***
Когда родился Сэм, Дину было четыре, и почти все, что он помнил о первых трех годах жизни братишки – это его бесконечный плач. Казалось, Сэм плакал днем и ночью, и кормление и смена подгузников не помогали. Педиатры разводили руками, Джон старался приходить домой как можно позже, а Мэри была близка к нервному срыву. Она не понимала, что делает не так, и почему Сэм замолкает лишь в объятиях старшего брата. Стоило Дину взять его на руки, рыдания прекращались, Сэмми начинал улыбаться, от чего на его пухлых щечках появлялись трогательные ямочки, и Мэри могла отдохнуть или заняться домашними делами. В колыбели Сэм тоже лежать отказывался, и ночью они с Дином вместе укладывались на его старую и продавленную кровать – денег у семьи Винчестеров никогда много не водилось. С тех пор Дин всегда спал очень чутко: боялся придавить малыша во сне. Сэм рос, но легче не становилось. Любой громкий звук вызывал у него дикую головную боль, от ярких рисунков и экрана телевизора слезились глаза, а иногда он застывал на месте, уставившись в одну точку, и дозваться, докричаться до него было невозможно. В таких случаях Дин долго гладил его по руке, бормоча что-то успокаивающее, и постепенно Сэм отмирал, словно возвращался из какого-то другого, более интересного мира. Когда ему исполнилось четырнадцать, а Дину – восемнадцать, их дом сгорел, и пожар унес с собой жизнь Мэри. Кто был в этом виноват, неисправный газовый баллон на кухне или непогашенная сигарета Джона, установить так и не удалось. Для Дина это стало огромным ударом, и он погрузился бы в отчаяние, если бы мог позволить себе такую роскошь, как горе. Но кто-то должен был оплачивать счета и следить, чтобы на столе появлялось что-нибудь помимо дешевого виски. Сэм замкнулся в себе. Мигрени прекратились, и, вернувшись из школы и сделав домашнее задание, он часами смотрел канал «Дискавери» и молчал, молчал, и никакими силами его нельзя было заставить произнести хоть слово. Дин, в отличие от отца и учителей, и не старался, решив, что когда у Сэма появится что сказать, он обязательно заговорит. А пока Дин без возражений возил его в библиотеку и группы по интересам для техников и любителей книг. А сам вместо школы пропадал на бесконечных подработках. Собственная успеваемость Дина не волновала. Огорчало его другое: сколько бы он ни работал, накопленных денег на колледж для брата все равно не хватало. К тому же, отец пару раз находил его заначку, и Дину приходилось начинать все сначала. Сэм снова заговорил только через год. – С днем рождения, Дин! – странно хриплым голосом произнес он и протянул ему диск с «Крепким орешком» и кособокий маффин, в который была воткнута такая же кособокая свечка. Дин не сразу сумел ее задуть: у него перехватило дыхание и защипало в глазах. Конечно, он попытался скрыть, что растроган, и пробормотал «Спасибо» несколько грубовато, но Сэм видел, что он доволен, и его счастливая улыбка по яркости вполне была способна посоревноваться с солнцем. Вскоре после того, как Сэм с блеском сдал выпускные экзамены, атмосфера в мотельном номере сгустилась так, что Дин мог резать ее ножом. Сэм и отец ссорились все чаще и чаще, и Дин не имел ни малейшего понятия, что с этим делать. Однажды, когда он возвращался со смены в баре Эллен, Сэм вихрем пролетел мимо него по лестнице, а вслед ему несся крик Джона: – Если ты уйдешь сейчас, уходи насовсем! Дин поднял с пола помявшийся конверт со штемпелем Стэндфордского университета и рванул за братом. Сэм обнаружился у «Импалы». Он тяжело дышал, а его глаза подозрительно блестели. Дин встал рядом, вытащил из конверта письмо и прочитал его в свете фонаря с вызывающим видом. Сэм на эту наглость никак не отреагировал, и у Дина пропала охота его задирать. В конце концов, не каждый день Стэнфорд принимает к себе студентов на полную стипендию. Поэтому Дин сказал: – Пошли, надо это отметить. Куплю тебе пива, – и добавил очень-очень тихо: – Я горжусь тобой. Подобные признания давались ему с трудом. Но Сэмми все равно его услышал. В сентябре Дин отвез Сэма в Калифорнию. Самолетом было бы значительно быстрее, но ему хотелось сохранить в памяти это путешествие, одно на двоих. В Стэнфорде Сэм найдет себе новых друзей, и ему станет не до старшего брата. Конец истории. Так Дин считал. Как выяснилось, он ошибался.***
Самолет пошел на посадку, и Дин мысленно подгонял его. Если ему повезет, он увидит Сэма уже через несколько часов.***
В больнице его пускать к брату не торопились, и Дин бесился. – Что значит «мы не можем точно сказать, что с ним случилось?», – прорычал он, и доктор отступил на несколько шагов назад. – Мы только знаем, что в кампусе возник пожар. В одной из комнат студенты устроили вечеринку, кто-то из них опрокинул свечи. Мистер Винчестер жил в том же корпусе, он одним из первых вызвал пожарных, а потом помогал вытаскивать из огня пострадавших. Поэтому мы подумали, что он надышался дымом, и у него отравление угарным газом. Но все анализы чистые. И, пока у нас не будет истории болезни, мы не сможем поставить точный диагноз… – Нет никакой истории, – буркнул Дин. – А теперь я хочу видеть Сэма, если вы не возражаете.***
Сэм казался парадоксально маленьким в стерильно белой постели, и у Дина сжалось сердце еще и от его взгляда, направленного в никуда. Они с Сэмом давно не спали в одной кровати, да и больничная койка была узковата, но Дин скинул ботинки, бросил на пол куртку, улегся позади Сэма и, прижав его к груди одной рукой, другой начал гладить по предплечью, как в детстве, тихонько бормоча его имя. Он не знал, сколько прошло времени, но Сэм наконец пошевелился и выдохнул: – Дин? – Ну и заставила ты меня поволноваться, Саманта. – Придурок, – Сэм поморщился и застонал. – Больно. Дверь платы отворилась, и внутрь заглянул мужчина в белом халате и бейджиком, на котором было написано «Консультант». – Чего стоите? – огрызнулся Дин. – Пациент жалуется на боль. «Консультант» зашел в палату и остановился в нескольких шагах от кровати. – Сэм Винчестер, правильно? – сказал он. Сэм с трудом кивнул. – Можешь для меня кое-что сделать? Вообрази шкалу с делениями от одного до десяти. Готово? – Да. – Сейчас твое зрение, слух и остальные чувства находятся на отметке «десять», поэтому тебе больно. Мысленно перемести стрелку для каждого чувства на отметку «пять». Постарайся не волноваться и не торопись. Сэм вновь кивнул и зажмурился. Дин ощутил, как его тело постепенно расслабляется, и буквально через пять минут Сэм уже спал, дыша ровно и глубоко. Дин осторожно встал, накрыл Сэма и одеялом и обернулся к «Консультанту»: – Что это было? Какого хрена? – прошипел он негромко, стараясь не разбудить брата. – Пойдемте со мной в кафетерий, и я все объясню, – спокойно ответил «Консультант». – Меня зовут Блэр Сандбург. Вы когда-нибудь слышали о Часовых и их Проводниках?..