***
И вот теперь он сидит, кутаясь в тонкий пиджак, влажный и не спасающий от потока холодного воздуха из кондиционера. Видимо, вчера он гулял под дождем. Впрочем, он все равно не помнит. Не совсем новый опыт, но раньше он никогда не приходил в себя так далеко от дома. Последнее воспоминание: вечер пятницы в клубе, когда он вдрызг пьяный нюхал кокаин с кетамином. Как он здесь оказался — неизвестно. Трандуил хмурится. — Какой сегодня день? — его голос ломается, и он откашливается. — Воскресенье, — говорит толстуха.***
Полуденное солнце просачивается сквозь опущенные жалюзи дешевой закусочной, стилизованной под вагон-ресторан. Стаканчик в его руках почти пуст, а оставшихся денег хватит еще на один. Или на звонок Леголасу. Трандуил невесело усмехается. Сын уже давно не удивляется, если он звонит. Или если не звонит вообще... Он понятия не имеет, как добраться до Лос-Анджелеса без денег... Закрыв глаза, он принимается массировать пальцами виски, пытаясь придумать способ не вовлекать Леголаса. Он уже собирается пойти к таксофону, когда в закусочную заходят двое, принеся с собой шлейф теплого воздуха с улицы. Здоровенный шкаф с жесткой на вид кустистой бородой, такими же жесткими темными волосами и лысиной на макушке. У него проницательные глаза, большой нос и хищная походка. Трандуил сглатывает. Другой чуть пониже, но такой же плечистый, с густыми черными волосами, серебрящимися на висках, и короткой бородкой. У него королевская осанка, а в пронзительно синих глазах кроется опасная темнота. Он садится за соседний столик спиной к Трандуилу. — Если бы не Фили и Кили, ноги бы моей больше не было в этом чертовом городе, — говорит тот, что пониже. У него британский акцент, и от его голоса — глубокого и хриплого — у Трандуила бегут по спине мурашки. Толстуха подходит к ним с блокнотом, зажатым в пухлых пальцах с ярко-красными накладными ногтями. — Кофе? — Да, — одновременно отвечают оба. Когда она уходит, высокий наклоняется к своему спутнику. — Эл-Эй не так уж и плох, — его голос тоже низкий, но более теплый, с шотландским акцентом. Тот, что пониже, ничего не отвечает, но, видимо, состраивает гримасу, потому что высокий смеется. Такое дружелюбное дружеское подтрунивание. Трандуил закусывает губу, выпрямляется и встает с места. Собрав оставшиеся силы, он цепляет на лицо беспечную улыбку и направляется к соседнему столику. — Я услышал, что вы едете в Эл-Эй? Ему жутко не по себе, когда он смотрит на этих двоих в коже и металле, стоя перед ними в облегающих джинсах, пижонских ботинках с заостренными носами и просвечивающей рубашке, прикрытой бежевым пиджаком. Если бы не дружелюбный смех высокого, он бы не осмелился к ним подойти. Может, это было ошибкой. Он бросает взгляд на толстуху за стойкой, но ей совершенно точно наплевать, даже если эти двое сейчас схватят его, вытащат на улицу и изобьют до смерти. Внезапно ему становится страшно за свой нос и зубы. Тот, что пониже, пренебрежительно фыркает. Даже сидя он умудряется смотреть на Трандуила свысока. Это заставляет его выпрямить спину. — Хочешь, чтобы тебя подвезли? — В местоимение вложена вся классовая ненависть, которую каждый британец из простонародья впитывает с молоком матери. Трандуил усмехается, чувствуя, как внутри закипает злость. — Да, я был бы очень благодарен, — он наклоняет голову, стараясь не сжимать при этом кулаки. Он ни разу в жизни никого не просил его подвезти. Это первый и последний. — И в чем будет выражаться твоя благодарность? — спрашивает высокий, уставившись на него из-под кустистых бровей. Трандуил невольно сглатывает. — Что вы имеете в виду? — Конечно, он знает. Но все, что у него осталось — максимум пара долларов. Два доллара. У него не бывало меньше двухсот долларов в кошельке с тех пор, как он окончил университет. — Как насчет... услуги за услугу? — пронзительные синие глаза смотрят на него в упор. — Какой услуги? — спрашивает Трандуил сквозь зубы. — Посмотрим. Трандуил прикусывает язык, чтобы не ответить какой-нибудь колкостью. Слова британца просто сочатся высокомерием. Он хочет развернуться и никогда больше не видеть этих грязных грубых людей. Вместо этого он открывает рот и говорит: — Согласен.***
На улице жарко. От такого контраста голова у Трандуила начинает болеть еще сильнее, тем более что солнце еще высоко, и его свет безжалостно бьет по глазам после полумрака закусочной. Машина, к которой направляются его новые знакомые, оказывается старым внедорожником с запыленными окнами и днищем, покрытым комьями засохшей грязи. Трандуил останавливается и тихо выдавливает из себя: — У меня нет денег. Ему едва удается произнести это без дрожи в голосе. Торин оценивающе оглядывает его с головы до ног. — Можешь оставить свои ботинки, — говорит он своим глубоким рокочущим голосом. Трандуил молча смотрит на него. Двалин — так представился высокий — успокаивающе похлопывает Трандуила по плечу, как напуганного ребенка. Трандуил глубоко вздыхает, и Двалин усмехается.***
Двалин садится за руль, Торин спереди, а Трандуил забирается на заднее сиденье. Внутри еще жарче, и солнце беспощадно нагревает крышу. Трандуил со стоном стягивает промокший пиджак. Рубашка наполовину синтетика, и он уже чувствует, как она липнет к коже. Сглотнув, он пристегивает ремень. На полу прямо под ногами лежит бутылка виски, и одна мысль об алкоголе вызывает новый приступ тошноты. В нос лезет запах сигарет из переполненной пепельницы. Когда глаза привыкают к яркому свету, он оглядывается вокруг. В салоне везде валяются пустые сигаретные пачки, скомканная одежда, пластиковые бутылки, банки из-под пива и содовой, фольга, обертки от шоколадных батончиков и пропитавшиеся насквозь коробки с остатками пирога, на которые он даже не хочет смотреть. Похоже, Торин и Двалин живут в машине. Чудесно.***
Двалин включает магнитолу, и динамики взрываются грохотом. Леголас обычно слушает что-то подобное. Какой-то там Sabbath или что-то в этом роде, Трандуил точно не помнит, особенно сейчас, когда музыка на заднем сиденье звучит громче, и ему кажется, что его голову сверлят дрелью. — Нельзя ли... — Трандуил неопределенно поводит рукой, потирая переносицу. — Не фанат? — хмыкает Двалин. Трандуил качает головой. — Похмелье. Двалин смеется, но музыку не выключает. Он опускает стекло, и в окно начинает задувать ветер. — Мы будем в Эл-Эй завтра вечером, — сообщает он под скрип электрогитар. Вечер понедельника. Господи, ему нужно будет позвонить на работу и предупредить, что он заболел. Он сделает это завтра утром. Разумеется, если ему одолжат телефон.***
Когда Трандуил просыпается, солнце почти село, а в салоне царит тишина. Шея затекла, волосы лезут в лицо, он чувствует себя потным и грязным, а желудок, кажется, начал переваривать сам себя. Рубашка промокла насквозь и противно липнет к телу. Он убил бы сейчас за душ и холодную содовую. И за дорожку кокаина. В горле пересохло, как будто он наглотался песка. Он делает глубокий вдох, пытаясь вспомнить, где он и что с ним. И как только вспоминает, ему хочется броситься под колеса. Он пытается убрать влажными пальцами прилипшие ко лбу пряди. Двалин ведет машину, зажав в зубах сигарету, насколько ему видно в боковое зеркало. Трандуил бросает взгляд в зеркало заднего вида и едва не отшатывается. Торин смотрит прямо на него, как ястреб, выслеживающий добычу. Затем, не говоря ни слова, он швыряет ему майку. Трандуил упрямо сжимает губы и поднимает глаза. Торин продолжает смотреть. Редкое бесстыдство. Поджав губы, Трандуил медленно расстегивает рубашку и позволяет ей соскользнуть с плеч, открывая голую грудь. Все это время он не отводит взгляд с отражения глаз в зеркале. В них таится что-то темное, что заставляет мурашки бежать по коже в предвкушении. И это нельзя назвать неприятным ощущением. Трандуил быстро натягивает майку и, наклонив голову, вопросительно поднимает брови. По тому, как сощуриваются глаза в зеркале, можно понять, что Торин усмехается. После этого он, наконец, отводит взгляд.***
Около двух ночи Двалин съезжает на второстепенную дорогу, освещенную редкими фонарями, и останавливается на обочине. — Похоже, одна из самых жарких ночей в этом году, — говорит он, втыкая окурок в забитую пепельницу. — Передохнем чуток. Они выходят из машины. Торин достает из багажника пару одеял и небольшой холодильник и бросает по банке Двалину и Трандуилу. Пиво. Ну, конечно. Самое дешевое. Зато холодное и, можно надеяться, пенистое, так что Трандуил засовывает свою гордость подальше и открывает банку. Ему кажется, что он никогда еще не пробовал ничего вкуснее. Он выпивает одним махом половину, вытирает пот со лба и усаживается на одно из расстеленных на пыльной обочине одеял. Кое-где пробиваются пучки травы и редкий кустарник, а вдалеке чернеет высокая стена леса. Ночной воздух все еще горяч, и в тишине слышится комариный писк. — Жалко, что это последнее, — мрачно говорит Двалин, имея в виду пиво. — Зато в машине есть виски. — И хотя еще несколько часов назад Трандуила тошнило от одной мысли о выпивке, сейчас это кажется ему неплохой идеей. Двалин кладет руку Торину на плечи, и Трандуил не может не обратить внимания на то, как близко друг к другу они стоят. Как расслабленно соприкасаются плечами. Он хмурится. — Давай, расскажи о себе, — с улыбкой подначивает его Двалин, и они оба садятся на одеяло. Трандуил отхлебывает пиво. Посмотрев на своих попутчиков, он произносит: — Я работаю адвокатом в Эл-Эй. Торин фыркает. — Неужели? В его голосе столько презрения, что пальцы Трандуила сжимаются сами собой, впиваясь в бедро. Ему хочется встать и врезать Торину в челюсть. Вместо этого он улыбается. — А ты чем занимаешься? Торин не отвечает, только пренебрежительно встряхивает головой, и Трандуил прикусывает щеку, чтобы не сказать что-нибудь, о чем будет впоследствии жалеть. И в этот момент Двалин притягивает Торина за шею и прижимается ртом к его тонким напряженным губам. С каким-то отстраненным любопытством Трандуил наблюдает, как эти губы растягиваются в улыбке, и Торин возвращает поцелуй. Что ж, назвать это неожиданностью будет преуменьшением. Хотя, с другой стороны, какое ему дело. И все же эта сцена оставляет горький привкус во рту. Трандуил проглатывает остатки пива и бросает банку в темноту. Она приземляется где-то за пределами светового круга от фонаря. Он почти слышит укоризненный голос Леголаса, говорящий о загрязнении окружающей среды. Это вызывает у него улыбку. Когда Торин с Двалином отрываются друг от друга, Трандуил недовольно интересуется: — Так что насчет виски?***
Они пьют молча, но время от времени Торин и Двалин наклоняются, бормоча что-то друг другу на ухо. Трандуила от этого тошнит. К счастью виски крепкий, а его желудок, несмотря на раздражение, достаточно здоров, чтобы алкоголь моментально всосался в кровь. Постепенно мрачно нахмуренные брови Торина разглаживаются, а на губах появляется хищная улыбка. Может, он думает о сексе, может, об убийстве. Но он совершенно точно пьян. Тишина начинает душить Трандуила, и он спрашивает первое, что приходит в голову: — Так вы из Англии и Шотландии? Это звучит ужасно глупо. Они оба удивленно поворачиваются к нему. Есть что-то странное в том, как Двалин кривит рот. Что-то больное, как будто он задел за живое своим вопросом, и Трандуил чувствует липкий ужас, ползущий вдоль позвоночника, потому что такие люди редко прощают тех, кто стал свидетелем их слабости. — Дорога позвала меня десять лет назад. С тех пор я не возвращался, — бурчит Двалин. Торин молчит. — Почему? — спрашивает Трандуил, не успев прикусить язык. — Не было смысла. И потом, когда ты почувствовал вкус к этому... к этой жизни, уже сложно отказаться, — спокойно поясняет Двалин. — Понимаю. — Нихрена ты не понимаешь, — выплевывает Торин. В его синих глазах бушует холодная ярость. Настолько темная и ощутимая, что Трандуил хочет вцепиться в нее и вырвать из Торина. Он делает еще один глоток виски. — Пошел ты. — Он наклоняется и дергает Торина за воротник. Торин смотрит на него, ядовито улыбаясь. В следующее мгновение он ухватывает Трандуила за волосы и тянет. Сильно. Трандуил не может сдержать стон, а потом их губы встречаются. Ему хочется рассмеяться, он чувствует, как кровь, разбавленная виски, бешено бежит по венам, его толкают на землю, и смех, наконец, вырывается из груди, растворяясь в ночной тишине. — Заткнись, — рычит Торин, и его рука смыкается на горле Трандуила. У поцелуя привкус виски, слюны и чего-то еще, более темного. По телу растекается тепло, и Трандуил выгибается, когда Торин ложится на него, придавливая своей тяжестью. Поцелуй прерывается, когда Торин становится на колени, но он продолжает крепко держать Трандуила за горло. Воздух вырывается из груди рваными толчками. Полуприкрыв глаза, Трандуил смотрит на Торина. Теплый оранжевый свет фонарей обтекает его мощные руки, хищный нос, высокий лоб. На его тонких губах играет улыбка, такая острая и резкая, что по спине пробегает дрожь. Господи, он хочет, чтобы острые углы Торина разрезали его на части. Трандуил переводит взгляд на Двалина, который сидит рядом. Он не улыбается, но его взгляд устремлен на Торина, как будто это все, что он видит или хочет видеть. Он наклоняется, и они с Торином целуются. Трандуил замирает. Это не просто желание, это нечто большее, некое чувство общности, сопричастности. Как же он ненавидит этот вздор. Когда поцелуй прерывается, рука Торина просто лежит на его шее. Какое невнимание. Трандуил сбрасывает ее прочь, но прежде чем он успевает подняться, Торин хватает его за волосы и, перевернув, впечатывает лицом в землю. Трандуил сдавленно вскрикивает, когда жесткие бедра прижимаются к его заду, и сжимает зубы, сдерживая жадный стон. Да, да, отзывается что-то внутри, захлебываясь желанием. — Так ты этого хочешь? Бесстыжая потаскушка, — хрипло шепчет ему на ухо Торин. По телу пробегает дрожь, отзываясь в паху горячим возбуждением, и Трандуил отчетливо ощущает чужой стояк, прижимающийся к его заднице. Торин рывком поворачивает его голову набок. Острая боль только заставляет его член дернуться, наливаясь кровью. Торин наваливается сверху, и воздух вышибает из легких. — Я знаю таких как ты, — продолжает Торин все тем же высокомерным тоном. — Таких как я не существует, — шипит Трандуил, стиснув зубы. Торин смеется. Трандуил зажмуривается. Господи, как он его хочет. Он чувствует, как чья-то рука оглаживает его задницу, определенно, не Торина — одной он держит его за волосы, другой за плечо — она спускается ниже, забираясь в штаны к Торину, и обхватывает его член, который все еще прижат к заднице Трандуила. Кажется, они делают это вместе. — Двигайся, — раздается глубокий голос Двалина. И Торин начинает двигаться, скользя вдоль задницы Трандуила. — Я хочу трахнуть его, — бормочет Торин Двалину. Трандуил вздрагивает, чувствуя, как рука на его плече сжимается все сильнее. — Хочу ебать его, пока он не будет умолять и стонать подо мной каждый раз, когда я засаживаю ему по самые яйца. Трандуил стискивает одеяло. — Ты пьян, — усмехается Двалин. Потом слышатся влажные чмокающие звуки сталкивающихся языков. А потом Торин говорит: — Сними с него майку. Раздается шорох, Двалин вытаскивает руку из штанов Торина и пересаживается ближе к Трандуилу. Майку задирают вверх, и Торин на мгновение отпускает его волосы, чтобы Двалин мог стащить ее через голову. В следующую секунду Трандуила снова утыкают лицом в землю. — Дай мне виски. — Держи. Звук отвинчивающейся крышки. Трандуил передергивает плечами, когда жидкость капает ему на спину. Он чувствует, как она течет по лопаткам и дальше, вдоль позвоночника. А затем жесткая короткая борода царапает кожу, и горячий влажный язык слизывает виски, опускаясь все ниже и ниже. У Трандуила вырывается рваный вздох, когда Торин стягивает его джинсы вниз, раздвигая половинки зада. — Что... — выдыхает он, но в этот момент язык Торина проникает внутрь. Трандуил может только ловить ртом воздух, крепко зажмурившись. Торин не торопится. Он дразнит, водя языком по кругу, затем вводит неглубоко, начинает двигаться туда-сюда, впиваясь пальцами в задницу, и Трандуил вжимается лицом в одеяло. С губ срываются короткие стоны и вздохи в ответ на движения языка внутри. Глаза у него закрыты, и он не видит движения Двалина, только чувствует, что жесткая ладонь грубо сгребает за волосы, еще сильнее вдавливая лицом в землю. — Тебе повезло, — раздается шипение совсем рядом с его ухом, — что он любит трахать длинных блондинистых шлюх, — в голосе Двалина злость сливается с предвкушением развлечения. — Так что попроси хорошенько. Трандуил не может вдохнуть. Его член зажат тесными джинсами, и он пытается протиснуть под себя руку, но Двалин перехватывает его запястья и заводит за голову. — Я сказал проси, — шипит он, на этот раз резче, угрожающе. Трандуил чувствует, как его член становится еще тверже. А потом он чувствует палец. Входящий в него медленно, но не слишком осторожно, ощупывающий, прокручивающийся туда-сюда. И внезапно вспышка наслаждения пронзает все тело, и под веками взрывается ослепительный свет. — Пожалуйста, — стонет он, плавясь от стыда. — Еще, — рычит Двалин. Но Трандуил не собирается повторять. Вместо этого он стискивает зубы и подается бедрами навстречу прикосновениям Торина. Жар почти невыносим, алкоголь пульсирует в висках тяжелым глухим ритмом, и все мышцы напряжены. Он прикусывает губы. Приближение желанной развязки скручивает внутренности взведенной пружиной. Торин оглаживает его изнутри пальцами — когда он добавил еще один? — и дрожь волнами пробегает по спине Трандуила. Все неважно, остается только движение и прикосновения. А потом — только пальцы Торина, его горячее тело, плотно прижатое к голой спине, и нечем дышать, нечем дышать, только бело-красные всполохи перед глазами. — Кончи для меня, шлюха, — хрипит Торин ему в ухо. Пальцы его другой руки смыкаются вокруг горла Трандуила. Он задыхается и кончает.***
Когда он приходит в себя, Двалин стягивает с него джинсы. Шок парализует его, и он не может вдохнуть, беспомощно глядя на склонившегося над ним могучего шотландца. Двалин фыркает. — Не льсти себе, — он переворачивает Трандуила на живот одним толчком. И он лежит задыхающийся и обнаженный, не в силах пошевелиться. В паху мокро и липко от семени, оно начинает остывать, и это как всегда омерзительно. Чья-то рука тянет его за волосы. — Давай, — шепчет Торин, подталкивая его к своей ширинке, — покажи, что ты умеешь. Двалин тут же оказывается рядом и привычным движением расстегивает Торину штаны. Его член уже стоит, почти касаясь живота, головка блестит от выступившей смазки. Двалин берет его в руку, и Торин резко вздыхает. Воздух все еще горячий, густой, наполненный запахом секса, и Трандуил чувствует себя потерянным, словно в первую минуту после пробуждения. Но ночь укрывает их бархатным плащом, и внутри поднимается что-то дерзкое, незнакомое. Он отталкивает руку Двалина, обхватывая член Торина, и поднимает взгляд. Его губы растягиваются в улыбке, он придвигается и проводит языком от основания до самого верха. Еще один вздох. Прекрасно. Другой рукой он поглаживает яйца, затем опускает голову и медленно берет в рот головку, поддразнивая ее кончиком языка. На мгновение Трандуил закрывает глаза, но тут же распахивает их снова. Он не хочет ничего упустить, хочет видеть реакцию Торина, и, видит бог, здесь есть на что посмотреть. Его голова запрокинута, губы приоткрыты, а взгляд расфокусирован. Трандуил начинает посасывать головку. Да, ухмыляется он, не выпуская член Торина изо рта, теперь ты в моей власти. Так же как и Торин перед этим, Трандуил не торопится. Он дразнит, отодвигается, почти выпуская Торина изо рта, и снова заглатывает, придерживая у основания левой рукой. Торин со стоном начинает подаваться навстречу, но Трандуил кладет правую руку ему на бедро, не позволяя двигаться. Торин сжимает зубы, но не пытается заставить его ускориться. Что говорит только об одном: он сам получает от этого удовольствие. И злорадный голосок в голове шепчет Трандуилу, что Двалин не может доставить Торину такого наслаждения. Его руки слишком грубы, а нрав нетерпелив. Трандуил хмыкает, забирая член глубже в горло, и продолжает смотреть на Торина. Тот опускает на него глаза, и да, да, в них читается покорность. — Довольно, — рычит Двалин, и Трандуила снова хватают за волосы, дергая вниз. Он захлебывается, когда член упирается в глотку, но крепкая хватка не дает отодвинуться. — Давай двигайся, шлюшка, — шипит Двалин. Торин ничего не говорит, но когда Трандуилу удается взглянуть ему в лицо, он видит, что его брови нахмурены. Впрочем, он не останавливает Двалина. Трандуил не успевает об этом подумать, потому что Двалин подталкивает его вниз, насаживая на член Торина, затем тянет за волосы вверх, потом снова вниз. Торин дышит все тяжелее, его бедра начинают непроизвольно дергаться, подаваясь вверх. Трандуил закрывает глаза. Он не глотает, когда горькое семя изливается ему на язык. Внезапно его резко тянут назад, и часть попадает ему на лицо. Злость закипает в груди, и Трандуил со всей силы отпихивает Двалина, сгибается пополам и плюет в траву рядом с одеялом. — Какого хрена, — он заорал бы, но выходит только сиплый шепот. Двалин хмуро смотрит на него, а затем поворачивается к Торину, который лежит, прикрыв рукой глаза, и тяжело дышит. Трандуил с отвращением стирает капли спермы с подбородка. Сердце гулко бухает, ударяясь о ребра, и руки дрожат. Ему хочется содрать с себя кожу и отрубить Двалину руки, но он не может даже наорать на него. Он зависит от них. Его тошнит. Не успев отдышаться, Торин садится. — Иди сюда, — на какую-то долю секунды Трандуилу кажется, что он зовет его, но потом Двалин придвигается ближе, и Торин притягивает его в поцелуй. Трандуил смотрит на это и чувствует, что его сейчас вырвет. Он отворачивается, снимает трусы и, вытеревшись, закидывает их подальше и надевает джинсы на голое тело. Это не очень приятно, но ему уже плевать. Кожа на голове до сих пор горит, словно с него пытались снять скальп, и желание врезать Двалину возвращается с удвоенной силой. Подумать только, ведь именно его добродушный смех побудил его обратиться к ним с просьбой. Грязные, отвратительные дикари. Никакого понятия об уважении, о достоинстве... Хотя чего он хочет от бездомных и, по-видимому, безработных иммигрантов. Они всего лишь пыль у него под ногами. И все-таки он не может не смотреть на них. Они как стая волков, состоящая из них двоих — два изгоя, нашедшие друг друга. С присущей им обоим животной жестокостью. Они даже двигаются именно так. Двалин нависает над Торином, опираясь на руки, и напряженные мышцы его плеч и спины отчетливо вырисовываются в свете фонаря. Рука Торина перемещается с его спины на бедро, затем забирается в штаны. Торин подталкивает Двалина, чтобы тот лег на бок. В таком положении Трандуилу ясно видно, как Торин берет в руку толстый возбужденный член Двалина. Тошнота снова подступает, и мерзкий голосок шепчет ему в ухо: это ревность. Какая чепуха. Он снова поднимает глаза. Двалин слишком уж доволен собой. Трандуил разлепляет губы и ядовито цедит: — Как грубо с моей стороны. Он придвигается к Торину с другого бока. Торин смеется и удивленно вздыхает, когда Трандуил целует его, просовывая язык ему в рот. Трандуил слышит, как с другой стороны Двалин глухо рычит. Зверь, он зверь и есть. Но все это становится неважно, когда Торин притягивает его к себе, глядя на него своими бездонными синими омутами с восхитительной темнотой, таящейся на дне. — Тебе не хватило? — усмехается он, но в его голосе слышится желание. — А тебе? — спрашивает Трандуил, подняв брови. Торин смеется, продолжая дрочить Двалину, но смотрит при этом на Трандуила. И сколько бы он ни убеждал себя, что делает это, только чтобы позлить Двалина, он не может отрицать, что испытывает возбуждение, когда целует Торина. Если бы они были моложе, может, они могли бы трахнуться. Трандуил представляет себе, как бы это было: сесть верхом на Торина, оседлав его бедра, пока Торин держит его, оставляя синяки. По позвоночнику пробегает дрожь. Или, может, Торин нагнул бы его, врываясь в него сзади и не давая поднять голову. Картины проносятся перед глазами одна за другой, и Трандуил знает, что будет винить во всем виски. И в этом тоже. Он наклоняется к самому уху Торина и выдыхает: — Тебе нужно было трахнуть меня, пока была возможность, — он чувствует, как руки Торина покрываются мурашками. — Ты мог бы трахать меня, пока не рассветет. Торин кладет ему руку на затылок, и краем глаза Трандуил видит, что его ладонь на члене Двалина двигается все быстрее. Глаза у Двалина закрыты, одна рука сжимает Торина за плечо, другая лежит на его бедре. — Какая же ты блядь, — шипит Торин. Трандуил смеется, но его смех тут же заглушается очередным поцелуем. Затем Двалин резко садится, и Трандуил обнаруживает себя лежащим на земле. Двалин оттолкнул его так внезапно, что он даже не понял, что произошло. Голова наливается тупой болью. Эти двое целуются, и Двалин кладет руку поверх ладони Торина на его члене. В следующее мгновение он замирает, и семя выплескивается на их переплетенные пальцы.***
Пока Торин и Двалин одеваются, Трандуил допивает остатки виски. Оно обжигает горло, словно кислота, но это единственное, что смывает горький привкус спермы. Все вокруг покачивается и плывет, и тело наливается свинцом. Желудок сжимается от голода, но он не собирается ни о чем просить. — Нужно поспать, — ворчит Двалин. Его акцент становится более заметным. Подняв голову, Трандуил замечает, что Двалин довольно ухмыляется, а черты его лица кажутся более расслабленными от полученного удовольствия. Это отталкивает и одновременно успокаивает Трандуила. Торин, напротив, кажется, снова погрузился в свою обычную меланхолию. Трандуил вздыхает. Как бы он хотел сейчас оказаться дома, в своей постели, зная, что в соседней комнате мирно спит Леголас. Трандуил вытягивается на одеяле и закрывает глаза.***
Он просыпается от шума проезжающих машин. Выпитое накануне все еще дает о себе знать. За ночь похолодало, он замерз, и ему хреново. И ужасно хочется есть, а еще он за много миль от дома. Земля, на которой он лежит, жесткая и комковатая, и все тело болит. Ему хочется выть. Небо огромное и пустое, и совсем темное, должно быть, он проспал час или два. Он встает и на нетвердых ногах отходит отлить. Когда он возвращается, Торин не спит и смотрит на него своими ястребиными глазами. Он молча протягивает шоколадный батончик, и в другое время Трандуил отказался бы, но сейчас он голоден, как стая гиен. Он берет шоколадку и съедает ее в два приема. Он завязывает волосы в небрежный хвост, из которого выбиваются несколько прядей, и невольно вздыхает. — Холодно? — спрашивает Торин. Трандуил кивает, не поворачивая головы. Торин кидает ему куртку, которую, должно быть, перед этим взял из машины. Двалин мирно храпит, по пояс завернувшись в одеяло. Торин прислоняется к машине и прикуривает. Накинув куртку, Трандуил становится рядом с ним и, откинувшись на кузов машины, поднимает взгляд в небо. В просветах между тощими облезлыми облаками мигают звезды. Их свет ни теплый, ни холодный, просто бесконечно далекий, мертвый вот уже тысячи лет. Дым сигареты растекается в воздухе, тая призрачной дымкой, и доносящийся до Трандуила запах действует странным образом успокаивающе. Он берет сигарету у Торина из пальцев и глубоко затягивается. Гул машин кажется далеким и тихим. Прохладный воздух свеж и вкусен, как магический эфир. Трандуил усмехается. — У тебя есть дети? — спрашивает он, не отрывая взгляд от звезд. — Двое племянников. Они мне как дети, — в мрачном голосе Торина в кои-то веки нет издевки, и Трандуил кидает на него быстрый взгляд. — У меня сын, — он делает еще одну затяжку. Они докуривают сигарету до конца, а потом Трандуил щелчком отправляет бычок в темноту, и тлеющий огонек еще какое-то время светится в траве. Они больше ни о чем не говорят. Он не уверен, что чувствует что-то помимо невероятной усталости, а может, это просто свежий воздух в сочетании с не выветрившимся до конца виски заставляет голову кружиться. Он возвращается вслед за Торином к расстеленным одеялам и ложится рядом. Они смотрят друг на друга, и Трандуил вдруг понимает, что они дышат в одном ритме, и раньше у него это бывало только с Леголасом, когда он был ребенком и спал в его постели, еще до того, как они отдалились друг от друга. Торин касается его щеки. Его пальцы шершавые и мозолистые, но в то же время удивительно изящные, чего он раньше не замечал. Есть что-то аристократическое в его профиле, в линии скул, что-то, что наводит на мысль о потерянном троне и изгнании, и, может, он ошибался, приписав Торина к рабочему классу. Трандуил качает головой. Это всего лишь бессонница под открытым небом. Торин не улыбается, но что-то такое читается в его глазах, что-то похожее на приглашение. Трандуил придвигается ближе и целует его. Это долгий поцелуй — всего лишь легкое касание губ, скольжение кончика языка. Что-то недосказанное кроется в мимолетном движении. Оно исчезает прежде, чем Трандуил успевает это осознать. Он вздыхает, чувствуя, как Морфей спускается к нему на своих крыльях.***
Наутро, когда Трандуил просыпается, хмурое вислобрюхое небо нависает над землей, грозя прорваться проливным дождем. Дико болит голова. Он спрашивает аспирин и тихо радуется, когда Двалин молча протягивает ему таблетки. Они собирают одеяла, и пять минут спустя Трандуил уже сидит на заднем сиденье внедорожника. Его пиджак все еще не просох, но он все равно надевает его вместо одолженной куртки. Внутри пахнет осевшим сигаретным дымом и начинающей портиться едой. Трандуил старается не думать об этом. Они проводят остаток пути молча под звуки диска, который Двалин поставил на повтор. Вспышка на небесах все превращает в прах. Земли огнем полны — прячься от ударной волны... Трандуил уже знает почти все слова наизусть. Они врезаются в его память, и он ничего не может с этим поделать.***
Гроза разражается перед самым Эл-Эй. Струи хлещут по стеклу, вырываясь из переполненных угольно-черных туч. Гром, кажется, раздается прямо над головой, и небо пронизывают ослепительно-яркие белые вспышки. Трандуил вспоминает, что должен был позвонить на работу. Впрочем, сейчас все равно уже поздно. Он стискивает зубы. Скоро он будет дома. Двалин согласился подбросить его до ближайшей станции метро. В городе, как всегда, сплошные пробки, но вскоре они добираются до места. Торин и Двалин угрюмо молчат, едва обменявшись парой слов, и Трандуил не хочет прерывать их мысли. Машина останавливается, и Трандуил открывает дверцу. Оглянувшись через плечо, он кивает на прощание, вылезает из машины и, запахнув плотнее пиджак, торопливо направляется к входу в метро. Когда он оборачивается, внедорожника уже не видно в сумасшедшем потоке машин, и вообще мало что видно сквозь сплошную завесу дождя, хлещущего по асфальту.***
Спустя полчаса он уже дома. Леголас открывает дверь после второго звонка — бледный, под глазами темные круги, волосы спутаны, а одежда выглядит так, словно он в ней спал. Не говоря ни слова, он отступает в сторону. Трандуил слышит, как он шумно сглатывает — то ли сердито, то ли с облегчением. Он мог бы все объяснить, но что это даст? Трандуил закрывает за собой дверь, подумав, что им стоит поменять замки и кое-что еще. За спиной Леголас громко хлопает дверью, уходя в свою комнату. Вздохнув, Трандуил отправляется в ванную, сдирает с себя одежду и заходит в душ. Теплая вода и гель смывают с него все следы пота и грязи. Он машинально промывает и расчесывает волосы, ни о чем не думая, просто наслаждаясь тишиной и покоем. Выйдя из душа, он начинает закидывать одежду в стиральную машину и замирает. Майка не его. Торина. Должно быть, его рубашка осталась там, в салоне внедорожника. Впрочем, это неважно. Он запихивает вещи и вытирает волосы, а затем накидывает шелковый халат. На улице все еще идет дождь, и капли ритмично барабанят по стеклу. Перекусив найденным в холодильнике, Трандуил открывает бутылку вина. У него осенний привкус лесных ягод с легкой горчинкой. Трандуил смотрит на свое полупрозрачное отражение в окне. Снаружи типичные городские сумерки. Здесь никогда не бывает полной темноты — со всеми фонарями, вывесками и рекламой. Но сегодняшняя гроза и ливень приглушают даже ослепительный неоновый свет. Подумав, он оборачивается и наполняет еще один бокал для Леголаса. Он подходит к двери и негромко стучит. Никто не отзывается, и он заходит внутрь. Его сын сидит на постели в наушниках, прислонившись к стене, и смотрит что-то на своем ноутбуке. Трандуил ставит бокалы на тумбочку и садится рядом. Леголас поднимает глаза и хмурит брови, но ничего не говорит. Трандуил молча кладет руку ему на плечи, притягивая к себе. Он слышит, как дыхание сына сбивается, когда он треплет его по голове. Постепенно Леголас расслабляется, откладывая ноут в сторону. Трандуил закрывает глаза и спрашивает себя, где сейчас Торин. И помнит ли он его еще.