[0.2] Инквизитор

-Котик, котенька, коток, Котик — серенький хвосток. Приди котик ночевать, Нашу деточку качать... Седой старик с, пожелтевшими от времени, очками, с неотмывшимися каплями крови на грязно-сером фартуке, пел колыбельную и аккуратно сшивал мертвенно-бледную кожу. Он шил по живому, совершенно не обращая внимания на то, что довольно молодой парень шипит и вздрагивает, что есть сил закусив кусок некогда белоснежного льняного полотенца. Руки парня были привязаны тугими, пропитанными жиром и потом, ремнями. Они сильно впивались в кожу юноши, оставляя красные полосы. Старик просто делал свою работу. Он делал это всегда, и будет делать до конца времён. Он пел колыбельную и продолжал зашивать, потому что он делал это всегда. Светловолосый парень метался на дубовом столе, бешено вращая, распахнутыми до предела, глазами. Так было со всеми, но далеко не все выживали. Закончив процедуру, старик взял со столика, стоящего рядом, пиалу с тёплым отваром и выдернув кляп свободной рукой влил содержимое её в рот подопытного,. Парень жмурился, давился жидкостью, стараясь поскорей проглотить её и вдохнуть ненавистный воздух. Прелый воздух круглой комнаты в западном крыле башни здания военного госпиталя Св. Доминика. Закончив вливание отвара в юношу, старик снова запел и, потирая озябшие руки, отошёл к потрескавшемуся окну. -Скоро ты уснёшь, а потом я продолжу начатое... Нельзя допустить, чтобы ещё один Образец скончался от болевого шока. — старик прокашлялся. Пока парень кричал что-то невнятное и стонал, отказываясь поддаваться действию наркотика, старик разложил на марлевой ткани с десяток блестящих инструментов, о назначении которых, оставалось только догадываться. Юноша погрузился в мягкую негу сна. Старик улыбнулся и, засучив слегка приспустившиеся, измазанные уже подсохшей кровью, рукава, взял лезвие, чем-то напоминавшее скальпель. Быстрыми, отработанными движениями начертил на судорожно вздымающейся груди пару линий, для удобства проникновения под рёбра, перешивания лёгких, извлечения лишних рёбер и куска артерии. В покрытом налётом алюминиевом тазу, грудой были навалены какие-то органы и "пластины" мышечных тканей. Всё это предстояло заменить. Тяжело вздохнув, старик поменял инструмент и аккуратно ампутировал правое лёгкое. Бережно положив тёплый орган в банку с формалином, взял из тазика донорское лёгкое и, уже туповатой иглой, стал вшивать на место старого. По мере того, как сходился шов, лёгкое стало пульсировать, подавая признаки работоспособности. Старик одобрительно кивнул и приступил ко второму. Швы зарастали почти мгновенно благодаря, уже выработанной способности к регенерации. На очереди стояло второе сердце, которое следовало подшить к уже имеющемуся, но разместить его в правой части грудной клетки. Потом подвести к нему артерию и скрепить оба органа мышцами. Процедура не из лёгких, но старик делал это уже несколько сотен раз... И сегодня сможет. Когда старик вшил и заменил всё, что хотел, он снова вдел нить в иглу и начал пришивать отогнутый кусок кожи на своё исконное место. На юном теле уже красовалось не меньше 20 швов. От некоторых остались только еле заметные бледные полосы, из некоторых старик ещё не извлек хирургическую нить. Этот шов был последним. Хирург вытер со лба испарину и вытер руки о фартук. Осталось перебинтовать, снова накачать наркотиком и начать горячо молиться за то, что бы парень смог пережить эту ночь... Даже спустя триста лет Глава Инквизиции помнил те дни, как будто это было вчера... Он до сих пор иногда приходил к старику в башне военного госпиталя Св. Доминика. До сих пор помнил его добрые, слепые глаза и трупы мотыльков, тщетно бившихся в грязные жёлтые стёкла комнаты...