Бесишь

      Со всех сторон её окутала темнота. Чёрная, непроглядная. Любой другой бы уже давно убежал, ближе к свету, ближе к спасителю, но только не она. Маленькая девчушка с длинными рыжими волосами стояла средь этой темноты, гордо и высокомерно вскинув голову, глядя прямиком в глаза своему противнику. Огромный, он стоял в паре жалких метров от неё, тяжело дыша, капая на сырой асфальт своей слюной, сверкая яростными красными глазами, в которых читались ненависть и голод.       То был всадник апокалипсиса.       Его длинные когтистые лапы передвигались по земле с невероятной скоростью, но девчушка с особой храбростью приняла этот бой, этот порыв к началу. Не слушая команд главного в группе, не слушая своих друзей, товарищей, тех, кого она должна была защищать. Движимая лишь жаждой мести, жаждой пролитой крови, в надежде защитить простых смертных, тех, кто далёк от демонов или вампиров, далёк от страшного мира, где правит лишь сила. Она сжимала своё оружие в тонких пальцах, нападала с яростью, присущей лишь настоящим воинам. Но то была слепая ярость; враг подобрался слишком быстро.       А после — кровь. Красная, тёплая, она стекала по лицу. Но кровь далеко не её. Кровь её товарища, который подставился под защиту. Так его учили. Так учили и её, но она, покрывший пеленой страшной злобы, совершенно наплевала на свой отряд, за что те поплатились жизнью. И теперь, заливаясь испуганным воплем, она сидела на земле, смотрела, как последние жизненные силы покидали её товарища по команде. Как он велел ей отступать.       «Бе... Беги! Мицуба, беги!»       — Мицуба!       — Нет! — разразился крик на всю комнату. Рыжеволосая девушка отчаянно отмахивала руками, попадая кому-то по рукам, возможно, даже по лицу. Она всячески пыталась защититься от чего-то невидимого ей, пока не поняла, что виденье — лишь страшный сон из прошлого, и сейчас, в реальности, кто-то просто пытался её добудиться.       Она открыла свои заплаканные зелёные глаза, тут же натыкаясь взглядом на старую знакомую. Та сидела рядом с ней, на диване, обеспокоенно глядя на неё. Как же Мицуба не любила, когда к ней проявляют жалость. Когда кто-то смотрит на неё, вот так, словно она малое дитя. Словно она сама ничего не сможет: справиться ни с заданием, ни со своими эмоциями.       Фыркнув, девушка выпрямилась, отворачиваясь от светловолосой и начиная вытирать сырые щёки. Воздействие сна ещё не прошло: Сангу казалось, что она всё ещё окутана тьмой. Что в затылок ей дышит то огромное чудище, а в нос ударяет едкий запах крови, отчего в горлу поступает тошнота. Она стискивает зубы, пытаясь унять дрожь в теле, а потом резко поворачивает голову, со злобой и неприязнью глядя на ту, кто сидит рядом. Со спокойным лицом, лёгкой улыбкой, так, словно они закадычные подруги. «Как бы ни так».       — Что ты здесь забыла, Шиноа? — немного хрипловатым голосом поинтересовалась Мицуба.       — Я проходила мимо, дверь в твою комнату была открыта, — довольно легко ответила кареглазая. — Я заметила, что ты задремала на диване за книгой. Хотела укрыть тебя, но, кажется, тебе вновь приснился кошмар.       — Кто тебе вообще разрешил заходить в мою комнату? Я запретила тебе сюда соваться! — внезапно вспылила Сангу, возмущённо глядя в глаза собеседницы. Однако та не обратила на это внимание. Улыбка спала с лица, а глаза вновь стали выражать некое беспокойство. Шиноа положила руку на плечо своей знакомой, отчего та покосилась в её сторону.       — Тебе опять снился тот сон? — спросила Хиираги, заглядывая в её глаза, стараясь уловить покрасневший от слёз взгляд. — Про тот случай несколько лет назад?       — Тебе какое дело! Бесишь меня со своей добротой, вечно лезешь не в своё дело!       Мицуба резко поднялась с дивана, сбрасывая с себя чужую руку. Она даже не одарила гостью взглядом: просто прошла к окну, раздвигая полупрозрачную тюль. Там, за стеклом, стояла тьма. Вечерняя луна освещала собой улицу при школьном дворе. Кто-то ещё бродил по широким дорожкам, но почти все ученики академии были по своим комнатам: тут и там виднелся свет от включённых ламп.       Приглушённый весёлый смех, тишина, стоявшая в комнате. Всё это давило на хрупкие плечи маленькой девушки, которая, поджав губы, сквозь мутный взгляд смотрела в окно. На яркую луну, на птиц, пролетающих под облаками. На кроны деревьев, на разрушенные вдали дома. На отстроенные, новенькие, в которых продолжают жить люди. Тоска, скорбь, всё вновь навалилось на неё. И как было просто просыпаться от этих кошмаров в одиночестве, когда никто не видит, когда можно спокойно забыть об этом. Но не тогда, когда тебе, после пробуждения, вновь напоминают о его содержании.       Плечи дрогнули, тонкие пальцы с силой сжали ткань тюли. Мицуба до боли кусала губы, пытаясь удержать всё в себе, чтобы не показать свои эмоции при той, рядом с которой она должна быть сильнее. Которой она должна доказать, что сильнее. Но когда чужие тёплые руки обнимают со спины, прижимая в своей груди, согревая своим теплом. Когда тихий шепот над ухом пытается успокоить, а прикосновения к волосам вызывает дрожь, Сангу не может более сдерживаться, поэтому заливается громким плачем, разворачиваясь и утыкаясь в грудь своей, по сути, ненавистной знакомой.       — Мицуба, тише, не плачь, — ласково говорила Шиное, гладя ту по голове. — Ты не виновата, никто не виноват в случившемся.       — Лучше бы я погибла! — надрываясь, отвечала девушка. — Он не должен был погибнуть, в тот день никто не должен был погибнуть! Это была моя глупость, и только я одна должна была за неё поплатиться!       — Ты ведь не знала, что так произойдёт, — Хиираги заставила её от себя отпрянуть, заглядывая в заплаканные глаза. Она провела ладонью по щекам маленькой девчушки, утирая ей слёзы, а потом мягко улыбнулась. — Каждый из нас совершает ошибки. А в этом мире, где люди уже давно не авторитетны, где каждый день погибают десятки. Мы не можем всех спасти. И то, что ты не погибла в тот день, не значит, что ты виновата. Никто не виноват. Его долг, как солдата, как твоего товарища, был защитой. И он защитил тебя, он выполнил то, для чего пошёл туда.       — Но я же... если бы я не… — пыталась настоять на своём Мицуба, но Шиное ей не дала закончить.       — Ты сильная, Мицуба. Ты хороший и стойкий воин, один из лучших. Ты можешь командовать отрядами, и, возможно, именно те события сделали тебя такой. Ты не должна винить себя.       Хиираги замолчала и, воспользовавшись коротким замешательством знакомой, наклонилась к её лицу, слегка касаясь её губ своими. Чуть прикусывая нижнюю, оттягивая её, а потом проводя по ним языком, так, что Сангу невольно вздрогнула всем телом. Шиное отпрянула, заглядывая в раскрасневшееся лицо Мицубы, растянулась в весёлой улыбке. Её низкая знакомая не знала, куда себя девать: ей казалось, что ноги её не слушаются, и что она вот-вот рухнет на пол. Она всячески старалась не смотреть в глаза старшей, но, лишь мельком глянув на неё, увидела решимость и тепло, которое заставило загореться огоньку в её груди.       — Мы отомстим всем вампирам за наших товарищей. За всех погибших и иссушенных людей, которыми они питались, — сказала Шиное. — Ты ведь сражаешься не ради мести, Мицуба. Далеко не ради мести.       — Ты слишком хорошо меня знаешь, — пробубнила Сангу, внезапно утыкаясь в грудь некогда ненавистной знакомой. Она потёрлась об неё носом, пытаясь унять своё смущение, а потом, отвернувшись в сторону, тихо добавила: — И это бесит.