Так распорядилась судьба

Музыка в наушниках играет очень громко, но никто не слышит, что именно в них звучит. Ты добавляешь громкости, медленно закрываешь глаза, и в один миг оказываешься где-то далеко. Прочь от всей этой рутины. Сначала звук льётся тихо, отчасти загадочно и волнующе. Ты слушаешь эту песню уже в… а в какой раз? Ты давно уже сбилась со счета, потому что куда бы ты ни пошла — музыка всегда с тобой. Это как вечный саундтрек, сопровождающий тебя и вырывающий из скуки, в которой ты постоянно зависаешь. — Девушка! — тормошит кто-то тебя за плечо, но ты не слышишь и продолжаешь игнорировать настырные движения. Руки сами собой тянутся к регулятору громкости. Несколько лёгких движений и музыка в ушах громыхает ещё громче. — Девушка, это последняя остановка, выходите, пожалуйста! — кто-то всё так же продолжает, как он думает, будить тебя, и ты недовольно медленно открываешь глаза. Вытаскиваешь телефон из кармана и смотришь на часы — 23:59. Точно, последний рейс. Нехотя поднимаешься с кожаного потрёпанного годами кресла и легко выскакиваешь из трамвая. На улице уже совсем темно, ночную черноту рассекает лишь слабый свет фонарей. Ты снова закрываешь глаза, вдыхаешь полной грудью холодный воздух ночного города и наслаждаешься мелодией, звучащей у тебя в ушах. Невольно отмечаешь, что они идеально дополняют друг друга, и ты забываешь, насколько опасным может быть ночной город. На улице прохладно. Конец ноября принёс за собой зимнюю прохладу и слабые морозы. Жёлтые листья из деревьев давно исчезли, город готовился к снежной и холодной зиме. Ты сильнее укутываешься в свою чёрную кожаную куртку, резко выпрямившись, и продолжаешь идти. Твой дом всего в двух кварталах от этой остановки. Отмечаешь, что могла бы всегда здесь выходить. Поднимаешь голову вверх. Небо полностью усеяно звёздами, а луна сегодня непривычно большая. Осматриваешься кругом, совсем не следя за дорогой, и натыкаешься на тёмный силуэт на крыше. Лица не видно, кто-то стоит на фоне белой луны, укрыв лицо под капюшоном и спрятав руки в карманах. Он не прыгает, но тебе кажется, что он просто завис в воздухе, наблюдая за тобой своими пронзительными глазами. Ты мотаешь в стороны головой, прогоняя дурные мысли. Незачем ты ему, и убивать тебя никто не будет. Снова смотришь на крышу, но там больше никого нет. Чувствуешь, как немеют твои пальцы на ногах. Становится холоднее и ты, будучи взбудоражена атмосферой, ускоряешь свой ход. Ещё немного, и ты оказываешься в общежитии. Вахтёрша не обращает на тебя никакого внимания, просто смотря какой-то скучный сериал по маленькому покрытому слоем пыли телевизору. Она уже три часа оттуда не выходит, ни на кого не обращает внимания, и ты тайком радуешься, что она забыла закрыть дверь в общежитие. Не снимая с ушей наушников и игнорируя зевак, которые ещё не легли спать, ты медленно плетёшься вверх по лестнице, пока не достигаешь нужного тебе этажа. В коридоре твои шаги отдают глухим звуком — ты не носишь туфли, предпочитая им удобные кеды на небольшой платформе. Музыка всё ещё громыхает в твоих красных наушниках, поэтому ты не слышишь, как кто-то проходит мимо тебя, когда ты открываешь дверь. В твоей комнате ужасный бардак. Снова кто-то ворвался туда, перевернул вещи и испачкал странной краской стены. Ты даже не пытаешься вспомнить, кому перешла дорогу на этот раз — просто снимаешь свою куртку и бросаешь её на кровать, всё так же, не снимая наушников, хватаешь в руки краски и принимаешься снова зарисовывать контуры ранее нарисованной бабочки. Теперь ты меняешь тона и она уже не синяя, а коричневато-красная, но всё такая же красивая и завораживающая. Ты тратишь час на то, чтобы вернуть всё в состояние, в котором комната была раньше. Ты не можешь удержаться и слегка меняешь интерьер. Тебе хочется что-то изменить, но ты не знаешь с чего начать и продолжаешь слушать музыку, вдумываясь в каждую строчку, в каждый звук. Ведь ты давно сдалась, перестала верить в то, что когда-нибудь всё наладится, изменится в лучшую сторону и перестанет заставлять тебя думать о суициде. — Хартфилия! — неприятно известный тебе голос в очередной раз вторгается в твою жизнь, разрушая жалкие остатки тихой ночи. Ты нехотя снимаешь наушники так, чтобы они болтались на шее, когда голос зовёт тебя во второй раз и слезаешь с подоконника. Всё ещё не переоделась, только сняла кеды и куртку. — На выход, у нас собрание, — строгий голос ничуть не пугает и совсем не вызывает желания прогнутся под мощью этой девушки. И что с ней не так? — в который раз спрашиваешь себя, не понимая, почему она ведёт себя. Ты, конечно, тоже не без изъянов, но по крайне мере ты стараешься держаться в стороне, потому что знаешь: люди вокруг тебя умирают. Всегда. В коридоре мигает длинная люминесцентная лампа, периодически окуная всё в лёгкий полумрак. Твои шаги всё так же отдают глухими звуками. Эрза и Лисанна о чём-то говорят, периодически повышая голос и обращаясь к тебе, но ты их не слушаешь, продолжая думать о чём-то своём. Идёшь вслед за ними и понимаешь, что собрание сегодня на крыше. И до сих пор для тебя загадка, почему они всё ещё общаются с этой мерзкой тварью. Они быстро поднимаются по старой железной лестнице, пока ты спокойно плетёшься позади. Они не оглядываются, чтобы проверить, идёшь ли ты, и даже не зовут. Так зачем им было звать тебя за собой? — не понимаешь. Как и ожидалось, на крыше оказались все печально известные ей люди. Восемь человек, которых объединяла одна вещь, о которой они никогда и никому не скажут. Этой тайной они сделали больно другим, но разве их это волнует? Они просто вынуждены собираться вместе, как когда-то давно рыцари средневековья за «круглым столом», чтобы быть уверенными, что никто не узнал их секрет. И ты бы рада сейчас здесь не стоять, не слушать их противные голоса, потому что сама к этому никакого отношения не имеешь, но секрет бы точно унесла за собой в могилу. Но кто это понимает? Каждого здесь интересует только его мнение. — По какому поводу собрание? — и всё равно первой начинаешь говорить ты. Большинство этих людей тебе противны, и ты хочешь как можно быстрее совсем разобраться и снова оказаться в своей комнате. — Как будто ты не знаешь, — шипит тебе в ответ девушка, от вида которой тебе сразу хочется сброситься с крыши. Теперь у неё совсем короткие волосы, на теле много швов, а ухо всё ещё не зажило. Ты снова хочешь ударить её, избить ещё и сильнее, чем в прошлый раз, но ты сдерживаешь, когда вспоминаешь, сколь же одиноко было в тюрьме. Поэтому просто игнорируешь её и вслушиваешься в песню. В каждый звук и каждую фразу, которую ты изучила давно наизусть. Ты понимаешь смысл, пытаешься не обращать внимания ни на что другое, кроме музыки, громыхающей в наушниках. Медленно закрываешь глаза. Ведёшь отсчёт от одного до десяти. Заканчиваешь. Не помогает. — Как вы уже догадались, собрание касается Сони, — ты слышишь его голос и испытываешь травящее отвращение, потому что не понимаешь, как могла влюбиться в него. Да, ты тогда ещё не знала, какая же он мразь, но всё равно сердишься на себя. Тебе обидно, потому что ты потратила столько времени, любя этого человека, и возможно, сейчас у тебя была бы лучшая жизнь. Нет, не возможно. Не было бы её, потому что не только он виноват во всём. — У нас завелась крыса, которая заявила полиции, где закопана Соня. — А кто её закопал, не сказали? — А мы это у тебя хотели спросить. — Рот закрой, а то ещё язык себе дай бог откусишь. — Неплохая идея! Давай-ка я тебе его отрежу! — Умолкните! — прерывает твою с ней перепалку грозная дева, и ты слушаешь её, потому что тебе кажется, что твои уши вот-вот свернуться в трубочку от её противного голоса. Ты поворачиваешь голову в другую сторону, чтобы не смотреть на это жалкое зрелище и снова замечаешь знакомый силуэт на крыше дома напротив. Несколько секунд просто смотришь на него, пока глаза не просят тебя моргнуть. Слегка прикрываешь глаза, но когда снова открываешь их, на крыше уже никого нет. Мельком ты думаешь, что это очередной суицидник, но внизу ты не замечаешь никого, поэтому просто продолжаешь вслушиваться во всё те же слова, те же звуки, громыхающие в наушниках… — Советую тому, кто это сделал, сознаться сейчас же, потому что я всё равно рано или поздно докопаюсь до правды. В участке есть камеры, — снова говорит он, но ты игнорируешь его угрозу, потому что точно уверенна, что это сделала не ты. Не важно, верят ли они, но ты ни в коем случае не собираешься идти на их поводке. — Да что тут сознаваться? Все мы прекрасно знаем, что это сделала она! — она тычет в тебя своими ядовито-красными ноготками, пища неприятным голосом, от которого тебе хочется лезть на стенку, и ты сильнее сжимаешь кулаки. Из последних сил сдерживаешься, чтобы не ударить её, закрываешь глаза, и снова начинаешь отсчёт от одного до десяти. — Слушай, Лис, а может это ты сделала? Из мести, не? Ни для кого не секрет, что практически все здесь тебя ненавидят, — Грей говорит с ядом, словно пытаясь этим отравить девушку, а ты наслаждаешься тем, как её лицо в бешенстве искривляется. Она становится похожей на монстра, крепко сжимает руки в кулаки, скалит зубы и будто бы вот-вот взорвётся. Ты разворачиваешься и уходишь прочь. Тебе нечего тут делать, потому что ты невиновна, не ходила в милицию и вообще — практически забыла о Соне. Ты так же уверена, что тебе незачем было брать на себя ответственность, потому что в её смерти твой вины нет. Думаешь, что было бы куда благоразумней ещё тогда сообщить в правоохранительные органы. Тогда бы ты не вступила в их группу, не было бы нужды ехать с ними, и тогда уж точно тебя бы никто не насиловал. Всё было бы во много раз лучше, чем сейчас. — Эй, куда собралась? — зовут они тебя, но ты продолжаешь игнорировать их. Вслушиваешься в каждое слово, каждый звук и в мыслях рыдаешь, поддаваясь порыву. А внешне ты всё такая же Снежная Королева. — Прочь. К себе в комнату. Мне незачем здесь находится, потому что моей вины в этом нет. Я была месяц в одиночке, только недавно вышла. Как думаешь, я особо горю желанием снова оказаться в том прогнившем месте? Они не пытаются остановить тебя. Ты спокойно уходишь, надеваешь на уши наушники и, прежде чем снова ступить на старую лестницу, смотришь на крышу, где ещё недавно кто-то был. Не замечаешь никого и спускаешься вниз. А в коридоре всё так же мигает лампа, и твои шаги отдают глухим звуком, соприкасаясь с холодных кафелем. Открываешь дверь и заходишь в комнату. Не включая свет, медленно плетёшься к кровати возле окна. Уличные фонари освещают слабо, ты видишь только какую-то часть своего ложа. Сбрасываешь из ног кеды и мельком смотришь в окно: он снова следит за тобой, стоя под тусклым светом фонаря. Не снимаешь наушников и не переключаешь песню. Ты устала, и тебе всё надоело, теперь даже перемен не хочется. Ложишься на кровать, уткнувшись взглядом в потолок и понимаешь, что тело онемело от нежелания что-либо предпринять. Ведь ты давно сдалась, и всё, что ты можешь, это вот так просто лежать на кровати, слушая музыку, и смотреть в потолок. Отключить бы чувства. Отключить бы ощущения. Отключить бы тело. Отключиться бы. И больше не приходить в себя. Закрываешь глаза и медленно проваливаешься в сон. Надеешься, что больше не проснёшься и ощущаешь, как окончательно теряешь контроль над собой. Уснуть не получается, ты чувствуешь, что в комнате есть кто-то ещё, но не пугаешься. Ты уже привыкла. Поворачиваешь голову в сторону двери, сквозь щели вокруг неё пробивается слабый свет. Ты снова видишь силуэт, он стоит прямо возле кровати, воткнув руки в карманы чёрной толстовки и скрывая своё лицо под большим таким же чёрным капюшоном. Не пытаешься закричать, потому что знаешь, что он тебе только снится, но едва совладав собой, тянешь к нему руку. — Сколько же боли в одном человеке… — его голос глухо отдаётся у тебя в голове. Ты пытаешься иронично улыбнуться, и понимаешь, что твою руку он не примет. Твоё тело снова немеет, ты закрываешь глаза, желая ещё глубже провалиться в сон. Чувствуешь, как кто-то касается твоего лба, а что-то холодное падает на твою руку. Словно касание железа. Ты чувствуешь тепло, и окончательно прекращаешь что-либо ощущать, и радуешься, что хоть одно твоё желание сбылось. Сквозь закрытые веки ты чувствуешь, что что-то яркое светит тебе в глаза. В голове эхом отдаётся звук звенящего телефона, тебе жарко. Едва открываешь глаза и понимаешь, что укутана в одеяло, тело совсем не болит, и исчезло та навязчивая боль в груди, которая всегда тебя преследовала. В глаза больно бьёт солнце, а звук становится чётче. Всё ещё сонная, нащупываешь на кровати возле подушки телефон. Не читая, кто это, ты поднимаешь трубку и садишься на кровати, пытаясь привыкнуть к свету за окном. — Люси, звёздочка, доброе утро! Тебе следует сейчас же проснуться, если ты не хочешь опоздать в школу. Я ведь тебе обещала, что буду будить тебя каждое утро. Ты вздрагиваешь, твоё тело наливается свинцом, а на глаза наворачиваются слёзы. Этот мягкий голос, который ты не слышала уже очень давно, который не будил тебя столько лет, который ты ночью слышала во сне… — Мама… Твой голос хриплый, но не такой, как обычно. Солёные капельки дорожками сбегают по щекам и оставляют по себе влажные следы на белом покрывале. Сначала ты просто тихо всхлипываешь, твоя губа дрожит, и ты едва сдерживаешься, чтобы не заплакать во всё горло. — Люси? Люси, милая, ты что, плачешь? Что-то случилось? — заботливый голос звучит взволновано, и у тебя уже нет сомнений в том, что это именно тот самый родной голос. Тот самый, который ты так давно не слышала. И ты больше не сдерживаешься. Плачешь навзрыд, крича и не слушая паникующий голос в трубке. Пытаешься успокоиться, но ничего не выходит — слёзы всё продолжают течь по твоим щекам, пока ты не начинаешь задыхаться. Смотришь в окно, на крышу старого дома напротив. Снова видишь силуэт, моргаешь, когда глаза начинают болеть из-за слёз, но когда вновь смотришь, там уже никого нет. — Спасибо, — шепчешь сквозь слёзы, хватая покрывало, чтобы вытереть с лица солёные дорожки. И словно ветер в ответ приносит тихое «Ты это заслужила».

Ты не научишь меня, как любить, воспринимая новое? У меня не останется причин для тоски. Пусть мысль обо мне зажжёт тебя, дай мне руку, О, да-а-а! Я не хочу видеть мир сквозь слёзы, На коленях умоляю: подумай ещё раз, Спой эту песню мне, Не о чем сожалеть!