Шрамы

На его теле было множество шрамов. Грудная клетка, спина, руки и даже ноги были испещрены тонкими белесыми полосками или грубыми, по всей видимости, заживающими медленно и болезненно, рубцами. Они могли бы выглядеть отвратительно, отталкивающе и немного пугающе, если задумываться о прошлом этого человека и о причинах, по которым все эти отметины ему достались. Но это было не так. Во всяком случае, для него это было не так. Как и много раз прежде, Ло провел подушечками пальцев по особенно уродливому шраму, берущему свое начало на предплечье и едва не достигающем ключицы. Мужчина под ним, как и много раз прежде, замер, затих, боясь пошевелиться и сделать лишний вздох. Он не стыдился своего прошлого, не сожалел о нем и не стремился кому-то что-то доказать – в этом не было смысла или необходимости, прошлое на то и прошлое, чтобы просто быть – но каждый раз он с каким-то щемящим сердце опасением ждал неизбежного. Кто придумал эту байку, что шрамы украшают мужчину? Наверное, те, у кого на теле не было ни единой даже самой крохотной белесой черточки, те, кто привык зарабатывать деньги на чужих несчастиях и пачками строчить громкие, привлекающие внимание, но не более того, слоганы. Что могут эти люди знать о шрамах? Да и нужно ли им что-то о них знать? Росинант вздохнул бы сейчас и закатил глаза, вот только… Вот только подушечки чужих пальцев перешли на другую не менее болезненную когда-то отметину. Голубые глаза настороженно следили за лицом напротив, подмечая малейшие изменения в его чертах, но не находя их – его подопечный даже будучи ребенком прекрасно умел скрывать свои чувства, что уж говорить об этом теперь, когда он вырос. Он еще ни разу не высказывал вслух, что думает о многочисленных шрамах, покрывающих тело блондина. Когда-то давно, в самый первый раз, еще будучи совсем ребенком, он провел ладошкой по грудной клетке Росинанта, нахмурил тонкие брови и порывисто обхватил его торс обеими руками, прижимаясь щекой к теплому животу. Спустя несколько лет реакция Трафальгара немного изменилась. Одним из вечеров он ошарашил своего опекуна тем, что проведя рукой по одному из застарелых рубцов, прижался к нему губами. Еще парой лет спустя дело не ограничилось и этим касанием. Вот только за все эти годы, он ни разу не высказал вслух, что же думает обо всех этих шрамах. Не то, чтобы это было настолько важно. Хотя, пожалуй, давно отвыкшему обращать внимание на сквернословие и мнение толпы мужчине мнение конкретно этого брюнета было действительно важно. Однако сам он, страшась вполне определенного результата, никогда не спросил бы, что тот обо всем этом думает. Вот только… – Мне жаль, – тихо, едва слышно прошептал Ло, не поднимая взгляд на лицо Росинанта. Губы того дрогнули, он с трудом сглотнул вставший в горле комок. Кажется, это был именно тот ответ, которого он так страшился все эти годы. Блондин открыл рот, не понимая еще, что именно хочет сказать или что должен сделать, но Трафальгар, не дав ему собраться с мыслями, продолжил, запрокинув голову и всматриваясь в черты родного лица. – Жаль, что меня тогда не было рядом с тобой. Голубые глаза, когда прочитал в серых – распахнувших душу – бесконечную, щемящую нежность и боль вовсе не из-за вынужденности терпеть это уродство, а от сожаления, что не был рядом, что не смог защитить его, взрослого теперь мужчину, или разделить с ним страдания и горечь, расширились. Дыхание перехватило, руки, обнимающие чужие плечи, дрогнули. Росинант вглядывался в родное лицо еще несколько мгновений, всем своим существом впитывая эмоции, которые рискнул обнажить перед ним Ло, а затем губы его расплылись в ласковой улыбке и он крепче обнял подавшегося навстречу брюнета. – Не стоит, главное, что ты со мной сейчас.