Nevermore

Декабрь 1540 г. Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы, Меж томов старинных, в строки рассужденья одного По отвергнутой науке и расслышал смутно звуки, Вдруг у двери словно стуки - стук у входа моего. "Это - гость,- пробормотал я,- там, у входа моего, Гость, - и больше ничего!" Свеча догорала, плача каплями воска. Усталые глаза находили успокоение, глядя в ее неровное зыбкое пламя. Томас Кромвель сидел, оторвавшись ото всех документов, глядя на свечу, уже несколько долгих мгновений. В правом виске медленно разгоралась боль, чтобы вспыхнуть яркими осколками, что просто грозятся разорвать голову на части. Время перевалило за полночь, но министру не хотелось спать. Столько всего еще предстояло сделать, а сейчас глубокая ночь, и, конечно, с делами придется подождать до завтра, ведь никто не разделял его привычки работать в темное время суток. Ночью двор развлекался. Кромвель шумно вздохнул, откинулся на спинку стула и закрыл лицо руками. Перед закрытыми глазами, словно бы на темной изнанке век, плясали огоньки. Боль в виске заворочалась, как злобная собака, готовая вскочить и лаять, лаять без остановки. Неожиданно министру послышался стук в окно. Он отнял руки от лица и глянул в ту сторону, откуда доносился звук. Стук повторился. «Это ветер, и больше ничего», подумал Кромвель. Откуда ни возьмись пришел липкий страх, будто бы заливший сразу всю комнату темнотой. «Это лишь погасшая свеча, и больше ничего», подумал Кромвель. В любом случае, наконец-то нужно было ложиться спать. Только выпить пилюлю, которая должна помочь от головной боли. Кромвель потянулся за мешочком, затерявшимся среди бумаг на столе, и тут стук раздался в третий раз. «Должно быть, какая-нибудь ветка стучится об стекло», подумал он. Нужно лишь посмотреть, что там, за окном, и все. Кромвель поднялся из-за стола и медленно подошел к окну. В темноте за стеклом нечто было. Нечто еще более темное, чем окружающая его темнота… Нечто живое. Кромвель резко распахнул окно, и в ночь сорвалась с карниза огромная птица. «Ворон», подумал Кромвель и сдержанно усмехнулся. Это был всего лишь ворон, один из тех, которые обильно водились в окрестностях Тауэра. Огромные и черные, как смоль, эти птицы чувствовали себя хозяевами там, где царствовала смерть. «Ворон, и больше ничего». Однако страх не отпускал первого министра Его Величества. Тауэрский ворон. 28 июля 1540 г. Томас Кромвель жадно глядел на сына, который пробился в первые ряды, почти к самому помосту. Больше никогда он его не увидит, больше никогда… Сейчас первый министр мог многое сказать, находясь на пороге смерти. Но Грегори жить… И ничего Кромвель говорить не будет, вернее, будет, но лишь то, что угодно королю. Как и всю свою жизнь, Томас Кромвель будет говорить лишь то, что может угодить тому, кто выше его по положению. Вот какую жизнь он прожил – полную лжи и угодничества. Вот какую смерть он получит - на плахе, словно предатель или убийца. Драббл написан под влиянием стихотворения Эдгара По "Ворон".