«Сам треугольный»

Владимир Набоков Сам треугольный, двукрылый, безногий, но с округленным, прелестным лицом, ижицей быстрой в безумной тревоге комнату всю облетая кругом, страшный малютка, небесный калека, гость, по ошибке влетевший ко мне, дико метался, боясь человека, а человек прижимался к стене, все еще в свадебном галстуке белом, выставив руку, лицо отклоня, с ужасом тем же, но оцепенелым: только бы он не коснулся меня, только бы вылетел, только нашел бы это окно и опять, в неземной лаборатории, в синюю колбу сел бы, сложась, ангелочек ночной. 1932

      Вернувшись к лампе и поудобнее уместившись на стуле, я кинула рядом с книгой пачку чипсов. Провела ребром ладони по сгибу страниц, так и норовящих перелистнуться, открыла шуршащую пачку, запустила внутрь руку, не глядя. Снова перечитала знакомые строчки, попробовала губами на ощупь. Стихи нужно слушать… Пролистнула страницу, тайком облизнув палец, пахнущий огуречными чипсами – не пропадать же добру, и произнесла сама для себя вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. «Сам треугольный, двукрылый, безногий, но с…»       Пачка чипсов зашуршала и цапнула меня за палец. Я вскочила, прижав к груди пострадавшую руку, на которой явственно виднелась капелька крови, и уставилась с немым ужасом на синий оживший пластик. Стул за моей спиной медленно, словно размышляя, завалился на бок с грохотом. Соседи снизу будут счастливы.       - Хватит жрать мою еду, - донесся сердитый голос из пакета. К краю пачки деловито прошуршал карлик, и сел, свесив с прогнувшегося под его весом края ноги. Треугольный…       Я онемела. Книга, самодовольно скалясь строчками, подтвердила. «Но с округленным, прелестным лицом». Еще пару секунд изучая нечто, взирающее на меня, я наконец отмерла. А ноги? Как же ноги? – именно ноги почему-то казались мне самой странной деталью картинки, которая все никак не желала складываться в удобоваримое целое. – Тут же - безногий…       - Я, когда летаю, их поджимаю, дура, - сердито ответил мне карлик. - Вот так.       И, поджав ноги, бззынькнул зубом, видимо, изобразив, как именно летает. Чуть не потерял равновесие, подскочил, цепко схватился миниатюрными пальчиками за рифленую склейку пакета, которая прогнулась под его весом не больше, чем под мальчишкой прогибается летом жестяная крыша гаража. Это меня заинтересовало, и я, потеряв всякую осторожность, нагнулась к пакету, желая поближе разглядеть не то треугольное, не то конусовидное тельце, покрытое чем-то вроде прозрачной чешуи.       - А ну пшла! Пшла! - карлик неуютно завозился, повернулся, тренькнув прозрачными крылышками, едва не смяв их об пакет, подпрыгнув на месте, почесал их за спиной, сверля меня взглядом маленьких бусинок-глазок. Щелкнул острыми зубами, оставившими тогда на моем пальце порез, как от бутылочного стекла, который моментально зазудел при воспоминании. Я сунула палец в рот, слизывая выступившую кровь. В голове мелькнула идиотская мысль: а может, я не сошла с ума, и это правда сейчас в моей комнате неизвестно откуда в пачке чипсов взялось неведомое создание, вымышленное Набоковым?       - Ты откуда в пачке? – задала я первый пришедший на ум вопрос. Оглянувшись , досадливо двинула ногой стул, перебудивший при падении, должно быть, всех соседей вокруг. Карлик с ответом не сильно заспешил, подозрительно оценивая меня, но затянувшееся молчание все же нарушил.       - Надо же мне что-то жрать. – мрачно пожал плечами. – Вы меня постоянно то прибить, то запаковать пробуете. Сначала вообще нарезать пытались, да повезло, что я не жирный, как ты. Точно бы тогда под лезвие попал. А так угодил в пачку. Крыло почти спаяло… - карлик озабоченно завел руку за спину, проверяя тонкие прозрачные крылья. – Ну эти ваши фабрики, нажрешься, так потом не вылезешь. Хуже всего было, когда в винном погребе закрыли. – карлик икнул, ностальгически мигнув заалевшим носом. – Там я чуть не спился. Хоть бы закусь оставили, гады. - подпрыгнул и снова издал жужжащий звук.       - А… полетаешь? – робко спросила я, прикидывая, какие законы физики именно должны нарушаться в момент полета. Карлик казался мне нереальным. Происходящее вообще стукнуло меня по макушке, оставив меня пузыриться любознательностью к моей, по-видимому, галлюцинации. – Пару кругов?       - Еще не хватало, дура, - откликнулся мгновенно карлик. – Сама себе полетаешь. Ты же всю мою еду сожрала, а я тебе добро делать, значит, должен. – поболтав ногами, он оперся ладошкой о снова хрустнувший пакет, ногтями другой смачно почесав макушку. – Поморщившись, вытянул ногтями пару крошек из рыжей шевелюры, . – И ты дура, и твой Набоков. Придумали же. Как вспоминаю, отвращение берет. Пьянь…       - А как же… «боясь человека»?       - А как же… - передразнил небесный малютка, увлеченно почесывая голову. – Ты бы видела это, не было бы вопросов. Пьянь в свадебном костюме, а рубашка залита винищем. Об этом он тебе не писал, а? Пьянь. – карлик прожужжал снова что-то нечленораздельное. Отвернулся спиной ко мне, завозился, выбирая придирчиво чипсину побольше, несколько отбраковал и беспардонно скинул на стол. Выбранную стал обгрызать быстро маленькими зубками по краю, держа обеими ручонками. Деловито застрекотал крыльями. Я же, воспользовавшись удобным случаем, протянула украдкой руку и осторожно потрогала стрекозиное крыло галлюцинации…       - А ну убери руки! – заголосил карлик, отбросив чипсину, перекатываясь на бок и отползая в ужасе в убежище. Убери, дура, я же видел, как ты их по локоть себе в рот сувала! Еще чего – в человечьих слюнях купаться!       Пакет зашуршал, корежась, заглушая проклятия и демонстрируя наглядно борьбу странного существа с гравитацией. Я прыснула, зажав обеими руками рот, только сейчас начиная осознавать всю идиотичность ситуации. Пакет замер. Я осторожно заглянула внутрь. И не зря осторожно: пакет выплюнул маленькое разгневанное существо, суматошно мечущееся – Дура! – и треугольное существо прыскнуло – и правда, ижицей, в сторону окна. Подпрыгнуло еще на прощание и вылетело.       - Сам треугольный… - прошептала я онемевшими губами. Со стола ветер сдул пару бумажных исписанных листов и пустую пачку чипсов.