the little mermaid

Когда ты обычный и основательно затраханный жизнью студент, то чего только в твоей жизни не бывает. Денег, например, почти не бывает. Свободного времени и покоя не бывает. Нормальной еды частенько не бывает. И чудес – почти. Мин Юнги – идеальный среднестатистический студент со среднестатистическим уровнем пиздеца в жизни. Только в один прекрасный день весь баланс рушится к чертям, потому что чудеса... все-таки случаются? Этот прекрасный день начинается с привычно отвратительного утра – писк будильника разрывает тот самый приятный и сладкий сон в шесть утра, и Юнги вымученно стонет. Он хлопает одной рукой по надоедливой трезвонящей машине и позволяет себе на секундочку прикрыть глаза. На крошечную секундочку, которая растягивается часа на полтора. Второй раз Юнги просыпается рывком, словно с трамплина прыгает, нащупывает телефон, спрятанный под подушкой, чтобы глянуть нераскрывающимися с непродолжительного сна глазами на время и убедиться: спешить больше некуда – в очередной раз проспал. Юнги оставляет попытки разлепить веки и на ощупь бредет в ванную. Кран нащупывается с третьей попытки. Холодная вода немного успокаивает ноющую от недосыпа головную боль. Юнги все так же на ощупь чистит зубы, чудом не перепутав зубную пасту с кремом для бритья, и топает к унитазу, когда из-за спины доносится недовольное покашливание: – Ну ты тут как бы не один, ничего, не? Глаза Юнги моментально увеличиваются в размерах дважды, а то и трижды. Сердце делает тройной кульбит, но не удерживается и грохается куда-то рядом с желудком. Если это галлюцинация, то нифига не смешная, потому что Юнги вообще-то живет один. Один-одинешенек. Даже тараканов нет, а говорящих – тем более. – Сам ты галлюцинация, – голос с хрипотцой обиженно опровергает высказанную вслух мысль. Юнги медленно на пятках поворачивается в сторону ванной и его изрядно увеличившиеся глаза лезут на лоб. Вот так живешь себе, горя не знаешь, заходишь в ванную, а там хоп! – русалка. С хвостом и без лифчика. Бледная-бледная, словно фарфоровая. Точнее – бледный: груди у русалки не намечается, а плечи и руки вполне себе мужские. Медовые глаза смотрят чуть насмешливо, а розовые губы кривятся в улыбке. И родинка. На кончике носа. На самом кончике. Ебануться можно. – Чего уставился, – выдает неземное создание и чешет мокрое костлявое плечо. Юнги неосознанно повторяет жест и пытается отойти от шока. Русалка – точнее, русал. Охренеть. Или спать больше нужно. Но все-таки охренеть. Черный глянцевый хвост лежит на краю ванной; мокрые чешуйки слабо поблескивают в электрическом свете лампочки без плафона, и вода с плавников капает на пол. А волосы морковно-рыжие – Юнги даже в японских клипах такого вырвиглазного цвета не видел. – Ну, блин и тарарам, – тянет русал и лениво бьет хвостом по воде, поднимая фонтан из брызг. – Ты что вообще такое? – выдает Юнги, вернув дар речи процентов на 70. Рассудок – процентов на 30. – Не что, а кто, – обиженно поправляет русал. – Звать Тэхеном. Больше не скажу – вы, люди, все равно не поймете. – Окей, Тэхен. Какого черта ты делаешь в моей ванной? – интересуется Юнги, и вопрос кажется ему вполне логичным, но Тэхен перепугано шугается, разливая воду на пол. – Ой, не надо черта, пожалуйста, только не вспоминай, а то ж заявится. Чонгука ты точно не выдержишь, – Тэхен страдальчески закатывает глаза и шумно сморкается в свисающее с сушилки полотенце. Юнги чешет за ухом и внутренне соглашается: не выдержит. Он не знает и знать не хочет никакого Чонгука. Он и Тэхена знать не хотел, да вот, свалилось чудо... Кстати, откуда оно свалилось? Юнги подвисает, пытаясь найти в голове хоть какие-то ассоциации с русалками и современным миром, но на ум приходит только красноволосая Ариэль и сказки Андерсена. Поток мыслей прерывает настойчивая пульсация в мочевом пузыре, нетонко намекающая, что Юнги вообще-то к унитазу направлялся. – Мне как бы в туалет нужно, – неловко переступает с ноги на ногу Юнги, умудряясь смущаться перед кто бы мог подумать кем. – Ох уж эти человеческие нужды, – недовольно бурчит Тэхен и качает головой. – Давай, только быстренько, а то в вашей человеческой воде задохнуться можно от грязи, – с этими словами Тэхен ныряет под воду и зачем-то закрывает руками уши. Его рыжие волосы огненным пятном расплываются по воде, что так непривычно контрастирует с белой эмалью ванны. Юнги с силой щипает себя за руку. Нет, не снится. Недовольное бульканье подсказывает, что Тэхен просил поторопиться, и Юнги, все еще в состоянии тяжелого ахуя, отправляется к стульчаку. Тэхен выныривает, когда Юнги подтягивает домашние шорты. – Охренеть, – отплевывается он, – как вы вообще с этой водой живете? Вот у нас... – Тэхен с отвращением дергает рукой, от чего по поверхности воды разносятся волны. – У вас – это где? – спрашивает Юнги, опуская крышку унитаза и усаживаясь. – Откуда ты вообще взялось? – Взялся, – поправляет Тэхен, – я вообще-то мужского пола. Ты сходи, приготовь кушать, кофейку свари и возвращайся сюда – я тебе все расскажу. Ну, попытаюсь, – добавляет Тэхен, глядя на дергающийся правый глаз Юнги. – Иди-иди, мне тоже делами заняться надо, – Тэхен ловко садится в ванной, пряча хвост под воду, и тянется к бритве Юнги. – Ты же не против? Юнги только качает головой и добросердечно подает пену для бритья. Пока Юнги возится у плиты, пытаясь сварить в кои-то веки человеческий кофе, а не растворимую хрень из пакетика, из ванной доносится задорное хлюпанье, смех и тэхенова болтовня. Тэхен комментирует каждую мелочь, и Юнги делает первый немаловажный вывод: русалки – народ болтливый. – Ну, блин и тарарам, – тянет Юнги, обращаясь к сковородке со шкварчащей яичницей-глазуньей. – Не разговаривай сам с собой, – крик из ванной. Вывод второй: у русалок дофига острый слух. Совершая привычные утренние действия, Юнги каждую секунду ждет подвоха: может, перечница набросится на него с моралями, стоит ему протянуть к ней руку? может, в шкафу живут не сковородки, а домовой? может, Юнги проснется, наконец? Но вопли из ванной «быстрее, я тут утоплюсь со скуки» развевают жалкие попытки убедить себя: это не мир рехнулся. Это Юнги рехнулся. Вызывайте психиатров, господа. – А мне? – обиженно округляет глаза Тэхен, когда Юнги заходит в ванную с подносом с тарелкой и чашкой в руках. – Ты ешь обычную еду? – недоверчиво щурится Юнги. Пообщавшись с Тэхеном жалкие полчаса, Юнги сделал третий вывод: русалки – существа брезгливые и капризные. Или это только русалы такие? – Нет, блять, питаюсь водорослями и пеной для ванны, – отрезает Тэхен и добавляет: – Да, материться я тоже умею. Не спрашивай, откуда. Вы, люди, ужасный народ. Юнги мирно проглатывает пренебрежительное высказывание в сторону своей человеческой природы и топает на кухню за второй тарелкой. Яичницу Тэхен поглощает с большим удовольствием и кучей комментариев и указаний: – Ты в следующий раз перца так много не сыпь, а то у меня изжога будет, – и на недоверчивый взгляд добавляет: – Не спрашивай, как. И молись, чтоб и не узнал никогда. Юнги молча с ним соглашается. Вывод четвертый: меньше знаешь – крепче спишь. Наверное. О том, как Юнги будет спать в одной квартире с неземным существом, парень пока старается не думать. – Вернемся к нашим баранам, – решительно говорит Тэхен, протянув пустую тарелку Юнги и вытерев руки полотенцем. – Оно было для ног, – машинально поправляет Юнги и ржет со скривившегося в брезгливой гримасе Тэхена так сильно, что чуть не роняет остатки своего завтрака. – Предупреждать надо, – ворчит Тэхен и сползает по фаянсу вниз, так что вода покрывает блестящим покрывалом его руки и плечи. Хвост Тэхен устраивает на краешке ванной и блаженно жмурится, когда стряхивает капли на пол. – Это как вам, людям, в душную ночь высунуть ногу из-под одеяла, понимаешь? – поясняет он, от души потягивается и откидывает волосы назад. – Так вот, о баранах. Точнее для барана, потому что ты у нас тут, слава богу, один. – Эй, – Юнги очень хочется тяпнуть наглого русала чем-то тяжелым по голове, но Тэхен смотрит на него с таким явным «или слушай или вали», что Юнги усмиряет порыв и всем видом показывает: он само внимание. – Итак, Юнги. Тебе наверняка интересно… – Стоп-стоп-стоп, – перебивает русала Юнги, ощущая, как в живот холодной струйкой плескается паника. – Откуда ты знаешь, как меня зовут? – Ну, знаешь, – гогочет Тэхен, – пусть я и провинился, но к кому попало меня выбросить не могут. Справки наводил. Слушай давай, а то обижусь, – ворчливо добавляет Тэхен, и Юнги ничего не остается, как удобнее устроиться на закрытом стульчаке и обратиться в слух. – Как тебе известно, или скорее, неизвестно, вот это все вокруг нас… как его… – Тэхен запинается и чешет нос. Он машет руками, пытаясь объяснить: – Не воздух, не место, а блин, как его… – Пространство? – подсказывает Юнги, и Тэхен радостно кивает головой, как китайский болванчик. – Ага, оно самое. Оно, это пространство, не сплошное. Ты же знаешь про параллельные миры? – спрашивает Тэхен и после утвердительного кивка продолжает: – Это самая примитивная теория, которую способны принять ваши человеческие умы, но, тем не менее, близкая к правде. Самодовольному презрению в тэхеновом голосе может позавидовать самая заносчивая красавица мира. – Пространство очень сложная штука, на самом деле. Их много, – Тэхен раскидывает руки, обдавая Юнги брызгами холодной воды, пытаясь показать, как много пространств бывает на свете. – Их очень много, и им, знаешь ли, бывает очень тесно. И вот так случается, что пространства берутся складками и сжимаются рядышком, трутся, и процесс этот бывает такой сильный, что в них образовываются дырки. – И ты свалился в одну из этих дыр, – предполагает Юнги. – Почти. Меня выкинули, – коротко отвечает Тэхен и поджимает губы. – За что? – искренне удивляется Юнги, но Тэхен мотает головой и мрачнеет на глазах. – Неважно. Юнги оправданно негодует. – Ты оккупируешь мою ванную, жрешь мою яичницу, вытираешься моими полотенцами, а я даже не могу узнать, за что ты на меня свалился? – Если надо будет, узнаешь, – с прижимом тянет Тэхен и всем видом дает понять: на эту тему разговор окончен. Разве у Юнги есть выход, кроме как смириться? И Юнги смиряется, заглушает желание взять русала за тонкую шею и вытряхнуть все подчистую и прикидывает, что ему с этим делать дальше. – А у других так бывает? – спрашивает Юнги у Тэхена, который увлеченно начал изучать содержание всех баночек и тюбиков на нижней полочке над своей головой. – Бывает, наверное, – пожимает плечами Тэхен и морщится от резкого запаха из бутылька с йодом. – А почему я раньше об этом не слышал? Тэхен отвечает не сразу: щурит свои невозможные глазищи и хлюпает хвостом по воде. – А ты бы рассказал? – отвечает он вопросом на вопрос и улыбается с хитрецой. Юнги представляет картину: он приходит… а куда приходит, кстати? в ЖЭК? в милицию? в суд? Приходит и заявляет: здравствуйте, я Мин Юнги, и у меня в ванной живет русал. Нет, не рассказал бы. – Ты не бойся, я ненадолго, скорее всего, – говорит Тэхен, когда Юнги чистит зубы. – И я не храплю по ночам. И ем раз в сутки. – Экономный, – фыркает Юнги и яростно булькает водой, полоща рот. – Не злись, – мягко добавляет Тэхен, и в его голосе впервые проскальзывают просящие нотки. – Я тут тоже не по своей воле оказался. Юнги оборачивается на выходе – Тэхен сидит в воде и разглядывает кончик своего хвоста с такой внимательностью, с какой мы разглядываем носки своих ботинок в неловких разговорах – очень по-человечески. Его плечи опущены, а вода стекает по сгорбленной спине тонкими струйками. И – нет, Юнги и правда не сердится. Ему отчего-то становится Тэхена жаль. – Можешь не запирать, я посторожу, – кричит Тэхен, когда Юнги громыхает ключами. Привет, мама, у меня дома поселилась сторожевая русалка. Ночью не храпит, ест раз в сутки. Звать Тэхеном. Е б а н у т ь с я. Юнги умудряется безбожно опоздать даже на третью пару. Возня с преподом, нежданная контрольная и ворох универских проблем на время вытесняют нового соседа из головы, но, к сожалению, ненадолго. Юнги вспоминает о нем постоянно – на переменах, в метро, во времена без клиентов в музыкальном магазинчике, где он подрабатывал консультантом на полставки. Сидящий в его ванной Тэхен медленно въедается в картину окружающего мира, и под конец дня Юнги кажется, что это даже нормально. Просто так случается, и раз сопротивляться не представляется возможности, то нужно расслабиться и получать удовольствие. Если это вообще возможно. Тэхен встречает Юнги радостным воплем и фонтаном из брызг. – Бля, я тоже рад тебя видеть, но больше так не делай, – ворчит Юнги, стягивая мокрую кофту, пока Тэхен радостно бьет хвостом по воде и задает кучу вопросов одновременно. Юнги поначалу честно пытается отвечать: был в универе, на работе все ок, долго, потому что пробки, жрать хочу, а нечего, – а потом забивает. Но Тэхен не обижается. Они ужинают вдвоем – точнее, ужинает один Юнги, усевшись по-турецки на притащенном коврике, а Тэхен болтает без умолку, пиля ногти пилочкой, которую в один из визитов забыла у Юнги мама. – А мой брат однажды выплыл в ваше какое-то море и потом отравился нефтью, представляешь? Целое пятно из нефти, и он плюхнулся в самую середину, – Тэхен разводит руками, показывая, какое огромное пятно, и Юнги становится неожиданно стыдно. За полчаса ужина Тэхен успевает намекнуть на то, что люди – свиньи, раз пять – тонко, ненавязчиво, с чувством собственного превосходства, и у Юнги каждый раз теплеют щеки. Это, наверное, то, что чувствуют молодые немцы на экскурсиях в концлагерях – вроде сам лично ни в чем не виноват, а осадок на душе неприятный. Поэтому Юнги пытается перевести тему разговора. – Вы живете семьями? – Ага, – кивает Тэхен. – В этом вы, люди, кстати, молодцы. У вас здоровская система отношений. – Неужели ты сказал что-то хорошее, – хмыкает Юнги, собирая тарелки на поднос. – Не зазнавайся. Ты-то до сих пор одинок, – парирует Тэхен и командует: – Тарелки мой сразу. Чтоб не присохло, – и Юнги покорно топает из ванной. О том факте, что ему нравятся мальчики, Юнги решил скромно умолчать. Через несколько дней Юнги целиком и полностью свыкается с мыслью, что в его ванной теперь террариум на дому. Что Тэхен – это теперь неотъемлемая часть его жизни, весьма значительная и до ужаса болтливая. Что, может, так и всегда было, а вот все остальное ему и правда привиделось. Тэхен вписывается в его жизнь до смешного идеально: он иногда соглашается помыть посуду в ванной (правда, всегда требует перчатки, мол, аллергия у него), а по утрам орет громче любого будильника. На пары Юнги теперь не опаздывает, но и домой спешит сильнее обычного. Так, словно дома стало хорошо – а там и вправду стало хорошо, даже если в ванной живет капризный пацан с хвостом вместо ног. – У меня тоже когда-то пирсинг был, – говорит Тэхен утром в воскресенье, когда Юнги бреется перед зеркалом, и кивает на сережки в ушах Юнги. На удивленный взгляд Юнги получает целую лекцию о том, что не только люди додумались до сего чуда, и что Тэхен давно мечтает пробить себе уши, а до этого носил камешки на хвосте. – Вот тут, – Тэхен высовывает из воды раздвоенный конец хвоста и машет плавниками, – на кончиках. Видишь, они кривые немножко? Это у меня луска загнила. А некоторые норовят и на середине хвоста цацки таскать, – добавляет Тэхен, и его аж передергивает не то от страха, не то от омерзения. Тэхен продолжает болтать без умолку, когда Юнги запирается в душевой кабинке. Помнится, когда он только въехал в эту квартиру, то посчитал такую прихоть хозяев глупой роскошью, а сейчас благодарил небеса. Потому что между перспективой вытаскивать Тэхена каждый раз из ванной или научиться мыться в раковине Юнги – честное слово – не знал бы, что выбрать. Завтракать и ужинать в ванной входит в привычку. Юнги даже притаскивает себе подставку для ноута – удобно и быстро. Тэхен первые дни выпендривался насчет жареного, жирного и бутербродов, а потом перестал, уминая все приготовленное едва ли не быстрее, чем сам повар. Скоро Юнги привык к вечным капризам и придиркам Тэхена, пропуская их мимо ушей. Тэхен отличный парень, на самом деле. Они бы могли стать даже друзьями. Друзьями. С русалом. Рассуждающим о параллельных мирах и экологических проблемах человеческой вселенной. Мин Юнги, куда катится твоя жизнь. Мин Юнги периодически задавал себе этот вопрос и тут же предпочитал забить на него большой и толстый. Как бы абсурдно не звучало, но Тэхен классный – и хвост у него тоже классный, красивый даже. Юнги мечтал уговорить Тэхена провести мини-фотосессию, но тот наотрез отказывался: – Нехорошо так. Нельзя, – качал Тэхен головой, и глаза его принимали то серьезное выражение, после которого уговоры были бесполезны. Это выражение появлялось еще в двух случаях: когда Юнги приставал с расспросами о причинах падения Тэхена в мир людской или когда пытался заводить разговор об отношениях. В первом случае Тэхен сжимал губы и наотрез отказывался продолжать всякий разговор, во втором фырчал, язвил и очень неохотно выдавал крупицы информации. – Вы что, с капель грязной воды рождаетесь? Как в сказках? – спрашивает как-то вечером Юнги, копаясь в планшете. Тэхен ныл, что ему скучно, а Юнги и так в ванной почти живет, так почему бы ему не посидеть с Тэхеном? Юнги поворчал и согласился, благо, вай-фай и в ванной ловил. – Нет, с грязных капель – это черти, – в этом месте Тэхен тихонько сплевывает и стучит трижды по краю ванной. Юнги уже знал, что у Тэхена имеется знакомый черт Чонгук, которого Тэхен – это Тэхен-то, который за ответом в карман не полезет! – боится как огня. – С капель – черти, – повторяет Тэхен и чешет кончик носа. – А у нас все сложно. – Ну, девушки-то у вас есть? – допытывается Юнги, откладывая планшет в сторону. Тэхен кивает, несколько помедлив. – И они носят раковины вместо лифчиков? – Юнги уже веселится, потому что Тэхен смотрит на него как на дитя неразумное, и это не может не забавлять. – Молодой человек, вы мультиков насмотрелись, – фыркает Тэхен и переворачивается с громким хлюпаньем на живот. – Ничего они не носят, что за глупости. – Везет же вам, – говорит Юнги, впрочем, без особого энтузиазма. Тэхен поднимается на локтях и смотрит на Юнги внимательно, как и должен был смотреть в первый раз, наверное; его хвост ходит из стороны в сторону, и брызги долетают до голых рук Юнги. – А тебе зачем? – спрашивает Тэхен, когда Юнги обращает на него внимание. – Ты же гей. Юнги сидит с лицом кирпича, пока по внутренностям с грохотом пробегают два пиздеца с плакатами «КАК» и «ОТКУДА». А Тэхен гаденько скалится, и улыбка у него становится совсем квадратная. Он приподнимается, балансируя на хвосте, выкручивает оба крана до упора и вытаскивает из ванной затычку. Смена воды перед сном. – Спокойной ночи, – доносится в спину Юнги, когда он все с тем же кирпичом на лице вываливается из ванной. Он отвечает «мерзких снов» почти на автомате и удаляется под басовитый гогот Тэхена. В эту ночь Юнги не может уснуть долго. Он ворочается с боку на бок, и мысли в голове тоже ворочаются, переползают одна во вторую и смешиваются в невообразимый клубок. Просто Тэхен иногда и вправду много знает. Он отнекивается своим «слишком сложно, не поймешь», и Юнги к этому привык. Тэхен не раз выказывал свое пренебрежение к людям как к виду, самодовольно намекая на собственную совершенность, и к этому тоже можно привыкнуть, но вот к таким сюрпризам – нет. Тэхен знал, чего не должен знать. И Юнги впервые задумывается – а может, ему нужно Тэхена бояться? Но перед глазами всплывают другие картинки: Тэхен, кушающий рис руками, Тэхен, надувающий мыльные пузыри из шампуня, Тэхен, орущий и плескающийся водой в Юнги, когда тот возвращается с работы. И как такому чуду быть опасным? Совершенно невозможно. На следующее утро Юнги впервые просыпается не от будильника и не от тэхеновых воплей «ты почти проспал, примитивное млекопитающее», а от оглушительного грохота из ванной. Юнги подрывается, как укушенный, и мчится в другой конец квартиры. И, честное слово, он ожидал увидеть что угодно, – обрушенные полочки, перевернутую стиралку, рухнувший потолок, – но никак не скрючившегося на полу Тэхена. Тот лежит в позе эмбриона, подогнув хвост к груди – совсем как человек колени – и тихонечко скулит. – Да нормально все, – говорит Тэхен дрожащим голосом, когда Юнги падает возле него на колени, – я испугался просто. Юнги быстро осматривает Тэхена и понимает, что нет, не все нормально. На бледной, почти прозрачной коже наливаются мерзкие синяки. На правом локте отвратительные ссадины, и сквозь них проступает алая кровь. – Почти такая же, как у вас, – шипит Тэхен, когда замечает, как Юнги пялится на красные капли. – Говорю, ничего особенного. Тэхен еще много возмущается, но как-то несмело и шепотом – видимо, он и вправду здорово испугался. Юнги соображает быстро – кроме как поднять Тэхена и положить обратно в ванную, у него выбора нет. – Я тебя на руки возьму, хорошо? – говорит Юнги, и у него пересыхает в горле. За все дни, которые они живут вместе – Юнги уже и потерял им счет – он ни разу не прикасался к Тэхену. Ему даже и в голову не приходило – потрепать Тэхена по плечу или зарыться пятерней в вырвиглазные волосы, например. Это было что-то вроде обоюдного негласного табу, которое вот-вот придется нарушить. Тэхен кусает губу и как-то жалобно шморгает носом. – Только с хвостом осторожно, – просит он, – луску не сковырни, заживать долго будет. Юнги кивает, усмиряя колотящееся под горлом сердце. Черт возьми, ему просто чертовски страшно. Не противно, вовсе нет, а боязно причинить такому хрупкому и испуганному Тэхену боль. Он наклоняется над несчастным русалом, и Тэхен поднимает руки и несмело обнимает Юнги за шею. Он держится очень слабо и робко скользит ладошками по коже, прежде чем сцепить их в замок, и – чертчертчерт – у Юнги по спине пробегается табун ледяных мурашек. Он подхватывает Тэхена очень осторожно, как хрупкую девушку, и поднимает с пола. На секунду иголкой в висках колет тревога – Юнги особой силой не отличается, не уронит ли? – а потом убегает и испаряется, как капля воды с раскаленного железа. Тэхен легкий. Он весит, как ребенок, и небольшая тяжесть приятно ощущается в руках. Кожа у Тэхена прохладная, гладкая и очень нежная – Юнги кажется, что он своими грубыми руками наоставляет на ней синяков. Но Тэхен тихонечко сопит и не возмущается, когда Юнги перехватывает его поудобнее – только дергает немного хвостом, покрывая зеркало маленькими брызгами. Тэхен дрожит – не то от боли, не то от страха, – и Юнги опускает его в пустую ванную с такой нежностью, с которой не всякая мать укладывает свое дитя на пеленки. Он на секунду скользит ладонью по хвосту, оглаживает тайком, потому что хвост у Тэхена не склизкий, как думалось, а похож на мокрый шелк. Мокрый шелк. Мин Юнги, ты ебанулся. Тэхен бормочет что-то про верхнюю полочку и щетку, пока Юнги выкручивает краны, подбирая нужную температуру. – В следующий раз зови меня, – говорит Юнги, и Тэхен мычит что-то неразборчивое, уходя с головой под воду. Все утро он непривычно тихий и неразговорчивый, так что Юнги сваливает в универ в полном недоумении. Видеть грустного Тэхена… странно. Странно, непривычно и самому как-то невесело становится. Юнги думает об этом целый день и даже не пытается обмануть самого себя: он переживает. Какого черта Тэхен вообще полез на верхнюю полочку? Как он умудрился так навернуться? Почему отказался от безобидной перекиси, яростно мотая головой? Хотя, может оно и к лучшему, думает Юнги, вспоминая красные ссадины на бледной коже. Касаться Тэхена страшно – только теперь страшно хочется. Неправильные мысли. Не те. После работы Юнги забегает в супермаркет, решив купить Тэхену обожаемые им чипсы – для поднятия настроения. Но до рядов со вкусными вредностями Юнги так и не зашел, зависнув в отделе бытовой химии. Он долго пялится на дорогущую пену для ванной с апельсиновым запахом – для Юнги она стоит целое состояние, зато этикетка гласит что-то про без ГМО и натуральные компоненты. Юнги покачивается перед прилавком на пятках, хватает баночку и бежит к кассе раньше, чем успевает передумать, забыв напрочь приобрести что-то съестное. Но счастливый Тэхен того определенно стоит. – Офигеть можно! – орет Тэхен и выхватывает баночку из рук Юнги, даже не поздоровавшись. Он придирчиво изучает состав и выносит вердикт: Юнги красавчик. В устах Тэхена это высший комплимент. В итоге Юнги ужинает чашкой кофе, найденным в хлебнице сухариком и кусками пены, которыми Тэхен в него постоянно швыряется. Чертова пена действительно пахнет апельсинами, и Тэхен веселится, как дитя: сдувает с ладоней мыльные пузыри, раскидывает белые клубы хвостом, и в итоге апельсинами пахнет вся ванная и даже немножко коридор. Юнги довольно улыбается во весь рот, пока споласкивает чашку на кухне под аккомпанемент довольных тэхеновых визгов: тот и словом не упоминает об утреннем происшествии, расслаблен, весел и даже, кажется, счастлив. Наверное, оно того все-таки стоило. – Эй, русалочка, вас аллергией не обсыплет? – подкалывает Тэхена Юнги, когда тот в очередной раз доливает пену в воду. – Не-а. Она натуральная, – Тэхен показывает Юнги язык и с головой ныряет под пенное покрывало. Он выныривает, отфыркиваясь и отплевываясь, смеется, и пена стекает у него по шее, мокрым плечам и спине. – Хоть в чем-то угодил, – заключает Юнги, усаживаясь возле ванной, чтобы лучше видеть эту рыбу-переростка. – С тобой вообще классно было, – подтверждает Тэхен и прицельно швыряется в Юнги комочком пены, попадая по губам. Юнги отплевывается, Тэхен смеется, Юнги смеется, а потом до него доходит. – Почему было? – спрашивает Юнги, и Тэхен подозрительно сутулит плечи и отворачивается. – Эй. Тэхен, бля. – Я не бля, – ворчит Тэхен, перебирая пену между пальцами. Он вздыхает и смотрит на Юнги жалобно и виновато. – Меня, наверное, заберут назад скоро. – В смысле? – Юнги хмурится. Как – заберут? Как – назад? Как – без Тэхена? Вот это уже кажется совсем за гранью понимания. – Ну, я свое получил. Типа прощен. Можно и обратно, – бормочет Тэхен, опустив голову. Потемневшие пряди облипают его лоб и шею, и на них все еще виднеются остатки белой пены. – Вот как, – тянет Юнги неопределенно и поднимается с пола. А что он, собственно говоря, хотел? Оставить Тэхена с собой навсегда? Юнги чешет затылок и понимает: да он вообще об этом и не задумывался даже. Есть Тэхен – хорошо, нет Тэхена – это как вообще? Юнги правда не знает, как к этому относиться. Поэтому он не придумывает ничего лучшего, как пожелать Тэхену спокойной ночи. Он подумает об этом завтра – если придется вообще думать. Тэхен зовет его, когда Юнги уже выходит из ванной. – Стой, – Юнги оборачивается; Тэхен облизывает нервно губы и дергает кончиком хвоста. Юнги уже знает – Тэхен делает так, когда сильно взволнован или расстроен. – Ты… – Тэхен запинается и его щеки… краснеют? – Ты хочешь узнать, почему я к тебе свалился? Юнги медленно кивает головой. Эта мысль всегда была как нечто само собой разумеющееся, но сейчас… Юнги уже не уверен. Но он топает обратно и усаживается рядом с Тэхеном на коврик. – Ближе, – просит Тэхен шепотом и манит ладонью на себя. Ближе так ближе – Юнги подается вперед под оглушающее биение пульса в висках и вздрагивает, когда Тэхен кладет руку ему на шею. Почти как утром – но это прикосновение кажется Юнги куда более интимным. Тэхен приподнимается на хвосте и нагибается вперед; их носы почти соприкасаются, и тэхеново дыхание отдается на губах прохладой. А Юнги не дышит вообще. Он боится смотреть в тэхеновы глаза – черные, блестящие, бездонные – и поэтому фокусируется на маленькой черной точечке на кончике носа. Пытается сфокусироваться. Пытается плохо. От тэхенового серьезного взгляда по спине бегут мурашки. – Прости, – шепчет Тэхен тихо-тихо; от него очень сильно пахнет апельсинами. Между ними – гребанные миллиметры. Юнги очень хочется податься чуть вперед. Но Тэхен делает это сам. Юнги кажется, что в этот момент вокруг стирается все, и он сам проваливается в очередное параллельное пространство под названием «я целовал тэхена». В памяти остается только прохладный апельсиновый вкус тэхеновых губ. Руки Юнги сами оказываются на голых тэхеновых плечах; Юнги проводит ладонями по гладкой мокрой коже вниз, вверх и снова вниз, размазывая пушистую мягкую пену, и Тэхен выгибается вслед его руками, обнимает Юнги обеими руками и приподнимается в ванной. Часть воды выхлюпывается на пол и шорты Юнги. Он замечает мокрое пятно только тогда, когда, обалдевший и ошеломленный, стаскивает их, сидя на краю кровати. – Прости, – повторил Тэхен и с головой нырнул под слой пены. И выныривать отказался. Юнги проматывает в голове кадры и обещает себе подумать об этом завтра. Подумать не случается. А случается пустая ванная. Юнги хлопает глазами и рассеянно проводит в ней рукой, наивно надеясь, что у него глюки. Но ванная слепит арктическим холодом. Тэхена нет. Нигде нет. Юнги проверяет даже стиральную машинку и шкафы – нуавдруг – но Тэхена нет. Словно и не было никогда удивительного парня-русалки с прохладными губами в этой квартире. О произошедшем напоминает только полупустая баночка с пеной для ванны. Юнги готовит завтрак, кушает по привычке за столиком в ванной, чистит зубы и собирается в универ. В ушах стоит эхо тэхеновой болтовни – постоянно. Вот теперь ему точно кажется, что он рехнулся. Все действия совершаются на автомате. После работы Юнги таки покупает любимые тэхеновы чипсы и съедает их сам, лежа в ванной с апельсиновой пеной. В душе поселяется неприятное чувство – будто занял чье-то место. Юнги не признается себе, что надеется – что вдруг однажды утром его снова разбудят тэхеновы вопли, и снова будет болтовня, и смех, и космические счета на воду и свет. Но Тэхен не появляется. Словно его никогда и не было. Жизнь возвращается в привычную колею медленно, со скрипом, как старый трамвай выходит после долгого простоя на рельсы. И – постепенно, неохотно – Юнги привыкает. В универе наступает и заканчивается сессия, которую Юнги сдает на уровне между «полный провал» и «спасибо, что не отчислили». Он ругается с хозяйкой квартиры из-за повышения платы и в итоге находит новую подработку – в магазине компьютерной техники, где хоть и занятость больше, зато зарплата получше. Его напарника зовут Хосок, он болтлив, много шутит и тактильный маньяк просто до ужаса. Но первое, что отмечает в нем Юнги – это рыжие волосы, отросшие и блестящие, красивого глубокого оттенка. Они довольно быстро становятся друзьями. Хосок классный – он действительно разбирается в технике, а еще в пиве и корейских топ-моделях, и этих знаний ему хватает, чтобы трепаться без умолку сутками, и просто удивительно, что этот треп Юнги не раздражает. Они часто устраивают ночные посиделки – в основном у Юнги, потому что Хосок делит крошечную комнатушку еще с одним парнем, Чимином. Хосок вписывается в интерьер квартиры идеально – Юнги часто обзывает его комодом, шкафом или ковриком, потому что Хосок обожает валяться на полу, игнорируя уютные кресла и диванчик. Хосок не обижается. В нем вообще этот скилл отсутствует напрочь, кажется, и это плюс один к причинам, почему Хосок – идеальная пара для Юнги. Наверное, поэтому Юнги не сопротивляется, когда во время просмотра тупого американского боевика Хосок тянет его за шлейки майки на себя. Хосок классно целуется, и трахается он тоже классно, и Юнги даже не думает делать скидку на то, что у него, кроме правой руки, уже целую вечность не было никого. Он позволяет Хосоку шарить руками под своей домашней майкой и пинками выбрасывает из головы очень ненужные воспоминания. Просто у Хосока прохладные руки. А волосы все равно не такие рыжие, позволяет себе подумать Юнги утром, перебирая разметавшиеся по подушке прядки, и наконец-то заталкивает воспоминания о Тэхене очень далеко. Утром оказывается, что Хосок обалденно готовит. А еще – что он до черта понимающий. Хосок даже не заикается о совместном проживании и любви до гроба, а лупит Юнги по спине и орет «до скорого, ворчун», захлопывая дверь. И это делает его охренительски классным. Их отношения даже отношениями назвать сложно – так, броманс, переросший в нечто слегка большее. Они вроде как вместе неделю, вторую, третью, а потом Юнги не выдерживает. Он приглашает Хосока в дешевенький бар, заказывает темное на двоих и успевает сказать только «прости». Все остальное Хосок говорит сам. – Не парься, чувак, – хлопает Хосок его по плечу и смачно отрыгивает после большого глотка. – Ты, если честно, классный, но по тебе видно. – Видно что? – интересуется Юнги, пряча улыбку в пивном бокале. – Влюблен ты до чертиков, вот что, – гогочет Хосок и подмигивает. Из бара они выкатываются друзьями навеки. – Я такого не заслуживаю, – сообщает Юнги шкафчику в коридоре, когда на спотыкающихся ногах возвращается домой. – Я мудак, – говорит он дверному косяку. – Даже Тэхен от меня убежал. Дверной косяк молчит. Молчание – знак согласия? Юнги заваливается в ванную, не врубая света, и устраивается на полу в обнимку с унитазом. Выпитое пиво очень настойчиво просится обратно не самым приятным путем. – Дружище, не надо так, – бормочет Юнги, откидывая крышку. – Ну ты тут как бы не один, ничего, не? Недовольное покашливание из-за спины. Юнги подрывает на ноги со скоростью, совершенно для него и в трезвом виде несвойственной. Раздается щелчок светильника над зеркалом; Тэхен опускается в ванную с ужасно самодовольным видом и приветственно машет рукой. – Где ж ты так набрался-то, господи, – цокает он, глядя на пошатывающегося охуевшего Юнги. Тэхен качает головой и поднимает хвостом волну из брызг. – Так и знал, что тебя и секунду нельзя одного оставлять. – Да настоящий я, – ржет Тэхен, когда Юнги тыкает в него пальцем. – Звать Тэхеном. Если забыл. – Хрен тебе, а не забыл, – рычит Юнги; в голове – тысячи вопросов, возмущений, и немного матов, но это все потом, а сейчас – мягкие губы Тэхена и фейерверк вырвиглазного рыжего перед глазами. А еще – у Тэхена до сих пор прохладные нежные руки.