I look at you, and smile

Иногда Леонарду казалось, что вселенная знатно развлекается за его счет. В остальное время он был в этом абсолютно уверен. Когда он был ребёнком, то его сверстники сбивались в небольшие компании и демонстрировали друг другу имена своих суженых, перешёптываясь на тему, кто бы это мог быть. В это время Леонард сидел в стороне и хмуро косился на широкий кожаный браслет, который скрывал от остальных дурацкое неземное имя — Спок. Маленький Леонард однажды слышал, как тихо переговаривались между собой его родители, когда думали, что он уже спит. — Никогда не встречала такого имени у землян. Ты же понимаешь, что это значит? — Что наш мальчик достоин лучшего, чем эта почти сожравшая себя планета. Что тут такого? Как по мне, это здорово. — Ты что, не понимаешь? Многие проживают всю жизнь, так и не встретив свою родственную душу. А тут существо с другой планеты. Ты хоть представляешь, как малы шансы, что они встретятся? Эти слова на долгие годы отложились в памяти Леонарда и не давали ему показать кому-нибудь необычное имя, написанное на предплечье. Кто-то смеялся над этим, ошибочно полагая, будто Леонард задаётся и считает себя выше других; кто-то относился с пониманием, но большинство его приятелей просто привыкли к такой скрытности. А повзрослев, они и сами перестали снимать повязки и браслеты, так как поняли, что имя родственной души — очень интимная вещь, и не стоит выставлять его напоказ. Юный Леонард гадал, Спок — это мужское или женское имя? Лет в пятнадцать он окончательно понял, что его устроили бы оба варианта. Иногда Леонард пытался представить, как он — или она — выглядит. Каждый раз образ, созданный воображением, был новым, но одно оставалось неизменным: тёмные, но тёплые и понимающие глаза и мягкая улыбка. А потом погиб его отец, и Леонард, глядя на убитую горем мать, больше похожую на привидение, понял, что родственные души вовсе не обещают «долго и счастливо». Ещё через полгода повесился его лучший друг. В предсмертной записке он написал, что не хочет больше жить после того, как его родственную душу сбила машина. Они были знакомы всего неделю, однако он был уверен, что жить без неё уже не стоит. Тогда Леонард возненавидел само понятие «родственные души» и мысленно проклял того, кто веселится, глядя, как люди, уверенные, что иначе стать счастливым невозможно, носятся по миру и ищут своего суженого. Он вспомнил слова мамы о том, что вряд ли когда-нибудь встретит этого Спока, и впервые в жизни обрадовался этой возможности. С тех пор он не снимал кожаный браслет, даже когда оставался один. Через несколько лет он встретил Мириам, которая считала родственные души бредом и успешно игнорировала лаконичное «Люк», что красовалось на её предплечье. Им было хорошо друг с другом. У них были и страсть, и понимание, и нежность — всё то, чем обычно описывают отношения с предназначенными. А ещё у них была малышка Джо, которую оба любили больше жизни. Леонард был уверен, что наконец-то переиграл судьбу. Через восемь лет Мириам забрала Джо и все их сбережения и ушла к юристу Люку Крофарду. Последним, что он от неё услышал, было «Леонард, милый, мне не было плохо с тобой, но когда ты встречаешь свою родственную душу, ты понимаешь, как смешно и нелепо было всё, что происходило с тобой раньше. Я уверена, что однажды ты тоже это почувствуешь и поймёшь меня». Леонард окончательно возненавидел весь мир, начиная от этого таинственного Люка и заканчивая мирозданием в целом. И когда в больнице, где он наконец-то дослужился до главного хирурга, появились агитаторы, предлагающие докторам стать кадетами Академии звёздного флота, Леонард, почти не раздумывая, оставил свою подпись под контрактом. Началась другая жизнь, и Леонард, поминутно оглядываясь на следящую за ним судьбу (которая, как он был уверен, только и ждала своего часа, чтобы снова воткнуть ему нож в спину), мог сказать, что он вполне... счастлив. Учёба была интересной и понятной, впереди были отличные перспективы, страх перед космосом и полётами почти удалось преодолеть. А главное — у него появилась персональная заноза в заднице, которая придумала ему идиотское прозвище «Боунс» и считала его своим лучшим другом. Леонард ворчал для порядка, но присутствию рядом Джима был рад. Казалось, ничто не предвещало беды. Но в очередном семестре появился новый предмет — ксенобиология. Преподаватель был наполовину вулканцем, и его звали Спок. На мгновение Леонард забыл, как дышать. К нему вернулись все детские и подростковые мечты, в которых он находит-таки свою родственную душу и живёт с ней душа в душу. Неужели это правда? Неужели — именно сейчас? Остаток лекции Леонард провел, не вникая в суть занятия, лишь вглядываясь в черты преподавателя, вслушиваясь в его голос. Он пытался почувствовать то, о чём говорили и Мириам, и его друзья, но не было ничего, абсолютно. Никакой любви с первого взгляда или ощущения дома. Ничего. После занятия Леонард всё-таки решил остаться. — Профессор Спок, можно вопрос? — Слушаю вас, кадет... — Кадет Маккой, Леонард Маккой, — он замер на мгновение, надеясь, что Спок хоть как-то отреагирует на его имя, но ничего не произошло. — Я хотел спросить, существуют ли у вулканцев родственные души? — Вы имеете в виду имена, которые при рождении появляются на предплечье у землян и указывают на идеально подходящего ему партнёра? — Что-то в этом роде. — Нет, вулканцы выбирают себе пару, опираясь на логику. У нас не существует этого так и не объясненного научно явления, как родственные души. Ещё вопросы? — Нет, спасибо, что ответили. Спок кивнул, забрал со стола свой падд и уже направился к выходу, когда Леонард всё-таки не выдержал: — Но ведь у вас тоже браслет на руке! Разве вы не прячете чьё-то имя? — Вы забываетесь, кадет Маккой. Тем не менее я отвечу: моя мать с Земли, и я вулканец лишь наполовину. До встречи на следующей лекции. Спок ушёл, а Леонард ещё долго сидел в пустой аудитории и думал о том, что произошло. Он знал, что вулканцы — до чёртиков логичные и упрямые бараны. Мог ли Спок просто сделать вид, что имя Леонарда ни о чем ему не говорит? Или же это просто очередная насмешка судьбы? Несколько последующих месяцев Леонард следил за Споком и не видел в нём совершенно ничего, что могло бы его заставить влюбиться в этого остроухого. В конце концов, Леонард решил, что, скорее всего, Спок — это достаточно распространённое вулканское имя. А учитывая, что сказал ему этот Спок про родственные души у вулканцев... Что же, глупо было бы надеяться, что найдется ещё один Спок-полукровка. Так что Леонард в очередной раз запретил себе думать о возможном счастье. Лучше подумать об экзаменах или о том, во что в очередной раз вляпался Джим. Кстати, о Джиме. Тот был до тошноты жизнерадостен, менял партнёров, как перчатки, и подшучивал над вечно хмурым и одиноким Леонардом: — Что, Боунс, ждёшь свою судьбу? Гулять надо, а не ждать, когда дождёшься, уже не погуляешь! — после этой мудрости он уносился на очередное свидание. Сказать по правде, Леонард не представлял себе остепенившегося Джима. Тот никогда не говорил, что написано на его предплечье, а Леонард не считал нужным расспрашивать об этом. Жизнь вернулась в привычную колею. А потом всё покатилось под откос. Дурацкое слушание об идиотском поступке Джима, сам Джим, вцепившийся в его руку и сдавленно шепчущий «Это он, слышишь? Это он, это Спок!» Джим быстро расшнуровал браслет и показал Леонарду своё обнажённое предплечье, на котором изящным ровным почерком было написано короткое и такое родное «Спок». По глазам Джима Леонард увидел, что это оно, то самое, о чём говорили все вокруг. Да и реакция Спока не оставляла сомнений, чьё имя было спрятано под его браслетом. Кажется, Леонард тогда засмеялся. А потом объявили о сигнале бедствия с Вулкана и стало уже не до смеха. Время полетело с бешеной скоростью: вцепившийся в его руку Джим с «Прошу тебя, Боунс, сделай что-нибудь, я должен быть с ним», неправильное — чёртов Кирк со своей аллергией на все подряд! — действие сыворотки, пробежка по бесконечным коридорам прекрасного в своем совершенстве корабля, догадка Джима о ловушке и её мгновенное подтверждение, высадка на вражескую платформу и чудесное спасение. Леонард снова начал дышать, только когда Спок отправил Джима на Дельта-Вегу. — Ты что наделал, гоблин остроухий? — Доктор, прошу вас. Там он будет в безопасности. И было в этих обычно холодно-равнодушных глазах что-то такое, что Леонард ему поверил. Лишь на краю сознания мелькнула дурацкая мысль: «Хорошо, что не он моя родственная душа. С такими друзьями...» Но Джим вернулся, и, наверное, никто не знал, чего ему стоило произнести те жестокие слова, глядя в глаза предназначенного судьбой. Леонард видел, как Джим сжал ладони в кулаки, когда говорил всё это. Видел, с какой болью он провожал уходящего с мостика Спока. Леонард случайно увидел их потом, перед отправлением на корабль Нерона: Джим держал Спока за руку, переплетя их пальцы, и отчаянно шептал: — Я не имел это в виду, клянусь, Спок. Мне нужно было, чтобы ты отдал мне капитанское кресло, я не могу сейчас объяснить, просто поверь мне. Я не имел в виду то, что сказал. На удивление Спок не отнял руки, лишь легко покачал головой. — Я знаю, Джим. И в этот самый момент Леонард всё-таки поверил в родственные души, потому что эти двое определённо были созданы друг для друга. Может, судьба знает, что творит? А потом было тягучее ожидание и героическое возвращение. Джим-таки получил в свое пользование "Энтерпрайз" — кто бы мог подумать, всё-таки добился своего! — и ни на шаг не отходил от Спока. В какой-то момент Леонард почувствовал себя лишним на этом празднике жизни, так что он отправился на заброшенный космодром, прилегающий к учебному корпусу. Сколько раз он приходил сюда, чтобы побыть наедине со своими мыслями, и ни разу никого здесь не встречал. Тем удивительнее было ему увидеть одинокую фигуру, стоящую неподалёку от его обычного места. Он подумал было уйти, но тут незнакомец обернулся, и Леонард замер. Он никогда не испытывал ничего похожего раньше: ему казалось, будто они знакомы целую вечность, хотя даже не сказали друг другу ни единого слова. Леонард подошёл ближе и на мгновение забыл, как дышать. У незнакомца были острые вулканские уши, тронутые сединой волосы и испещренное благородными морщинами лицо. Но главное — это понимающий взгляд тёплых глаз и мягкая улыбка. Повинуясь каким-то инстинктам, Леонард, не глядя, расшнуровал браслет, который не снимал уже много лет, и протянул руку. — Леонард Маккой. Казалось, будто блеск всех звёзд вселенной отразился в глазах незнакомца (незнакомца ли), когда тот увидел имя на предплечье Леонарда. Вулканец закатал рукав, обнажив надпись — Леонард, — и пожал протянутую руку. — Спок. Я очень долго шёл к тебе, Леонард. Можно сказать, что я прибыл из другой вселенной, чтобы найти тебя. Леонард держал в своей руке горячую ладонь своего Спока, чувствовал все его мысли и чувства и знал, что сам он так же открыт для Спока. Он наконец-то почувствовал себя целым, настоящим и действительно счастливым. Леонард не знал, куда жизнь занесёт его дальше (а учитывая, что его капитаном стал Джим, не стоило и пытаться угадать), не знал, что ждёт их обоих. Но сейчас, в этот самый момент, ощущая ладонь Спока в своей руке и глядя в его глаза, Леонард думал о том, что любит судьбу и что, может быть, она всё-таки справедлива.