однако Ван Бюрен был настроен не так воинственно. — Алькальде, — проговорил он, с опаской оглядываясь на дверь. — Как я уже сказал, речь идет о смертоносной силе, которая, возможно, уже начала… — Я вас понял, — прервал его Луис. Зорро, занявший наблюдательный пост на одной из крыш, услышал громогласный возглас: «Мендоса!», ставший своеобразным боевым кличем алькальде. Спустя пару минут маленькая процессия — приосанившийся, тщательно причесанный алькальде, тревожно озирающийся по сторонам Ван Бюрен, всклокоченный сержант Мендоса и пара солдат — пересекла площадь и скрылась в таверне «Виктория». Дверь комнаты Акселя Ван Гира заходила ходуном от энергичных ударов кулака. — Именем закона откройте! — требовательно выкрикнул алькальде. Послышался шум, точно за дверью металась стайка испуганных мышей, но никто не открыл. Луис кивнул Мендосе. — Открывайте, не то мы выбьем дверь! — крикнул сержант. У Виктории, поднявшейся наверх вместе с блюстителями закона и Ван Бюреном, вырвался негодующий возглас. Мендоса бросил на нее виноватый взгляд и еле заметно пожал плечами. Однако обошлось без штурма. Дверь приотворилась, и в коридор выглянул бледный, перепуганный Аксель. При виде солдат и Ван Бюрена он оцепенел. Алькальде отстранил его с дороги, прошествовал в комнату и огляделся. Узелок с пожитками юного Ван Гира валялся в ногах кровати. Еще один мешок лежал посреди стола; рядом горели три свечи, расставленные треугольником. — Ну и где… — раздраженно начал Луис. Договорить он не успел. В комнату ввалился Ван Бюрен. Вид у него был не менее перепуганный, чем у Акселя. Заметив на столе узел и свечи, он издал хриплый вопль. — Что с вами? — удивился Луис. Ван Бюрен повернулся к нему. Глаза у него остекленели, губы подергивались, и он не сразу сумел вымолвить: — Этот мерзавец уже все сделал… Арестуйте его, алькальде, запрячьте в любую яму, иначе последствия будут ужасны. — В тюрьму его, — распорядился Луис, взмахом руки указывая солдатам на окаменевшего Акселя. Парнишка и пикнуть не успел, как его крепко схватили под руки. — Что вы делаете? — возмутилась Виктория. — Арестовываю преступника, сеньорита, и буду признателен, если вы не станете мне мешать и займетесь своими делами. — Это и есть мои дела, сеньор алькальде! — вскипела Виктория. — Вы арестовываете моего постояльца! В чем его обвиняют? — В покушении на убийство, сеньорита. Надеюсь, для вас это достаточно веская причина, — съязвил Луис. — А теперь, если вы не возражаете, я займусь выполнением своих обязанностей. — На убийство? — пролепетал Аксель. — Я только хотел… — Вот видите, он и сам не отрицает. Солдаты потащили вяло упирающегося Акселя к лестнице. — А где доказательства? — не сдавалась Виктория. — И вообще, на кого он покушался? — На господина Ван Бюрена, и… — Луис посмотрел туда, где несколько мгновений назад стоял голландец, и обнаружил, что его там уже нет. Ван Бюрен, прижимая к себе узелок, крался к своему номеру. — Эй! — закричал Луис. — Куда это вы понесли улику, сударь? Ван Бюрен подпрыгнул от неожиданности. — Это не улика, — пробормотал он, еще крепче сжимая узелок. — Это… это… — То самое оружие, о котором вы говорили? — Алькальде шагнул к нему. — Это принадлежит мне! — Ван Бюрен попытался спрятать узелок за пазуху, но тот был слишком велик. — Это моя собственность! Луис воинственно вздернул подбородок и сделал еще один шаг. — Это улика! — отчеканил он. — Значит, в данное время это собственность правосудия. А правосудие здесь представляю я! Он стоял, самоуверенный и гордый, как один из испанских вельмож при сдаче Бреды, увековеченный Веласкесом. Только Ван Бюрен не проявил смирения Юстина. Он стиснул зубы, обеими руками прижал к себе узел и метнулся к своей комнате. Мендоса с предостерегающим возгласом бросился ему наперерез, и тут выяснилось, что маневр был обманным. Путь к лестнице оказался расчищен, и Ван Бюрен, проскочив мимо изумленной Виктории, побежал вниз по ступенькам. Однако тут в игру вступил алькальде. Вдохновленный успешным арестом одного нарушителя спокойствия, Луис Рамон бодро пошел войной и на второго. Он бросился на Ван Бюрена прыжком, который сам посчитал тигриным. Не будем, однако, забывать, что тигров алькальде Лос-Анджелеса видел только на рисунках. Ван Бюрен, которого не только схватили, но и пихнули, замахал руками, пытаясь сохранить равновесие. Заветного узелка он при этом так и не выпустил и в конце концов кубарем покатился вниз, увлекая за собой алькальде. Виктория зажала рот рукой, не зная, негодовать или смеяться. Мендоса, срывающимся голосом призывая на помощь солдат, с пыхтением спускался по ступеням. А у подножия лестницы барахтались, вырывая друг у друга узел, Луис Рамон и Ван Бюрен. Солдаты, едва успевшие затолкать в камеру Акселя, еще с площади услышали отчаянные вопли Мендосы. Они ворвались в таверну как раз в тот момент, когда Ван Бюрен вскочил наконец на ноги и кинулся к дверям. — Хватайте его! — взревел Луис, все еще лежа на полу. Даже будь у Ван Бюрена свободны руки, он навряд ли совладал бы с держимордами алькальде. А уж загадочный узел и вовсе сделал его беспомощным. Зорро скептически усмехался, глядя с крыши, как солдаты волокут яростно вырывающегося пленника через площадь. Следом за стражниками из таверны вышел Луис. Он слегка прихрамывал на правую ногу и все время останавливался, чтобы отряхнуть то рукав, то штанину. — Алькальде! — Виктория вышла на порог таверны и уперла руки в бока. — Можно узнать, по какому праву вы арестовали всех моих постояльцев? — По праву главы пуэбло, — огрызнулся Луис. — И вообще, сеньорита… — Он остановился и демонстративно отряхнул плечо. — Чем указывать мне, кого арестовывать, вы бы лучше полы как следует подмели! Виктория задохнулась от ярости. — А это не ваши солдаты грязь нанесли?! — пустила она ответную стрелу в спину удалявшемуся алькальде. — Ха! — негодующе фыркнул тот. Привычно обменявшись колкостями, оба разошлись каждый в свою сторону. Из караульного помещения донесся страдальческий вопль: это стражники, заталкивая Ван Бюрена за решетку, вырвали у него из рук узелок. Зорро выпрямился и бесшумно перескочил на соседнюю крышу, ближе к дома алькальде. *** Солдаты передали узелок Луису Рамону. Ван Бюрен в гневе отвернулся к стене. — Сеньор! — Аксель подбежал к решетке своей камеры и вцепился в нее обеими руками. — Сеньор, отдайте, прошу вас! — Еще чего! — раздраженно отмахнулся Луис. — Это улика. — Сеньор, это не улика, это беда! Вы все в опасности! — Ну и поделом им всем! — процедил Ван Бюрен. — Глупости! — Луис взвесил узел на ладони. — Что это вообще такое? — Не открывайте! — хором завопили и Аксель, и Ван Бюрен. Единодушие, внезапно проявленное людьми, явно не питавшими теплых чувств друг к другу, настораживало. Луис с сомнением оглядывал узел. Кто знает, вдруг там и в самом деле что-то, что лучше оставить в покое? Но с другой стороны, он, как-никак, алькальде. Никто, кроме него, исследованием улик заняться не может. Луис представил себе, как история с арестом двоих голландцев доходит до ушей губернатора. «И что же за улики против них были, сеньор Рамон?» — «Понятия не имею, ваше превосходительство, я на всякий случай не стал развязывать узелок». Тут придется распроститься не только с мечтой о переводе в Монтеррей, но и с должностью в этом захолустном Лос-Анджелесе. Луис Рамон гордо тряхнул головой, положил узелок на стол и взялся за тесемку, перетягивавшую горловину. — Сеньор!.. — застонал Аксель. Ван Бюрен негодующе фыркнул. «Монтеррей», — напомнил себе Луис и потянул за тесемку. С улицы донеслись полные ужаса вопли. Похоже, кричали сразу несколько человек. Луис замер, вскинув голову и прислушиваясь. — Началось… — прикрыв глаза, прошептал Аксель. — Твоя работа, недоносок?! — рявкнул Ван Бюрен. — Сеньор! — Не обращая внимания на дядю, Аксель снова вцепился в решетку и устремил на Луиса умоляющий взгляд. — Сеньор, прошу вас, отдайте мне это всего на пять минут, и я все улажу! — Нашел дурака! — огрызнулся Луис. Крики становились все громче. Кажется, на площадь сбегалась толпа. Луис Рамон схватил узел и бросился в свой кабинет. Таинственное оружие голландцев было запрятано в сейф, а алькальде кинулся на площадь. На пространство, освещенное окнами домов, сбегались жители пуэбло. Они возбужденно размахивали руками и галдели, женщины испуганно визжали. До слуха алькальде донеслись бессвязные возгласы: — Чудовище! — Безголовый! — Дьявол! А затем на улице, выходящей на площадь, появился силуэт всадника. Толпа с воплями ужаса шарахнулась в стороны, и Луис Рамон оказался лицом к лицу с приближающимся незнакомцем. Хотя сказать «лицом к лицу» было не совсем верно. Ибо ни лица, ни того, на чем оно могло бы располагаться, у всадника не имелось. К площади верхом на огромном вороном коне приближался человек без головы. *** Первое, что вполне ясно почувствовал Луис Рамон при виде этого существа, была, как ни странно, радость. Да, именно радость. Что, кроме восторга, мог испытать алькальде при виде обезглавленного всадника в черном! «Что за добрая душа избавила меня, наконец, от Зорро!» — возликовал он про себя. Тут Луис перевел взгляд на коня, и оживленное выражение на его лице померкло. Увы! Прекрасный вороной конь не был Торнадо. Стало быть, восседал на нем не Зорро, а кто-то другой. И, кажется, этот незнакомец уверенно держал поводья... будучи безголовым?! Дева Мария! По спине Луиса Рамона побежали мурашки. Что за дьявольщина? Почему его пуэбло выбирает местом для прогулок всякая нечисть? То омерзительный лис-оборотень, то теперь вот — безголовый всадник. Между тем перепуганные горожане сбивались поближе к алькальде. Как-никак, он олицетворял здесь власть, у него и следовало искать защиты. Луис расправил плечи. — Кто вы такой? — крикнул он приближающемуся всаднику. — Назовитесь и скажите, что вам здесь нужно. Уже произнеся эти слова, он задумался, не слишком ли большим идиотизмом было требовать ответа у безголового человека. Судя по тому, как невозмутимо двигался всадник дальше, он не потрудился бы ответить, даже будучи при голове. Насупленный алькальде явно не произвел на него впечатления. Всадник неотвратимо двигался к тюрьме и на ходу вытаскивал меч из ножен. — Взять его! — закричал Луис. Солдаты, громко топоча, чтобы самим себе придать смелости, побежали всаднику наперерез. Мендоса переместился к таверне, готовый защищать Викторию несмотря на то, что безголовое страшилище ехало в противоположную сторону. Безголовый неторопливо спешился. Налетевших на него солдат он отшвырнул прочь, словно тряпичные куклы. В толпе раздались крики ужаса. — Иосафат! Да что у вас здесь творится? — Одно из окон гостиницы распахнулось и оттуда выглянул взлохмаченный заспанный кентуккиец. — Все, чтобы я еще хоть раз заночевал под крышей! Тут он заметил человека с обнаженным клинком в руке и признал в нем главного нарушителя тишины. Кентуккиец нагнулся, подхватил с пола скамеечку для ног и угрожающе потряс ею. — Я тебе сейчас устрою! Честным людям спать не даешь, проходимец! Незнакомец как раз повернулся так, что свет из окон полностью озарил его фигуру. Кентуккиец остолбенел. Скамеечка выскользнула из его рук и тюкнула по голове сержанта Мендосу, который с обиженным «Ой!» осел на землю. — Стреляйте! — закричал Луис. Двое солдат вскинули ружья и прицелились. Горожане шарахнулись в стороны. Грянул двойной выстрел. Незнакомец даже не замедлил шаг, а пули, отлетев рикошетом, попали одна в стену, другая — в табличку «алькальде». — Это ты зря, — сказал Луис. Он вспомнил. Вспомнил, как называли загадочное содержимое узелка двое голландцев. Они говорили, что это оружие. А раз появление безголового незнакомца в один день с парочкой северян вряд ли могло считаться случайностью, значит, против него это оружие и предназначалось! Луис бросился к себе. Ван Бюрен выл в своей камере и пытался забиться под койку. Аксель тряс решетку и надрывно кричал: — Да выпустите же вы меня! Отдайте сверток! — Сам справлюсь! — рявкнул Луис, пробегая мимо. Он вытащил сверток из сейфа и бросился обратно на площадь. Безголовый был уже в паре шагов от крыльца. Алькальде преградил ему дорогу. — Стой! — выкрикнул он. — Смотри, что у меня есть! Он поднял сверток. Безголовый замер. Луис торжествующе улыбнулся, почувствовав свою власть. Лукаво поглядывая на безголового, он с нарочитой неспешностью потянул тесемки. Оцепеневшие горожане, затаив дыхание, следили за каждым его движением. Это был миг триумфа алькальде. Материя с тихим шорохом, отчетливо слышным в повисшей тишине, соскользнула со странного предмета. Глаза Луиса расширились от удивления, когда он уставился на очутившуюся в его руках тыкву. Смертоносное оружие он представлял себе несколько иначе. Судя по всему, безголовый тоже ожидал чего-то иного. Кажется, он трясся от ярости, шагнув вперед и занося клинок для удара. Жители пуэбло с криками кинулись врассыпную. Луис, сообразив, что другого оружия он и в самом деле достать не успеет, в отчаянии швырнул во врага тыкву. К собственному изумлению, он попал: тыква напоролась на клинок, точно на вертел. Безголовый остановился, сбитый с толку неожиданным маневром. А когда, высвободив меч, он замахнулся снова, его удар встретило другое лезвие. Черная тень встала между ним и алькальде. — Зорро! — закричала Виктория с крыльца таверны. — Зорро! Зорро! — послышались крики с разных концов площади, и горожане снова стали сбегаться к месту событий. Зорро несколькими ударами шпаги оттеснил незнакомца от крыльца. Хотя впоследствии он признавался Фелипе, что это оказалось не так-то легко сделать. — Простите, что вмешиваюсь, — сказал он. — Кажется, то, что вы ищете, находится у меня. — Ты что, взломал мой сейф?! — возмутился Луис. — Помилуйте, зачем взламывать? Просто снял у него заднюю стенку. — Видишь! — Луис повернулся к безголовому и в негодовании указал на Зорро. — Если у тебя пропало что-то ценное, надо искать у него. — Алькальде, я специально оставил расписку, чтобы вы знали, где ваша пропажа, — откликнулся Зорро, продолжая отбивать удары безголового. — Оставил на столе. Правда, у вас там не было бумаги. Луис метнулся обратно в дом. — Вандал! — послышался его крик спустя несколько мгновений. — Я бы с этим поспорил, — заметил Зорро. Он с трудом увернулся от мастерского удара, едва не стоившего ему руки. — Я умею уважать то, что по-настоящему ценно. Он обманным движением заставил незнакомца отступить еще на шаг и, воспользовавшись секундной передышкой, выхватил из-под плаща… череп. Человеческий череп. Виктория ахнула и зажала рот руками. В толпе послышались испуганные возгласы. Мендоса, все еще постанывавший, сидя на земле, наоборот, замолчал и захлопал глазами. — Это еще что такое? — Луис, выбежавший на крыльцо, передернулся от отвращения. — Это лежало в моем сейфе?! Незнакомец медленно опустил меч. А потом шагнул вперед, требовательно протягивая руку. — Нет! — вырвалось у Луиса. Зорро, не обращая на него внимания, протянул череп незнакомцу. Тот деловито взял то, что, видимо, было когда-то его головой, и приставил к шее. Из толпы послышался слабый стон: какой-то сеньорите стало дурно. Но на нее мало кто обратил внимания. Все неотрывно смотрели на незнакомца, чья голова стала постепенно покрываться плотью. Мясо, жилы, артерии, кожа… К тому времени, как появились глаза и волосы, в обмороке лежало уже несколько горожанок. Те же дамы, которые проявили стойкость, оказались вознаграждены созерцанием весьма привлекательного и далеко не старого мужчины. Незнакомец помотал головой, словно проверял, прочно ли она держится на шее, и, оставшись вполне довольным, вернулся к своему коню и взобрался в седло. Толпа расступилась, и таинственный всадник в полной тишине покинул пуэбло. Царившее на площади молчание нарушил алькальде. — Вы что, так просто дали ему уйти? Зорро повернулся к нему. — А почему я должен был его останавливать? Все, чего он хотел — это его собственная голова. Кстати, алькальде, я сильно сомневался, что вы так легко вернете ему череп. Потому и пришлось забираться в ваш сейф. — Он хотел не только свою голову! — уперся Луис. — Он явно затевал убийство. — Позвольте поправить вас, алькальде: убийство затевал не он. Он был всего лишь орудием. И вы мне, кстати, напомнили… Зорро отстранил Луиса, стоявшего у него на пути, и прошел в дом. На Ван Бюрена, тыл которого самым жалким образом торчал из-под койки, он даже не взглянул, и сразу прошел к камере Акселя. — Все обошлось, — коротко сказал он. — Слава богу! — вырвалось у Акселя. — Где он? — Вернулся в свой мир, где бы этот мир ни находился. Ради чего вы выманили его оттуда? — Из-за него, — Аксель мотнул головой в сторону Ван Бюрена, медленно выползавшего из-под койки. — Этот человек обманом втянул моего отца в сделку, которая его погубила. — И вы решили отомстить, проверив старинное предание? — спросил Зорро. Аксель молча кивнул. — Вы раскопали могилу гессенского наемника, убитого в лесах за Гудзоном, и забрали его голову, чтобы повелевать им? — Да, — одними губами произнес Аксель. — Неужели ненависть была так велика? — Вы не понимаете! — вскинулся Аксель. — Я сам, вот этими руками вынимал отца из петли! Нам даже не дали похоронить его по-христиански, и мне приходилось ночами приходить на его могилу, чтобы прочитать молитву! — Твой отец был таким же безвольным рохлей, как и ты сам! — внезапно выкрикнул Ван Бюрен, подскочив к решетке. Его рот подергивался от ярости и неистового желания расплатиться за недавнее унижение. Аксель побагровел и хотел что-то ответить, но не успел: Зорро, не поворачивая головы, выбросил в сторону правый кулак, попав им аккуратно между прутьев решетки в челюсть Ван Бюрена. Тот кулем рухнул на пол. Алькальде, привыкший к тому, что при взмахах руки Зорро обычно падает он сам, тяжело вздохнул. — Мы подали в суд, но он подкупил судью, — тихо сказал Аксель. — Ему это было нетрудно, с его-то деньгами. Его никто ни в чем не смог обвинить, а мой отец лежал в яме на обочине дороги. И тогда я решил искать справедливости у мертвеца. — Это была месть, а не справедливость, — мягко сказал Зорро. — И она могла стоить жизни невинным людям. Аксель кивнул и опустил голову. — Я этого не сообразил, — прошептал он. — Ну, довольно, — вздохнул Зорро. — Я думаю, вы должны быть удовлетворены. Алькальде, отоприте камеры. — Что? — подал голос Ван Бюрен, все еще сидевший на полу. — Вы что, хотите его отпустить? — Как и вас, поскольку против вас обоих нет никаких доказательств. — Но он покушался на мою жизнь! — закричал Ван Бюрен, поднимаясь на ноги. — И чем вы это докажете? Кусочками тыквы из сейфа? — Но вы же сами все видели! — запротестовал Луис. — Да, видел, — кивнул Зорро. — От Гудзона до Лос-Анджелеса путь немалый, и за это время Аксель наверняка десятки раз мог расправиться со своим дядей. Но ему было достаточно страха, животного ужаса, который он вызывал у этого слабодушного существа с запачканной совестью. Ему просто хотелось, чтобы виновный чувствовал неотвратимость возмездия. Потому он и выбрал оружие страшное и несокрушимое, но такое, какое он сам легко мог остановить в любую минуту. Так я говорю, Аксель? Тот молчал. — Вы решились вызвать всадника только здесь, в двух шагах от моря, когда поняли, что насмерть перепуганный Ван Бюрен вот-вот покинет Америку на первом же корабле и окажется вне пределов досягаемости, так ведь? Юноша стоял, не поднимая головы, но видно было, что даже шея у него покраснела, а на скулах ходили желваки. — Ключи, алькальде, — сказал Зорро, протягивая руку. На следующий день зал таверны «Виктория» встретил Диего де ла Вегу возбужденным гулом. Жители, опомнившиеся от пережитого ночью ужаса, вовсю обменивались впечатлениями. Голландцев не было видно: Ван Бюрен убрался из пуэбло сразу, как только его выпустили из камеры, а Акселя увела в гостиницу Виктория. Однако и он на рассвете покинул Лос-Анджелес. — Эх, не успел я тому парню в черной маске руку пожать! — сокрушался кентуккиец, сидевший со стаканом неразбавленного виски. — А ведь он один не сплоховал. — Это же Зорро! — отозвался один из местных так, словно само это слово все объясняло. — Тот чертяка тоже дрался будь здоров, даром что у него башки не было, — продолжал кентуккиец. — И вот что я вам, братцы, скажу: если доведется еще раз Зебулону Стумпу повстречать безголового всадника, теперь-то он не растеряется! Диего прошел к стойке. Виктория встретила его радостной улыбкой. — Я пропустил очередное приключение? — спросил он. — Какие-то всадники без головы… — Уже с головой, — сказала Виктория. Ее глаза озорно сверкнули. — И, знаете, голова оказалась весьма недурная. — Понятно, — упавшим голосом сказал Диего. Он оглянулся на кентуккийца. — А можно мне тоже виски? Виктория поставила перед ним два стакана. — Вам — с водой, — безапелляционно сказала она. Диего изобразил подобие улыбки. «Надо же было закончить университет в Мадриде, — сказал он себе, — и не знать объяснения одной простой вещи. Почему для того, чтобы понравиться девушке, нужно либо надеть маску, либо потерять голову».